Владимир Тодоров - Пятый арлекин
Расплатившись с нарумяненной девицей и получив квитанцию, я первый раз после знакомства с Тернером вздохнул спокойно. Все-таки я затеял нелегкую игру и пленка с записью нашего разговора — единственная отдушина для моего спасения, если только меня не убьют без предупреждения, как принято говорить в таких слу чаях — из-за угла. Хотя, я никогда не слышал, чтобы убивали из-за угла на самом деле. Убивают где угодно: в машине, дома, в гостиной и в постели, в клозете или на крыше небоскреба. Но из-за угла? Зачем? Ведь можно пришить совсем другого человека, прозрачных углов пока не придумали. Хорошо, что я не утратил способности шутить, так легче жить и выжить.
Попросив Богородицу не лишать меня своей милости и защиты, я отправился по адресу, написанному на листке бумаги Тернером, к моему новому пристанищу. Сколько я их поменял в своей, не такой уж большой жизни. Я нашел его быстро, он располагался почти в центре, двухэтажный особняк со смешанным архитектурным стилем. Вероятно, второй этаж достраивали уже в двадцатом веке, потому что в нем явно чувствовался модерн. Архитектор был либо кретином, либо гением, сумев вписать модерн в явный барокко. Вообще, я давно заметил, что кретины и гении очень похожи и при жизни их трудно отличить. Возьмите хотя бы того же Модильяни или Гогена. Оба умерли в. нищете, не продав почти ни одной картины, обоих считали пьяницами, развратниками и кретинами, а после их смерти все заахали и заохали, осознав, кого потеряли, и благодарные потомки воздали им по заслугам. На одних только монографиях критики и последователи заработали столько, сколько не могли получить за свои картины эти бедолаги при жизни. Все-таки какой я умный,— похвалил я сам себя,— и про Модильяни знаю и про Гогена с Ван Гогом, хотя, честно говоря, далек от понимания из разноцветных картин и всегда путаю, кто кому отрезал ухо, Ван Гог Гогену, или наоборот, или один из них это сделал самостоятельно. Все-таки Тернер неправ, говоря что разные увлечения и интеллектуальные занятия не приносят пользы и сначала нужно крепко стать на ноги. Как же станешь на ноги, если не будешь знать основ мировой культуры? Тебя и близко не подпустят в -приличное общество. Не прочитай я пару сотен умных книжек и не прослушай два десятка концертов классической музыки, разве я мог бы рассчитывать на встречу в миссис Тернер? О чем бы мы с ней говорили, о том, как незаметно проползти две мили на брюхе и выстрелить первым? Или о том, как я пытался надуть Дугласа, получив взятку от Гвалдмахера? А так, она мне мимоходом:
— Мистер Мэйсон, как вы относитесь к пятому концерту Бетховена?
А я тут же отвечаю:
— Хорошо отношусь. И все-таки он немного хуже чем четвертый!
— Почему?
— В нем больше бемолей, а я к ним отношусь с недоверием. По мне лучше триоли или фа-диезы.
Поговорим так минут пять и cpaav станет ясна, -что мы почта одного уровня. И все равно, нужно припомнить имена хотя бы пяти художников и столько же композиторов, чтобы разговор подобного рода не застал врасплох. Я попытался сделать это на ходу, но кроме имени Бурбаки, который организовал какую-то школу, ничего в голову не приходило. И кто он такой, этот Бурбаки? Художник, поэт... Я не мог припомнить и решил больше о нем не думать, а то забьешь голову разной чепухой, натрудишь извилины, а они потом в нужный момент возьмут и дружно выйдут из строя. Правильно сделал Тернер, что не стал обсуждать со мной окончательный вариант поведения с миссис Тернер, я должен это прочувствовать сам. Придется рассказывать о себе близко к правде: и про иностранный легион, и про нужду, и папашу-авантюриста и пьяницу. Следует только умолчать о собственных авантюрах, выдав себя за порядочного человека и фатального неудачника. Впрочем, не совсем так, женщины не любят неудачников, придется все объяснить человеческой подлостью и собственной принципиальностью. Ей это должно понравиться, ведь она обвиняет Тернера в беспринципности, а тут я, живой укор Тернеру.
Особнячок был похож на игрушечный, несмотря на свои солидные габариты. Я прогулялся по дорожке из желтого мрамора и обошел дом со всех сторон. Ажурные, застекленные цветными стеклами, балконы и круглые башенки, подпиравшие второй этаж, придавали дому легкость, почти невесомость, и казалось, приделай вместо флюгера вертолетный винт, он плавно оторвется от зеленой лужайки и уйдет в небо. Невдалеке между двумя кленами притаился небольшой флигель из красного кирпича.
