Илья Райх - Порок
– Ваши домыслы не знают границ.
– Как и ваши. Я так понимаю, что это вашу жизнь и ваши эмоции пересказал мне Воинов.
– Да, его уста все это время говорили моими истинами. А мы с вами похожи, не так ли? Насколько бывают безграничны фантазии… а потом наступает час расплаты, вас коробит от несуразных мыслей, так как вы раздвинули или зашли за границу дозволенного…
– Если вы опять о предпочтениях, то я уже говорил вашему ученику Воинову, что я не меняю предпочтений, в отличие от него.
Станиславский засмеялся:
– Хотите еще одну тайну?
Евгений промолчал.
– Александр, как и Игорь, изначально были не той окраски, ориентации, причем с рождения.
– Я не очень-то удивлен, учитывая, что у них такой наставник, можно сказать, отец…
Станиславский ничего не ответил на язвительную реплику Евгения и молча отошел к Фае, она копошилась около второй каталки, – подкатив к ней что-то вроде стола, набирала в одноразовые шприцы растворы из ампул и бережно складывала их на стол.
– Все готово? – спросил он у нее.
– Да, еще пару минут.
– Хорошо.
Он вернулся к Евгению, который на тот момент слез с тележки и встал на ноги.
– Думаете убежать? – ухмылялся Марк Ефимович, наблюдая, как Евгений дергает плененной рукой.
– Отсидел ногу, решил немного постоять.
– Все готово, – отчиталась Фая.
– Хорошо, иду.
В этот момент Фая сбросила простынь с тележки. На ней лежал обнаженный мужчина, с двух сторон прикованный наручниками. Он лежал без чувств.
– Узнаете, Евгений Андреевич?
Евгений покачал головой.
– Это Никола Демский. Тот самый, который поднял руку на Александра.
Станиславский надел операционные перчатки, маску и попросил улучшить освещение. Фая, как бравый солдат, тут же исполнила приказ командира, приволокла пару торшеров. Станиславский взял в руки шприц и обколол его содержимым паховую область беспомощного вора.
– А теперь немного в мошонку.
Никола застонал от боли, Станиславский спросил Фаю, сколько часов назад она ввела тому обезболивающий наркотик.
– Три часа назад, – она замерла в ожидании дальнейших указаний шефа.
– Хорошо, теперь обойдемся только местным наркозом.
Евгений не представлял, зачем Станиславскому нужны были эксперименты на Николе Демском, хотя причина, вероятнее всего, проистекала из плоскости той же мести.
– Хотите взглянуть? Фая, помоги следователю подкатить тележку.
– Как-нибудь обойдусь, – возразил Евгений.
– Как хотите!
– В вас умер хирург! Или гинеколог! Воинов рассказывал, как душа одного студента-медика не вынесла мучений, – Евгений говорил с иронией, граничащей с сарказмом.
– Фая, подведи каталку к операционному столу, а то наш гость слишком много говорит.
Фая мигом выкатила тележку Евгения к лежащему авторитету. Как только Станиславский сделал продольный разрез посередине мошонки, пленник демонстративно отвернулся. Но Фая не позволила проявить ему безучастность. По приказу Марка Ефимовича она нагнула голову Евгения к операционной ране. Он еще раз удивился цепкости рук этой полной и тихой на вид женщины.
Человека, отдавшего правоохранительной системе более десяти лет жизни, трудно удивить открытой кровоточащей раной. Но он впервые смотрел на это в прямом эфире. Психотерапевт и по совместительству хирург-любитель рассек скальпелем мясистую оболочку мошонки и уже был на пути к яичкам. Станиславский дошел до первого яичка, вытащил его и бросил в кювету. Очередь была за вторым. Евгений особо не вглядывался, Фая отошла от него, как только понадобилось держать зажимы в области раны. Через пять минут Станиславский выловил в океане крови и второе яичко.
Но на этом операция не завершилась. Эскулап возился у тела авторитета еще минут тридцать, а потом с возгласом победителя вырвал из беспомощного пациента очередной орган. Учитывая продольный размер и пигментный цвет предмета, Евгений понял, что Станиславский держал в руке мужское достоинство.
– Можно вопрос? – спокойно спросил Евгений, чей взгляд старательно избегал картины кастрации.
Станиславский поднял глаза.
– Да, конечно! – воодушевленно ответил эскулап.
– Почему вы приказали убить Екатерину Баумистрову?
– Хороший вопрос, – Марк Ефимович спустил с лица маску. – Вы и без меня догадались, что Екатерину Баумистрову заказала Жанна, она вообще не входила в мои планы. Вы удивлены?
