Евгения Горская - Карма несказанных слов
На дачу он приезжал всегда по пятницам поздно вечером. Поздно, чтобы пропустить всех стремившихся за город горожан и добираться по относительно пустой дороге. Однажды он увидел Ирину, бредущую с маленьким букетиком полевых цветов вдоль обочины. На ней был яркий сарафан, желтый с крупными подсолнухами, потом он долго любил, когда она его надевала. Он тогда не остановился, проехал мимо, только подумал, уж не его ли она поджидает на пустой дороге. Мысль была настолько абсурдной, что он даже улыбался собственной глупости, пока ехал до участка.
В следующую пятницу он вновь увидел на обочине Иру в том же желтом сарафане и с букетиком полевых цветов. Он опять не остановился и подумал, что она вполне может поджидать его, только теперь эта мысль почему-то уже не казалась ему запредельно абсурдной. И улыбнулся он, когда подумал, что в следующий раз ей стоит как-то привлечь его внимание, захромать, что ли.
Прошла неделя, и он увидел заметно хромающую Иру, все так же бредущую вдоль дороги с полевыми цветами, и это его по-настоящему развеселило. Он остановил машину, подал ее назад и, перегнувшись через сиденье, открыл ей дверь. Он ни о чем не спросил ее тогда, не спросил даже, что с ногой, и она ничего не сказала ему, только поблагодарила, когда доехали. Время от времени он поглядывал на соседский участок, хромает ли Ирина или перестала за ненадобностью. Она хромала.
А еще через неделю он Ирину не увидел, хотя внимательно искал глазами желтый сарафан. Он почувствовал ощутимое разочарование, впрочем, очень недолгое.
Он увидел ее следующим утром на тропинке, ведущей на дальний пруд. Дальним они называли огромный водоем по другую сторону железной дороги. Он всегда ходил купаться по утрам, рано, пока соседи спали и других желающих поплавать почти не было.
Он догнал Ирину, неторопливо идущую в желтом сарафане, уже зная, что она будет его женой.
Дмитрий Михайлович усмехнулся, вспомнив, что за все время их брака ни разу не видел, чтобы Ира собирала полевые цветы.
Сестра ничего не сказала ему по поводу неожиданной женитьбы, и никто словом не обмолвился, только соседка Елизавета смотрела неодобрительно, а Ольга, Ленина мать, спросила:
– Ты хорошо подумал?
Он ничего не ответил, только щелкнул ее по носу. Он хорошо подумал.
Он не получил настоящей семьи, какая была у его родителей, когда сомневаться в верности и надежности собственного супруга просто не приходит в голову. Он не получил такой семьи и даже не знал, хочет ли он этого.
А вот знать, что происходит с Ириной, он хотел.
Едва Лена успела переодеться в старый халат, который она уже давно собиралась выбросить, и забежать к Люсе, чтобы рассказать последние новости, как принесли очередные образцы, и, разрываясь между срочными и очень срочными делами, она неожиданно вспомнила, что вчера Курганов успокаивал ее, совсем как Нонна, и от этого ей сразу стало спокойно, и показалось, что вся история с приборами абсолютная ерунда, а еще ей показалось, что ее проблемы ему совсем не безразличны и она тоже ему не безразлична.
– Тебе помочь? – заглянула в дверь Наталья.
– Помогите, Наталья Борисовна, – обрадовалась Лена и показала на стопку образцов. – Вот эти обмерьте, пожалуйста.
– Ты бы говорила, если что сделать надо, – упрекнула ее Наталья, – думаешь, мне нравится без работы сидеть?
Упрек был справедлив, и Лене стало стыдно.
– Извините. Буду говорить.
– Я же не Татьяна, в самом деле… – продолжала обижаться сотрудница.
Татьяна Генриховна, внешне приветливая и интеллигентная, обладала поразительной способностью сеять в коллективе неприязнь и какие-то мелкие смуты. Когда Лену назначили заведующей и она впервые стала распределять работу в собственной лаборатории, Татьяна требовала постоянных объяснений, утверждала, что все делается неправильно, что она, Татьяна Генриховна, в этом безобразии, придуманном некомпетентной начальницей, участия принимать не будет, поскольку технологическая обработка ведется неправильно, и ей до смерти жалко загубленных образцов. Лене было противно, да и некогда никого уговаривать, и она старалась справляться с делами.
Наталья все делала споро и аккуратно.
– Про сокращение ничего не слышала? – Работать молча Наталья не умела.
– Не-ет. Господи, неужели опять? – ахнула Лена.