Обратив внимание, что в доме есть второй выход,— пригодится ли?— я вернулся обратно и позвонил в колокольчик, подвешенный к резной двустворчатой двери. В ту же секунду, как-будто меня специально ждали, дверь открылась и ко мне вышла ладная молодая женщина в серой блузке с вышитым воротничком и белом переднике, который наперегонки соперничал с длиной юбки, если только в данном случае вообще уместно говорить о длине. Женщина была невысокого роста со скульптурной изящной фигурой, веселые зеленые глаза доброжелательно смотрели на меня без тени смущения или кокетства. Мне редко приходилось наблюдать людей, которые так бы естественно вели себя при первой встрече, почти все обязательно допускают какие-нибудь лишние жесты, несвойственные им в привычной обстановке. Но меня эта естественность обмануть не могла, я сразу же понял, что это агент Тернера, которая сдает особняк для афер и докладывает за свои иудины деньги о каждом шаге своих постояльцев. «Иудины,— усмехнулся я,— а разве мои будущие сто тысяч не те же деньги?»
— Здравствуйте,— приветливо поздоровалась женщина,— вы мистер Мэйсон?
— Да,— кивнул я, придав своей физиономии такое же располагающее выражение, излучая в ответ открытость и добропорядочность. Видимо, ей не часто попадались постояльцы с таким честным выражением лица, мы смотрели друг на друга, как это бывает в детстве, когда стремишься изо всех сил пересмотреть соперника, и она, в конце концов, сдалась, опустив глаза. Моя первая маленькая победа.
— Для вас снят второй этаж. Там четыре комнаты, они обставлены в стиле позднего Ренессанса,— защебетала хозяйка особняка, пригласив меня зайти и отступая назад.— В доме есть второй выход, я дам вам от него ключи. Так что, если вам понадобится прийти сюда незамеченным, положим, с дамой, вам не придется ломать над этой проблемой голову.
Женщина говорила быстро, едва заметно грассируя, продолжая с интересом рассматривать меня. Я же, попав в уютный холл, сверкающий хрусталем и золоченой бронзой в виде амуров и пасторальных сцен, признаться, немного растерялся и вертел головой по сторонам, как фермер, впервые посетивший картинную галерею.
— Я забыла назвать себя: меня зовут миссис Голсуорси.
«Так я тебе и поверил,— подумал я про себя,— Голсуорси, а почему не миссис Хэмингуэй?»
— Вам будет удобно,— продолжала щебетать миссис Голсуорси,— мебель, хотя и старинная, но вся отреставрирована в мастерских мистера Конрада. Вы знаете мистера Конрада? Вся старинная мебель проходит через него. Впрочем, вы наверняка приезжий и не можете знать мистера Конрада. Если вы останетесь у нас и приобретете старинную мебель, то вы обязательно познакомитесь с этим грубияном. Его никто не любит, но вынуждены терпеть, потому что лучшего мастера не найти на всем побережье. Бронза мне досталась по наследству, а вот мебель я покупала сама. И картины я тоже покупаю на аукционах. Однажды я приобрела на аукционе раннего Пикассо и совсем за умеренную сумму, но оказалось, что это фальшивый Пикассо. Но я все равно его оставила. Пусть думают, что настоящий. У меня есть и Гоген.
— Тоже подделка?— спросил я, чтобы хоть как-то показать свою образованность.
— Вы догадливы,— рассмеялась миссис Голсуорси,— тоже подделка. Ну и что? Кроме меня этого никто не знает. Вам по этой лесенке на второй этаж. Я вас провожу. Приходится покупать подделки, когда любишь искусство, а денег на подлинники нет. Но вашим гостям, если они будут интересоваться, говорите, что это подлинники, а не подделка.
«Самая большая подделка в этом доме, так это ты, миссис Голсуорси,— подумал я беззлобно,— в конце концов у каждого свои обязанности, я ведь тоже явился сюда не с ангельской миссией». Разговор с миссис Голсуорси мне что-то напомнил и я не сразу сообразил, что она говорит о картинах почти так же, как и мистер Тернер. Налицо была его школа. Миссис Голсуорси предложила мне первому подняться по витой металлической лестнице, но я, не сообразив что к чему, галантно пропустил ее вперед. Она на секунду стушевалась, но потом чуть ли не с вызовом стала легко подниматься по ступеням. Я направился за ней и только тогда, когда увидел почти на уровне своего лица ее стройные обнаженные ноги, оценил по достоинству свою бестактность. Юбка миссис Голсуорси наподобие опахала обдавала мне лицо жарким воздухом и я, как мальчишка, стараясь не смотреть на запрещенные картинки, иногда подглядывал на ослепительные ноги, покрытые, несмотря на начало лета, заметным загаром.