Евгений покачал головой:
– Нет! Екатерина Баумистрова изначально выбивалась из ряда других жертв, ведь она – явно женщина не вашего полета. Да, две другие жертвы насилия, да простят они меня, и есть то, чего вы заслуживаете. Они вызвали отвращение даже у ваших приемных сыновей.
– Фая, заткни его, – резко скомандовал Станиславский.
Фая быстро подскочила к Евгению и ударила его ладошкой по лицу. Из носа и верхней губы выступила кровь.
– Фая, я же просил успокоить, а не бить.
Фая с растерянным взглядом подбежала к главному врачу:
– Простите, сейчас все сделаю, – схватив со стола шприц, она ринулась к Евгению.
– Стой, Фая, хватит, положи шприц обратно. Не суетись.
Станиславский передал в руки Фаи зажимы, а сам подошел к Евгению, протянув ему ватный тампон.
– Протрите, у вас кровь.
– Да, ваша любезность меня удивляет, – ответил Евгений и прижал тампон к носу.
– Я вам расскажу, что случилось дальше. Игорь поддался на уговоры Жанны и за часть наследства согласился убить ее тетю, тем самым маскируя заказное убийство под серийное преступление. Этот черт, которого я люблю как собственного сына, отошел от плана и проявил инициативу. Это осложнило нашу задачу, но что сделано, то сделано, обратного не вернуть, поэтому срочно пришлось заметать следы. Убрать Жанну, оперативника из ОВД, – если бы не прокол Игоря, то я бы ограничился убийством только двух ненавистных мне женщин.
– Трех, – подправил Евгений.
– Теперь неважно, – Станиславский смотрел прямо в глаза Евгению, а тот старался отвести от него взгляд. – И тогда Александр не явился бы с повинной и не пудрил бы вам мозги. Он понимал, что рано или поздно вы сможете выйти на Игоря, и тогда он сам лично принял решение взять все на себя и выиграл время. С такой биографией Александра тяжело осудить, максимум – принудительное лечение. Если бы не он, вы до сих пор гонялись бы за несуществующими призраками и не сидели бы передо мной в ожидании смерти.
– Но зацепка была – ваша первая жертва в 1986 году. Там девушку удушили руками, в крови нашли хлороформ. Одним словом, модус операнди.
– Я когда-то рассказал Игорю про то убийство. Как любой сын, для которого отец является авторитетом, он искал возможность для подражания. Согласен, что применение Игорем эфира для усыпления жертв – недальновидное решение. Убить Рахимову и Муртазину он должен был при помощи только ножа.
– Вы перед убийствами пичкали Игоря наркотиками?
– Да, немного, для смелости. Но на углу посадил его не я, это вопросы к Павлу Сергеевичу. Игорь подсел на нее, когда отец забросил его.
– Но первую жену Павла Сергеевича умертвили вы?
– Нет, это сделал непосредственно Колкин, но с моей санкции.
– Значит, Колкин тоже ваш приспешник?
– Нет! Он просто немного заработал денег.
– Как и вы. Хотя вашей дальновидности можно только позавидовать…
– Да, в тот момент мне пришлось покинуть страну на долгое время, на так называемую стажировку, но все обошлось без меня, хотя я все контролировал, каждый шаг Колкина.
– Инсульт Колкина – это тоже ваших рук дело?
– Нет! Это совпадение, но оно весьма кстати, иногда судьба очень сильно благоволит мне.
Станиславский вернулся к операции. Еще какое-то время он возился с кровоточащей раной, перевязывал мелкие кровеносные сосуды у лобка. Кровеносное русло в области мужских половых органов самое разветвленное, любое небольшое бытовое ранение их может привести к большой потере крови.
Суд несколько дней назад признал Николу Демского невменяемым и определил его, как он и сам желал, на принудительное лечение в психбольницу от параноидной шизофрении. Хотя ею он страдал, как и Воинов, только на бумаге, но этого было достаточно, чтобы врачи клиники назначили ему лечение по полной программе. Через полгода интенсивного лечения он потерял бы память и полностью деградировал как личность. Ускользнув от государственного правосудия и пытаясь настичь Воинова за смерть соратников, вор, того не ожидая, сам попал в ловушку, где отсутствовал реальный режим контроля, и все подчинялось только одному человеку. Здесь его судьба в чем-то была сходна с последними перипетиями Евгения…
* * *– Агер, рассказывай, что привело тебя в столь поздний час?
– Радислав, я по душу Романова Евгения.
– Агер, при всем уважении к тебе, этот предатель, – а по-другому я никак его не назову, – опозорил всю правоохранительную систему.
