Элизабет Джордж - Всего одно злое дело
Смайт покачал головой – причем это был жест не согласия, а недоверия, – и сказал:
– Вы можете делать все, что хотите, но, думается мне, если вы это сделаете, то очень скоро поймете, что все мы варимся в одном котле. И в основном из-за вас.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду?
– Первое: вы были абсолютной дурой, когда решили, что Дуэйн Доути согласится хоть за что-то ответить. Второе: если можно изменить одни данные, то можно изменить и другие. Поэтому советую вам над всем этим хорошенько подумать. А после того, как все обдумаете, можете перейти к третьему и самому главному: вас уже давно вычислили, глупая вы корова. Им известно о любом вашем движении. Особенно о том, что сейчас вы находитесь у меня.
Он повернулся на каблуках и направился по прекрасному весеннему саду к дому.
– Что это должно означать, кроме бессмысленной угрозы? – спросила Барбара, идя за ним.
Хакер обернулся.
– Это значит, что ко мне приходили из полиции Метрополии. Рассказывать дальше? Ведь мы оба знаем, что только одна причина на свете могла привести к этому, и сейчас она стоит передо мной.
– Я вас не сдавала, – сказала Барбара.
Раздался смешок.
– Конечно, нет, дура вы этакая. За вами просто следили. Наверное, с того самого момента, когда вы впервые во все это влезли, и вас сдали вашим начальничкам. А теперь – вас вежливо проводить до двери или силой вышвырнуть из квартиры? Я с удовольствием сделал бы и то, и другое, но мне надо успеть на интервью. Так что если между нами и были какие-то дела – они полностью закончены.
Лукка, Тоскана
На протяжении всей своей карьеры Сальваторе Ло Бьянко никогда не скрывал улик расследуемого дела. Сама мысль об этом была для него недопустима. Поэтому он придумал для себя объяснение, которое помогало ему с этим смириться. Оно было простым и, помимо всего прочего, являлось чистой правдой: ему необходимо найти эксперта-почерковеда для того, чтобы сравнить почерки на поздравительной открытке и на тех документах, которые Таймулла Ажар заполнял в пансионате. Старший инспектор решил, что, пока он этим занимается, не имеет смысла рассказывать об этой возможной улике кому бы то ни было.
Прежде чем отправиться на Пьяцца Гранде, Сальваторе переговорил с трудолюбивейшей Оттавией Шварц. Вместе с Джорджио Симионе она продвигалась – правда, довольно медленно – в изучении списка участников Берлинской конференции. То, что это была международная группа ученых, делало задачу еще сложнее, однако она все-таки была выполнимой. Оттавия показала Сальваторе список имен людей, которые были уже проверены и исключены из списка подозреваемых. Пока им с Джорджио не удалось обнаружить никого, кто занимался бы E. coli, но оставалось еще много участников, и она была уверена, что они еще обнаружат важную информацию.
Сальваторе покинул questura. С собой он захватил самую свежую информацию, которую прислал ему лондонский частный детектив, а также документы, полученные им ранее в банке Ди Массимо. Ло Бьянко собирался использовать оба набора документов, чтобы добиться своего от Пьеро Фануччи.
Il Pubblico Ministero на месте, сказала его секретарша, когда Сальваторе прибыл в Палаццо Дукале. Она исчезла за дверью кабинета, но тут же вернулась со словами: certo, il magistratо не только примет вас сейчас, но и хочет, чтобы вы знали, что у него всегда найдется минутка времени для его старинного друга Сальваторе Ло Бьянко. Все это было произнесено без всякого выражения, так как долгие годы работы с Пьеро научили ее доносить информацию без всяких признаков иронии.
Пьеро ждал его за своим внушительных размеров столом, который был полностью завален папками с делами, толстыми и растрепанными, тяжелыми от той важной и серьезной информации, которая в них хранилась. Сальваторе не собирался оставлять свои документы в этой куче. Все, что он принес с собой, с собой же он и унесет. И сделает это, как только получит поддержку Пьеро.
Il Pubblico Ministero никак не прокомментировал внешний вид Сальваторе. Лицо инспектора все еще было в кровоподтеках, но его состояние улучшалось с каждым днем. Скоро все следы стычки в Ботаническом саду исчезнут, однако сейчас Сальваторе был рад, что они пока оставались на лице. Он надеялся, что в данной ситуации это может сыграть положительную роль.
– Пьеро, – произнес старший инспектор, – кажется, вы были абсолютно правы в вашем подходе к решению этого дела. Я хочу, чтобы вы знали, что я с вами согласен.
