Наталья Солнцева - Монета желаний
К сожалению, с тем же успехом. Папка была самой обычной, из тонкого белого картона, с завязками. Никаких потайных карманчиков, двойного дна – ничего подобного. Сзади, правда, простым карандашом нацарапаны несколько цифр, видно, что впопыхах. Что это за цифры и кто их написал, тем более зачем, узнать не представлялось возможным. Кто угодно мог это сделать, необязательно Вика. И означать они могли что угодно. Номером счета они быть не могли – слишком коротко. Номером телефона – тоже сомнительно.
Цифры могли не иметь к делу никакого отношения, и, скорее всего, так оно и было. Но Клавдия привыкла к аккуратности – она переписала их в свой блокнот на всякий случай. Чтобы были под рукой. Вдруг она зайдет на телефонную станцию, спросит – может ли это быть номером телефона? Или еще чем-нибудь…
Она вздохнула, встала на стул и засунула папку с бумагами и векселем подальше, накрыв ее сверху книгами по бухучету, журналами, старыми вещами, которые носить уже было нельзя, а выбросить жалко.
Весь вечер Клавдия продолжала думать о том, как ей жить дальше. Ничего не придумала. У метро она оборвала несколько объявлений, положив их в карман плаща. Делать все равно нечего. Она достала кусочки бумаги с номерами телефонов и принялась методично звонить. Из пяти номеров ответили только по одному. На вопрос Клавдии, какую работу предлагают, сообщили, что она может стать распространителем печатной продукции. То есть продавать газеты. Клава узнала, куда надо приходить, и сказала, что подумает до завтра. Хотя думать было не о чем. Она просто завтра встанет и пойдет по названному адресу.
Ей не спалось. За окном уныло шумел дождь, капли стучали по подоконнику. Клава встала и закрыла форточку. Стало тише. Она долго читала, погрузившись в события чужой, незнакомой ей жизни, где красивые женщины и отважные мужчины любили и ненавидели, путешествовали, расставались, переживали потери, обретали долгожданное счастье. Почему она, Клавдия, не заслуживает ничего подобного? Она выключила свет и принялась размышлять. Постепенно ее сморил сон. Громкий стук в дверь заставил ее испуганно вскочить. Она села, настороженно прислушиваясь. Может, показалось?
Стук повторился, еще более настойчивый. Клава задохнулась от ужаса. Первой мыслью было позвонить в милицию. Допустим… Но что она скажет? Что ей в дверь стучат? Это просто смешно! Нужно хотя бы узнать, кто это.
Она встала, чтобы зажечь свет. Света не было. Черт! Пришлось идти на кухню за свечкой. Клавдия еле нашла свечу, зажгла ее дрожащей рукой. На цыпочках подошла к двери.
– Кто там?
– Откройте!
За дверями, похоже, стояли мужчина и женщина. По крайней мере, судя по голосам, это было так.
– Кто вы? – спросила Клава.
– Я врач, – ответил женский голос. – Кто-то из вашего подъезда вызвал «Скорую помощь».
– Я не вызывала! Вы что, не знаете адреса, по которому приехали?
– Конечно, знаем. Но здесь темно. Света нет. Мы не можем найти нужную квартиру.
– У вас что, нет фонарика?
– Нет. И спичек тоже. Вы не могли бы дать нам коробок спичек?
Клавдия прислонилась к стене. От страха у нее подгибались коленки. А что, если ее обманывают, специально, чтобы она открыла, и тогда… ее убьют, как Вику? Но Вику никто не убивал, она сама выпила отравленного вина. Клавдия колебалась.
– Какая квартира вам нужна?
– Сто сорок вторая.
– Ладно.
Клавдия знала, что в этой квартире живет одинокая женщина, очень больная. К ней действительно часто приезжала «Скорая». Пожалуй, нужно открыть. Вдруг человеку плохо и из-за Клавы еще кто-то умрет? Ее и так мучила совесть из-за Вики, она же бросила подругу там, в квартире, одну. Правда, она была мертвая… Но кто знает?
Клава открыла, протянула женщине в белом халате коробок со спичками. Господи, это действительно врач! Вот до чего доводит страх. Так можно собственной тени испугаться.
Она заперлась на все замки, потушила свечу и улеглась в постель. Заснуть больше не удалось. Клава ворочалась с боку на бок, считала от одного до ста и наоборот, представляла себе спокойную воду, по которой она куда-то плывет, – ничего не помогало. Ей становилось то жарко, то холодно, и она еле дождалась утра.
Утром ее встретили все тот же дождь за окном, все то же низкое серое небо.
Ботинки успели высохнуть, и она начала собираться. С сегодняшнего дня она станет продавать прессу. Никто не подумает, что бумаги и вексель находятся у какого-то продавца газет!
