Илья Райх - Порок
Зашел Вадим Мурычев, затем коллега Юрий. Перед последним Евгений извинился. Он признал свою неправоту в конфликте с молодым человеком по имени Арсений. Юрий слыл безобидным парнем, сразу все простил, да и Евгений в его глазах вырос до настоящего героя. Когда к нему вошла Мария, Евгений уже сидел один и любовался пейзажем за окном – там, суетливо и громко обсуждая насущные проблемы, гуляли студенты. Мария, сменившая прическу, была одета в ярко-красную полупрозрачную блузку из шелка и в короткую черную юбку.
Она поздоровалась, подошла к столу и положила перед ним лист бумаги.
– Что это?
– Это заявление об увольнении.
– Как? – удивился Евгений.
– Я уезжаю в Москву.
– Постой, не все так сразу, погоди, ты можешь сказать, в чем причина твоего увольнения?
– Вы сами все прекрасно знаете, – фыркнула она и устремила взгляд на улицу через окно.
– Но погоди, личные отношения это одно, не надо их путать со служебными, – попытался он убедить ее.
– Я все понимаю! Но я приняла решение, у меня в Москве есть работа, поэтому поеду туда.
– Постой, давай решим этот вопрос по-другому, я хочу сказать, что сам собираюсь уволиться, – Евгений взглянул на нее. Мария не шелохнулась и продолжала смотреть пустым взглядом в окно.
Евгений встал, подошел к окну и опустил жалюзи.
– Давай поговорим!
– О чем? – она старалась отвечать холодно.
– Мария, Маша, погоди, не торопи события, – Евгений немного нервничал.
Этой хрупкой девочке он многое обещал, и самое главное – она спасла ему жизнь, а он теперь не знал, что ей сказать, чтобы не обидеть и окончательно не превратиться в неблагодарную сволочь.
– Я сам ухожу, а ты сможешь спокойно работать.
Далеко не эти слова она желала услышать:
– Вы не поняли, Евгений Андреевич, меня уже ждут в другом городе.
– Хорошо, но я не буду подписывать твое заявление.
– Вы не имеете права.
– Согласен, я не имею права, так как еще нахожусь в отпуске, – он посмотрел на нее. – Иди к Мурычеву, он пока исполняет обязанности начальника отдела, – теперь и Евгений выразился весьма холодно и с напускной безразличной физиономией протянул ей заявление.
По ее лицу пробежала слеза, она схватила заявление и быстрым шагом пошла прочь к выходу. У Евгения защемило сердце, его притворность вмиг улетучилась. Он вылетел вслед, догнал ее, резко обернул и обнял. Она зарыдала как ребенок, судорожно подергиваясь у него на груди. Так они простояли минут пять, им никто не мешал, было безлюдно. Ему удалось завести всхлипывающую и залитую слезами Марию обратно в кабинет, подать ей воды. Бледный цвет осунувшегося от каждодневных слез лица выдавал в ней безудержное страдание. До Евгения только сейчас дошло, насколько сильно он ранил ее, да и сам он не понаслышке знал о страданиях и тяготах безответной любви. Насколько их ситуации схожи – любить тех, кто предпочитает других.
Ему предстояло доходчиво объяснить, что он не желает причинять ей боль, но и одновременно завуалировано и тактично донести, что он не испытывает к ней особых чувств. Но как это сделать Евгений представлял смутно, ведь женские слезы – непреодолимая преграда для любого откровенного разговора. Он посадил ее рядом с собой, на соседний стул и, собравшись с мыслями, заговорил:
– Нам следует все обговорить и как-нибудь договориться, наверное.
Она промолчала и только после укоризненного взгляда Евгения она слегка кивнула.
– У меня к тебе два вопроса. Первый служебный. Если ты и вправду хочешь уехать, то только не бросай криминалистическую психологию.
– Уж сама разберусь, – пробурчала Мария.
– Помнишь, ты мне рассказывала, что насильник, скорее всего, анального архетипа и что среди них немало мужчин с гомосексуальными наклонностями?
Мария кивнула.
– Так вот, убийца Игорь Баумистров действительно оказался анальным архетипом, ведь, как ты и предполагала, он действительно был гомосексуалистом. У тебя талант.
Мария промолчала.
