Камилла Лэкберг - Вкус пепла
— Заходи, пожалуйста! — наконец сказал Никлас.
— Думаешь, ничего, если я зайду? — спросила Эрика. — То есть я хотела сказать, будет ли от этого…
Она умолкла, не зная, что добавить, и наконец закончила:
— Какая-то польза?
— Ей дали сильные успокоительные, и она не очень… — не закончив начатую фразу, Никлас добавил: — Но она несколько раз упоминала, что должна была позвонить тебе, поэтому будет хорошо, если ты ее успокоишь.
Если Шарлотта после случившегося еще беспокоилась о том, что не позвонила Эрике, это доказывало, насколько у нее все перепуталось в голове. Но когда Эрика следом за Никласом вошла в гостиную, у нее невольно вырвался приглушенный испуганный возглас. Если Никлас походил на ходячего мертвеца, то Шарлотта напоминала покойницу, уже пролежавшую некоторое время в земле. В ней не осталось и следа от прежней энергичной, сердечной и исполненной жизни женщины. На диване лежала ее мертвая оболочка. Темные волосы, прежде кудрявые, повисли потными сосульками. Полнота, за которую ее всегда укоряла мать и которая в глазах Эрики так ей шла, делая похожей на одну из пышущих здоровьем девушек с картин Цорна,[8] сейчас, когда Эрика увидела ее съежившейся под одеялом на диване, казалась болезненной одутловатостью.
Шарлотта не спала, но ее мертвенный, невидящий взгляд был устремлен куда-то в пространство, и ее все время трясла мелкая дрожь. Эрика, как была в верхнем платье, бросилась к дивану и опустилась на колени. Майю она положила и оставила на полу. Малютка словно бы почувствовала настроение, царившее в комнате, и лежала, не в пример своему обычному поведению, тихо и спокойно.
— О, Шарлотта, какое горе! — Эрика со слезами обняла голову подруги, но та смотрела пустыми глазами, в которых не отразилось никакого чувства.
— Она все время такая? — спросила Эрика, обернувшись к Никласу.
Тот в нерешительности остановился на середине комнаты. Наконец он кивнул и провел рукой по глазам:
— Это таблетки. Но когда мы перестаем их давать, она непрерывно кричит. Словно раненый зверь. Я не могу это выносить.
Эрика снова повернулась к Шарлотте и погладила ее по волосам. Та, казалось, не мылась уже несколько дней, от ее тела исходил легкий запах пота и страха. Губы зашевелились, словно она хотела что-то сказать, но в ее слабом бормотании Эрике не сразу удалось разобрать слова. После первых неудачных попыток Шарлотта охрипшим голосом еле слышно выговорила:
— Не могла прийти. Надо было позвонить.
— Пустяки! Не думай об этом!
— Нет больше Сары, — сказала Шарлотта и впервые за все это время по-настоящему посмотрела на Эрику. Этот взгляд словно обжег ее — столько в нем выразилось горя.
— Да, Шарлотта. Сары больше нет. Но остались Альбин и Никлас. Вам надо поддерживать друг друга.
Эрика слышала себя и понимала, что произносит банальности, но, может быть, хотя бы обрывки стереотипных фраз дойдут до сознания Шарлотты. Однако та только скривила рот и глухим голосом горько повторила: «Поддерживать друг друга». Эта улыбка скорее была похожа на гримасу, и Эрике показалось, что Шарлотта неспроста повторяла ее слова с таким горестным выражением. Но возможно, ей это только почудилось. Действие сильных успокаивающих средств иногда сопровождается неожиданными эффектами.
Какой-то звук за спиной заставил Эрику обернуться. В дверях она увидела Лилиан, смотревшую с таким видом, словно ее душила злость. Бросив на зятя испепеляющий взгляд, она сказала:
— Разве мы не говорили с тобой о том, что Шарлотта не может принимать гостей?
От этих слов Эрика почувствовала себя страшно неловко, но на Никласа тон тещи, казалось, не произвел никакого впечатления. Не дождавшись ответа, Лилиан обратилась непосредственно к Эрике, все еще стоявшей на коленях возле дивана:
— Шарлотта слишком слаба, так что всякие посетители сейчас для нее только лишнее беспокойство. Казалось бы, люди и сами должны это понимать!
Лилиан сделала такое движение, словно сейчас подойдет и отгонит Эрику от дочери, как назойливую муху, но тут впервые за все время взгляд Шарлотты немного оживился. Приподнявшись с подушки, она прямо посмотрела в глаза матери и сказала:
— Я хочу, чтобы Эрика осталась.
