Николай Рябов - Лето быстрых перемен
Ему все же удалось разбудить во мне спорщика.
– По-вашему, деньги на медицину и образование нам переводили из-за рубежа? – в моем голосе не было ни капли ехидства. Одно лишь любопытство, не более.
– Из-за какого рубежа?! – опешил старик. – Нам ниоткуда не переводили средства! Никто!
– Тогда за чей же счет всё это работало? – мне действительно было интересно, что он на это ответит.
– А госбюджет на что?! – попутчик, кажется, инстинктивно почувствовал подвох. – Всё финансировалось из бюджета, неужели непонятно!
– Ну, а кто его наполнял: немцы или французы?
– Какие французы?! Мы же сами и наполняли! Только не прикидывайтесь наивным!!!! – спутник уставился на меня, как на чокнутого.
Мне надо было следить за дорогой, и я продолжил разговор, не отрывая глаз от впередиидущего грузовика с огромным тёмно-красным фургоном:
– А вам не кажется, что для содержания бесплатной медицины и дармового образования всем нам просто занижали зарплату? Кому больше, кому – меньше…
– То есть как?! – возмутился было попутчик, но тут же осёкся, осознав вдруг неприглядную суть услышанного.
Через минуту я мельком глянул на озадаченного старика и, признаюсь, испытал неловкость за свою беспощадную откровенность.
По-моему, наивность граждан в социальных вопросах может радовать только бессовестных политиков и конченых циников, а это, чаще всего, одни и те же люди. К счастью, я не относил себя ни к тем, ни к другим и не испытывал желания позлорадствовать над пенсионером.
– Как вас зовут?
– Никита Андреич, – разочарованно буркнул старик.
– А меня Алексей, – представился я, и мы пожали друг другу руки. – Сколько вам лет?
– Шестьдесят семь…
– Почтенный возраст. Мне всего лишь сорок два.
Однако мой спутник не собирался сдаваться. Он просто продумывал, как продолжить спор.
– И когда вы поняли, что социализм вас не устраивает? – вскоре с вызовом спросил Никита Андреич, повернувшись ко мне всем корпусом.
– Точно не скажу, но где-то в начале восьмидесятых стало ясно, что мы топаем не туда, – сейчас меньше всего хотелось говорить заумным языком, правда, это было не так-то просто. – Знаете, иногда даже возникало желание написать на наших пограничных столбах: «Внимание, зона абсурда! Просьба ничему не удивляться!».
– С какой это стати?! – тотчас возмутился попутчик.
– Жизнь научила… Школьником ездил в колхоз, а потом, перед юридическим, работал на авиазаводе и служил в армии – так что насмотрелся на наши успехи, – дипломатично отговорился я, не желая нервировать старика. Если начать рассказывать ему об идиотизме, с которым пришлось столкнуться в советские годы, мы бы с ним доехали до Финляндии, если не дальше.
– А что, сейчас лучше? – ехидно поинтересовался пенсионер и, после секундной паузы, ответил самому себе. – Впрочем, таким как вы, сегодня уж точно – жить можно…
– Знаете, Никита Андреич, наш социализм доконала примитивная уравниловка! – видит Бог, я не собирался вступать в эту безнадежную дискуссию, но старику всё-таки удалось меня раззадорить. – Потом, уже при Горбачеве, вопрос стал ребром: «Быть или не быть?!». Но те умники, которые, в принципе, могли защитить и улучшить этот самый социализм и которые, кстати, обязаны были сделать это по своей партийной или советской должности, отвернулись от него и продолжили заниматься своими делами.
– Эти сволочи подставили народ! – с искренней ненавистью выдохнул Никита Андреич.