– Но, если перейти ко второму вопросу, то тут все сложней, – он с опаской взглянул на Марию. – Я хочу сказать… В последние месяцы я жил с несколькими женщинами, одна из них Жанна и еще одна особа…
– Ту, которую застрелили в собственном доме…
– Да, так точно, ее звали Гузель Фаритовна. Так вот, одна из них, Жанна, заказавшая свою тетю и обрекшая себя на муки, легла под меня, надеясь в будущем на мою благосклонность, если дело вдруг приняло бы другой оборот. Другая особа, Гузель Фаритовна, легла под меня по наставлению своего шефа, – Евгений специально употреблял прямолинейные эпитеты, чтобы вызвать в Марии отвращение к себе. – И что самое удивительное, к ним обеим я не испытываю ненависти, да и они уже не нуждаются в моем прощении. Но есть еще одна особа, ее зовут Татьяна, она жива и здравствует, и ее поступки не таили в себе такой опасности для меня, как поступки первых двух женщин. Но больше всего я ненавижу именно ее, эту чертову Татьяну.
– Может, из-за того, что она жива, – тихо произнесла Мария.
– Может… но в первую очередь из-за того, что любил ее, а она причинила мне много боли, – Евгений вздохнул. – Поэтому хочу сказать тебе, что рано или поздно я причиню тебе боль, Мария. И ты будешь ненавидеть меня всем сердцем.
Евгений отвернулся, он смотрел в окно.
– Нельзя ли было просто сказать, что ты меня не любишь? – вскрикнула Мария, но на этот раз ее лицо излучало решительность, даже близко не было намека, что вот-вот выступят слезы.
В дверь кабинета постучались. За дверью стоял Вадим Мурычев, завидев напряженные лица, он поспешил ретироваться, но был остановлен Евгением. У Марии перекосилось лицо.
Вадим протянул конверт с заказным письмом.
– Что это? – удивился Евгений.
– Пришло сегодня утром по почте, велено передать лично тебе в руки.
Евгений вскрыл конверт, адрес отправителя отсутствовал.
Там лежал паспорт. Евгений развернул его на главной странице и прочитал вслух:
– Станиславский Марк Ефимович.
Евгений озабоченно посмотрел на Вадима и повертел в руках паспорт, края которого были обожжены.
– Значит, Баумистров нашел его первым? – спросил Мурычев.
Евгений кивнул.
Мария встала, здесь ей не было места. Она только спросила, когда Вадим будет в своем кабинете, потом ушла.
Евгений даже не посмотрел ей вслед. Именно так он желал с ней расстаться, чтобы раз и навсегда поставить точку в отношениях.
Глава двадцатая
Евгению официально вручили новые погоны подполковника, ради такого случая он прервал отпуск и приехал на работу. Но тут же написал заявление на увольнение. С отпуска на службу возвращаться он уже не собирался. Айрат Калимуллин, которого все же утвердили в должности начальника управления, пожелал ему удачи в новых начинаниях, хотя в каких именно – Евгений пока и сам представлял с трудом, и заверил коллегу, что такому опытному следователю всегда найдется место на службе.
Позвонила мать. Она ждала его дома, сегодня они должны были направиться в Казань, чтобы навестить семью старшего брата Евгения. Инициатором поездки выступил Евгений. Успокоив мать, что скоро будет, он продолжил перебирать вещи в служебном кабинете. Зазвонил телефон. Звонили с незнакомого номера. Евгений не ответил, отвлекаться на звонки не было времени. Мать настояла, чтобы они отправились в дорогу до обеда, чтобы добраться до наступления сумерек.
Позвонили снова. На третий раз он недовольным голосом ответил:
– Кот надо?
– Здравствуйте, Евгений Андреевич.
Голос показался ему очень знакомым.
– Не узнаете, Евгений Андреевич?
– Воинов, это ты?
– Да, Евгений Андреевич, ваш подследственный, правда, уже бывший.
– Ну, это как сказать, я уже не веду следствие, но у моих коллег могут появиться вопросы.
– Все не можете успокоиться, хотя, насколько мне известно, решили покинуть органы?
– Ты уже и это знаешь… хотя я не удивляюсь твоей информированности.
С трубкой, приложенной к уху, Евгений выбежал из кабинета, ноги несли его на улицу. Он чувствовал, что Воинов где-то здесь, рядом. По наитию он вышел на Советскую площадь. Там гудела толпа из двухсот человек, посередине площади митингующие соорудили деревянную кафедру. На ней человек, очень похожий на правозащитника Эдварда Мурзина, кричал в громкоговоритель.
Но Евгений не разобрал, что хотел донести до толпы этот известный на всю страну защитник прав сексуальных меньшинств.
Митингующие в знак одобрения лозунгов спикера судорожно дергали плакатами. На одном из них Евгений заострил внимание и прочитал: «Нет закону о запрете пропаганды гомосексуализма!». Он не заметил, как оказался в центре митингующей толпы и с опаской оглядывал каждого попадающегося ему навстречу гомосексуалиста. Что тут все люди с нетрадиционной ориентацией, Евгений не сомневался.
– Холодно, холодно, говорю вам, холодно, – говорил Воинов в трубку, когда Евгений утонул в толпе протестантов, – не там ищете.