Полученный отпор еще больше разозлил Лилиан, однако она, сделав над собой заметное усилие, проглотила слова, готовые сорваться у нее с языка, и сердито удалилась на кухню. Поднявшаяся суматоха пробудила пребывавшую в необычно миролюбивом настроении Майю, и она раскричалась во все горло. Шарлотта с трудом приподнялась и села на диване. Никлас тоже стряхнул оцепенение и быстро шагнул к ней, чтобы помочь, но она резко отмахнулась от его руки и оперлась на Эрику.
— Ты уверена, что в силах сидеть? Может быть, тебе лучше полежать и отдохнуть? — тревожно спросила Эрика, но Шарлотта мотнула головой.
Ее речь была немного невнятной, но, сосредоточившись, она проговорила:
— Належалась, хватит. — Затем глаза ее наполнились слезами, и она шепотом спросила: — Мне не приснилось?
— Нет, не приснилось, — ответила Эрика.
Она села рядом с Шарлоттой на диван, взяла на колени Майю, а другой рукой обняла подругу за плечи. Футболка на Шарлотте была влажная, и Эрика подумала, не предложить ли Никласу, чтобы он помог жене принять душ и переодеться.
— Дать тебе еще таблетку? — спросил Никлас, не смея поднять глаза на супругу после того, как она оттолкнула его руку.
— Хватит таблеток, — сказала Шарлотта и снова резко помотала головой. — Надо, чтобы мозги прояснились.
— Хочешь принять душ? — предложила Эрика. — Никлас или твоя мама с радостью помогут тебе.
— Не могла бы ты мне помочь? — спросила Шарлотта окрепшим голосом.
Секунду поколебавшись, Эрика кивнула:
— Разумеется, могу! — Держа одной рукой Майю, она помогла подруге встать с дивана и повела ее к двери. — Где у вас ванная?
Никлас молча указал на дверь в другом конце прихожей.
Путь до ванной казался бесконечным. Когда они поравнялись с кухней, их увидела Лилиан, но не успела она открыть рот, чтобы выпалить очередную реплику, как к ним подоспел Никлас и остановил ее взглядом. До Эрики донеслась из кухни то стихавшая, то вновь разгоравшаяся приглушенная перепалка, но ей было не до того, и она не обращала внимания. Главное, что Шарлотте стало получше, а Эрика безоговорочно верила в благотворное влияние душа и чистой одежды.
~~~
Стрёмстад, 1923 год
Она не впервые тайком уходила из дома. Это же так просто! Достаточно отворить окно, вылезти на крышу и спуститься на землю по раскидистому дереву, которое росло возле самого дома. Труднее всего было карабкаться по веткам. По зрелому размышлению она решила отказаться в этом случае от платья, которое могло затруднить лазание, и стала надевать для этого узкие облегающие рейтузы.
Ее словно подхватила могучая волна, которой она не могла и не желала противостоять. Ей было и страшно, и приятно испытывать к кому-то такое неодолимое влечение. Прежние быстротечные влюбленности, которые она тогда принимала всерьез, по сравнению с этим стали казаться детской забавой. Сейчас она переживала чувства взрослой женщины, хотя ранее даже не подозревала, какими они могут быть сильными. Часами она предавалась размышлениям на эту тему, и у нее хватило прозорливости понять, что огонь, пылавший в ее груди, был главным образом вызван желанием получить запретный плод. Впрочем, неважно почему, но чувство было тут как тут, а она не привыкла отказывать себе хоть в чем-то и не собиралась делать это сейчас. В сущности, у нее даже не сложилось определенного плана. Имелось только сознание, чего она хочет, причем хочет немедленно. Задумываться о последствиях ей никогда не случалось, до сих пор все затруднения разрешались в ее пользу, отчего же ей нужно было думать, что сейчас все может кончиться иначе?
Ей даже не приходило в голову, что она может ему не понравиться. Прежде она не встречала ни одного мужчину, который остался бы к ней равнодушным. Мужчины были для нее как яблоки: достаточно протянуть руку и сорвать, однако она признавала, что с этим человеком риск окажется больше, чем с остальными. Даже женатые кавалеры, с которыми она целовалась за спиной у папеньки, иногда позволяя им и большие вольности, представляли меньшую опасность, чем тот, к которому она сейчас собиралась на свидание. Те принадлежали к одному с нею классу. Если бы о ее встречах с ними просочились какие-то слухи, то сначала это, конечно, вызвало бы скандал, но затем его бы скоро замяли ради общего спокойствия. Но чтобы простой рабочий! Каменотес! Это было немыслимо, невозможно!
Однако поклонники из своего круга ей надоели — бесхребетные, бледные, с вялым рукопожатием и визгливыми голосами! Ни один из них не был мужчиной в настоящем смысле слова. А тот, которого она повстречала сегодня… Ее бросало в дрожь при одном воспоминании о прикосновении его мозолистой руки.