Глаза Фануччи прищурились. Он посмотрел сначала на лицо инспектора, затем на папки, которые тот держал в руках. Прокурор не сказал ни слова, но кивком и взмахом шестипалой руки показал Сальваторе, что тот может продолжать.
Сальваторе раскрыл первую папку. Она содержала информацию от Дуэйна Доути, которую сыщик прислал из Лондона в Лукку: расписки, отчеты и банковские переводы. Так как они полностью доказывали связь Таймуллы Ажара и Микеланджело Ди Массимо в вопросе похищения Хадии Упман, то все это выглядело, на первый взгляд, как будто Сальваторе издевается над magistratо, подчеркивая неправильность его выбора. Пьеро – совсем не идиот, особенно когда дело касалось его самого, – напрягся, раздул ноздри и произнес: «Это что такое?» – и замер в ожидании объяснений.
Объяснения последовали из материалов, которые Сальваторе удалось получить ранее. В них содержались банковские проводки и телефонные разговоры, которые связывали умершего Роберто Скуали и все того же Ди Массимо. Расположенные рядом с документами, полученными из Лондона, они ясно показывали, что синьор Доути, по причинам, известным только ему одному, манипулировал информацией с тем, чтобы создалось впечатление, что Таймулла Ажар уговорил Ди Массимо похитить его дочь Хадию. Видите, как деньги переходят со счета Ажара на счет Ди Массимо и далее, на счет Скуали? А более ранние документы показывали путь Доути – Ди Массимо – Скуали, и это были те документы, которые он, Сальваторе, получил почти сразу после начала расследования. А вот те документы, которые недавно прислали из Лондона, Пьеро… Ясно видно, что над документами серьезно поработали, чтобы перевести стрелки на невиновного.
– Этот человек – синьор Доути – замазан по самую макушку, – сказал Сальваторе. – Микеланджело Ди Массимо говорит правду. С самого начала этот план был разработан в Лондоне: разработан Доути и претворен в жизнь Ди Массимо и Скуали.
– А почему ты до сих пор не передал эти материалы Никодемо? – спросил Пьеро. Его голос звучал расслабленно, и Сальваторе надеялся, что это признак того, что он запоминает факты.
– Конечно, я все передам, – ответил Сальваторе, – но сначала я хотел извиниться перед вами. Задержание Карло Каспариа, как это сделали вы… Это вселило в Микеланджело Ди Массимо уверенность, что он в полной безопасности. Если бы вы отпустили Каспариа – на чем настаивал я, – Ди Массимо наверняка исчез бы, как только было найдено тело Скуали. Он бы знал, что всего несколько часов отделяют нас от обнаружения его связи со Скуали, но потому, что вы продолжали удерживать Карло, как главного подозреваемого, он считал себя в полной безопасности.
Фануччи кивнул. Он все еще, казалось, не был полностью убежден выступлением Ло Бьянко, поэтому Сальваторе извинился еще раз, пока собирал документы со стола magistratо, сказав:
– Это я передам Никодемо. Чтобы он – под вашим руководством, конечно – закончил расследование.
– Экстрадиция Доути, – пробормотал Пьеро. – Это будет нелегко.
– Но не для вас же, – произнес Сальваторе. – Перед вами не устоит даже британская судебная система, мой дорогой друг.
– Посмотрим, – пожал плечами Фануччи.
Инспектор улыбнулся. Certo, подумал он, конечно, они посмотрят. А пока Таймулла Ажар исчез с локаторов Фануччи. С глаз долой – из сердца вон. Теперь пакистанец был в полном распоряжении Сальваторе Ло Бьянко. А это именно то, чего добивался старший инспектор.
Виктория, Лондон
Линли понимал, что встречи с Изабеллой не избежать. Его время истекало. Он мог еще несколько дней тянуть его («Командир, работаю, однако надо проверить еще одну вещь…»), но, так как она не была дурой, этим ее не проведешь. Поэтому у него оставался выбор: то ли напропалую врать Ардери обо всех делах Барбары, так как Джон Стюарт знал только, куда она ходила и с кем встречалась, но не то, что она реально делала, – то ли сказать ей всю правду.
Томас сожалел, что знал о проделках Барбары Хейверс. Он ее предупреждал, но это ни к чему не привело. Она так и не сошла с того безумного пути, по которому летела, ведомая любовью. Но хотя поговорка «любовь слепа» и может оправдать то, что влюбленные не замечают недостатков друг друга, она ни в коей мере не могла оправдать нарушение тех обязанностей, которые взял на себя – и публично присягнул в этом – сотрудник полиции Метрополии. Особенно это касалось расследования уголовных преступлений.