В институте периодически проходили сокращения. И хотя на Лениной памяти сокращали в основном только «мертвые души», то есть людей, фактически давно работающих в других местах и только державших в институте трудовые книжки, да еще уж совсем ненужных сотрудников, так и не обучившихся работать на современном оборудовании. Каждая такая кампания обрастала паническими слухами и создавала тягостную ауру ненадежности. И хотя Лена прекрасно понимала, что ей никакое увольнение не грозит, эта аура всеобщего страха давила на нее так же, как и на всех остальных.
– Ты сегодня Люсю видела, она ничего не говорила?
– Нет. Да она и не знает ничего, – с сомнением произнесла Лена.
– Как же! Не знает она!
– Леночка, появился ваш поклонник. – В комнату вплыла Татьяна Генриховна. Когда-то Лену поражало удивительное несоответствие между внешним спокойным достоинством седовласой красавицы Татьяны и той недоброжелательностью к окружающим, которую она даже не пыталась скрыть. Люся называла ее «ваша злыдня» и была недалека от истины.
– Какой именно? – уточнила Лена. Все знали, что никакого поклонника у нее нет.
– Вчерашний, – усмехнулась Татьяна и замолчала, потому что дверь лаборатории со строгими надписями «Посторонним вход запрещен» и «Без специальной одежды не входить», а также кодовым замком открылась, и появился Сергей Александрович Курганов. Сегодня он был одет в джинсы и светлую ветровку и показался Лене совсем «своим», а не строгим и официальным, как раньше.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – недружно ответили женщины.
Татьяна подвинула стул и села, хотя никаких дел в лаборатории у нее не было. Тут произошло странное: господин Курганов спокойно и молча посмотрел на женщин, Наталья и Татьяна почему-то поднялись и вышли, аккуратно закрыв дверь.
– Что-нибудь надо переделать, Сергей Александрович? – спросила Лена.
– Нет. Не знаю. Я хотел бы вас проводить, если вы не возражаете. – Он понимал, что торопит события и может отпугнуть ее этим, но притворяться перед ней ему казалось неправильным.
– Проводить? Куда? Домой? – опешила Лена.
– Если вы собираетесь домой – значит, домой, – объяснил он.
Ее никто никогда не провожал с работы домой, и она не знала, что полагается говорить в таких случаях.
– Я не возражаю, – серьезно ответила Лена.
– В метро? – спросил Сергей, когда они вышли на улицу. Он украдкой смотрел на нее сбоку и вновь удивлялся, что не разглядел сразу, какая она красивая.
– На электричку.
– Вы за городом живете? – Почему-то его удивило, что ей приходится ездить из Подмосковья.
– Нет. Живу я в Москве, я против потока езжу. Это очень удобно, – объяснила она.
Добираться до института так было удобнее. Когда электрички с полосатыми мордами выплескивали на платформы тысячи измученных духотой и давкой людей, Лена входила в полупустой вагон и садилась у окошка, как когда-то в детстве. Да и ехать было недолго, всего двадцать минут.
– «Омстрон» – частная фирма? – спросила она.
Лену всегда удивляло, что люди решаются организовать собственное дело в такой специфической области, как приборостроение. Все-таки это не чайную открыть. Разработка технологий, хоть высоких, хоть не очень высоких, всегда являлась прерогативой государства.
– Мы ее организовали с двумя моими… компаньонами, – объяснил Курганов. – Фирме уже десять лет. Сначала хватались за все подряд, а сейчас свое направление определилось. Раскрутились потихоньку. У нас сотрудников больше сорока.
– А компаньоны тоже директора?
– Тоже, – серьезно ответил он, – один компаньон занимается финансами, на другом – связи.
Он видел, что это ей, как ни странно, действительно интересно. Но смотрела она на него почему-то с удивлением, как на инопланетянина.
– А что такое связи? Умение давать откаты?
– Нет, – резко сказал он, – связи – это связи, умение находить заказчиков. Умение находить соисполнителей. Знать, где, что, кому и когда может понадобиться. Это далеко не просто, я бы не сумел. Личные контакты тоже имеют значение, и я не вижу в это ничего плохого.
Ему не нравилось, когда кто-то сомневался в компетентности его компаньонов. Фирма была не только его работой, она стала частью его жизни, причем частью немалой. Собственно, кроме фирмы, ничего интересного в его жизни не было совсем.
Вечер стоял изумительный. Пахло весной, распускающейся листвой и свежестью. Они шли по тихой почти пустой улице: только шагах в двадцати от них какой-то паренек в черной ветровке сосредоточенно разглядывал что-то в собственном телефоне.