Клавдия включила горячую воду и встала под душ. В ванной висело большое зеркало, которое ей оставила мама. В нем можно было рассмотреть всю себя. Клавдия ненавидела это зеркало, глядя на свою полубесформенную фигуру, на складки жира, далеко не плоский живот, полные бедра. Лучше не смотреть на это! Она поспешно вытерлась, оделась, сделала «хвост», взяла зонтик и с окончательно испорченным настроением отправилась к метро.
Дождь падал косыми струями, и город выглядел размытым за его пеленой. Деревья уже обнажились, под ногами было полно мокрой листвы. Пахло мокрым асфальтом, сыростью и еще чем-то неуловимо осенним. Безнадежностью, что ли, тщетностью стремлений…
Итак, она стала продавцом газет. По названному адресу ее приняли, выслушали, объяснили, в чем состоят ее обязанности и сколько она сможет заработать. Посоветовали воспользоваться опытом многих распространителей, то есть продавать газеты в электричках и поездах метрополитена, чтобы дело шло быстрее. Если она продаст все, что взяла, – прекрасно. Если нет, остаток нужно принести и сдать обратно.
Оказалось, что деньги можно будет получать сразу же, в конце рабочего дня. Или в конце месяца. Как ей больше подходит.
Ждать целый месяц Клавдия не могла, поэтому первый вариант был как нельзя кстати. Она решила, что приступит к работе с завтрашнего утра.
Ходить по электричкам и метро было очень утомительно. Сумка с газетами оттягивала плечо и уже через пару часов становилась такой тяжелой, словно ее наполнили булыжниками. Ноги постоянно промокали, и Клавдия ходила с насморком, охрипшая, сильно кашляла. Через неделю она пришла к выводу, что лучше будет зарабатывать меньше, но она найдет себе место где-нибудь в подземном переходе, чтобы было не так мокро и холодно.
Свежие газеты разбирали неплохо, хотя Клавдия не умела громко зазывать покупателей, как другие. Честно говоря, ей было неловко, что она, интеллигентная женщина, с высшим образованием, хороший специалист, вынуждена стоять в подземке и продавать газеты. Слава богу, что у нее очень мало знакомых, а то пришлось бы постоянно сгорать от стыда.
Она выбрала район подальше от дома и от бывшей работы. С одной стороны, все складывалось не так уж и плохо, если учесть обстоятельства. Зарабатывала Клава немного, но на еду хватало, и, откладывая ежедневно небольшую сумму, она надеялась, что в итоге сможет купить себе новые ботинки.
Целый день мимо нее проходили тысячи людей: женщины, мужчины, дети, старики, москвичи и приезжие, русские, кавказцы, азиаты, негры, иностранцы – бесконечная череда лиц, тел, глаз, голосов. Она убедилась, что таких, как она, не так уж мало. Но достаточно много и вполне обеспеченных людей, прилично одетых, уверенных в себе, веселых. Изредка по непонятной причине в подземку спускались так называемые «новые русские», в шикарных длинных пальто нараспашку и в развевающихся шарфах, благоухающие французскими одеколонами. Они на ходу разговаривали по телефонам, перебрасываясь между собой одним им понятными фразами, курили дорогие сигареты и никогда не брали у Клавдии сдачу. Они принимали ее за нищую, считая ниже своего достоинства посмотреть в ее сторону еще раз.
Рядом с Клавдией облюбовали себе местечко попрошайки, которых она невольно сторонилась и потом мучилась угрызениями совести. Почему-то этот сорт людей был ей неприятен. Она не могла пересилить себя, испытывая к ним непреодолимое отвращение и брезгливое презрение. Это было самое дно жизни, которое наводило на нее ужас. Она боялась самой себе признаться в том, что боится подобной участи, тем самым как бы предполагая возможность для себя такого будущего.
Клавдия очень уставала. Она вставала утром, пила чай и ехала за газетами. Потом целый день проводила на ногах, голодная, в удушливом пространстве подземки, среди бесконечного потока людей, звона мелочи, крика попрошаек, ругани и разборок других продавцов, в шуме и гаме, мелькании рук, мятых рублей. В переходе продавали все, что угодно, – сигареты, цветы, пирожки, очки, носки, косметику, зонтики, сумки, сушеные грибы и много чего еще. Бомжи собирали бутылки, устраивая между собой драки; под ногами путались маленькие чумазые цыганята, дергали за одежду, заглядывали в глаза и назойливо скулили.
Возвращаясь домой по ночному городу, Клавдия уже не имела сил даже обходить лужи, поэтому каждый день ноги были мокрые, кашель все усиливался, а настроение падало. Дома она ужинала тем, что успевала купить по дороге, и замертво сваливалась в постель. Как ни странно, сон длился только часов до трех, а потом она просыпалась и больше уснуть не могла.