– Что-что, а подставлять у нас умеют! – я нажал на газ и без труда обошел «Волгу» с новоградскими номерами, за которой мы ехали последние минуты. – Когда наш мудрый и трудолюбивый народ, не краснея, тащил с фабрик и колхозов, что под руку попадёт, он никого не подставлял! И когда на «ура» поддерживал решения партийных съездов и писал на плакатах двадцатиметровыми буквами: «Слава мне, великому!!!», он, разумеется, тоже ничего глупого и непристойного не делал! А убогие товары в магазинах?! А полуфабрикатное жилье?! А поголовное пьянство в глубинке и мат через слово?! – да всего не перечесть! Может, народ сам хотел, чтобы его держали, как скотину и, глядя на родную компартию, занимался самогипнозом: «Мы – самые умные!!! Мы – самые прогрессивные!!!»?!..
Хотя Никита Андреевич и не ожидал от меня столь эмоционального отпора, он все равно не сдавал позиции.
– Нас с детства учили поддерживать партию во всех её делах! – поспешно возразил старик. – Если бы не она, не Сталин, мы ни за что бы не справились с Гитлером!
Услышав затасканный аргумент, я невольно вздохнул.
– Ну да, если б не партия, если б не Сталин… Прямо, как в старом гимне! Конечно, если вы всю жизнь ощущали себя телёнком в огромном стаде со строгим пастухом, тогда развал Союза, действительно, катастрофа и ни один довод вас не переубедит!
– Будь вы пенсионером, сразу бы со мной согласились! – обиженно заметил Никита Андреич, демонстративно отворачиваясь к окну.
Это был серьёзный упрёк, и я не мог его проигнорировать.
– Вы правы! – эти слова вырвались у меня совершенно свободно, так как я был полностью согласен со стариком. – Будь я заурядным пенсионером, то тоже, наверно, защищал бы партию и всех её вождей, включая Лаврентия Павловича и Иосифа Виссарионовича!
На слове «заурядный» я сделал едва заметное ударение.
Услышав долгожданную истину, Никита Андреевич тут же сменил гнев на милость и опять обернул ко мне физиономию.
– Наши вожди, прежде всего, думали о людях! – с воодушевлением заявил он, пытаясь состроить примирительную улыбку.
Мне не хотелось ему подыгрывать.
– Наши вожди, прежде всего, думали о собственной власти и ещё о мировой революции, которая распространила бы эту власть на всё человечество! – негромко сказал я, но Никита Андреич услышал. – По большому счету, собственных людей они ценили во сто крат меньше, чем фашисты – своих в Германии. Не верите, почитайте Солженицына!
Судя по разочарованному лицу пенсионера, он понял, что моя капитуляция временно откладывается.
– Вы утверждаете, что страна развивается правильно?! – вопрос старика прозвучал, как обвинение.
– По-моему, за последние десять лет мы стали жить гораздо ближе к здравому смыслу. Несмотря на все ошибки…
Как раз в это время мы проехали мимо огромного придорожного знака с надписью «НОВОГРАД».
Никита Андреевич несколько минут молча смотрел в окно, думая о чем-то своем. Между тем, на шоссе заметно прибавилось автомобилей, а по сторонам дороги появились жилые многоэтажки и замелькали зажженные фонари, витрины магазинов и вездесущие рекламные стенды. Дождь прекратился ещё четверть часа назад.
Потом я спросил у старика, как лучше проехать к городской гостинице и он стал показывать мне дорогу.
Когда минут через десять машина остановилась у поворота к современному десятиэтажному зданию гостиницы «Центральная», Никита Андреевич поблагодарил за оказанную услугу.
– В отличие от меня, вы неплохо разобрались в нынешней обстановке, – сказал он, пожимая руку на прощание.
Я улыбнулся:
– Просто хочется нормально жить!
От этого объяснения старик скривился, как от горькой таблетки.
– Возможно, постарев, вы по-другому будете смотреть на многие вещи! – пробормотал он и, не оглядываясь, пошёл прочь.
Глава 6
Умную женщину можно без труда распознать после пяти минут общения или после наблюдения за ней со стороны хотя бы в течение получаса. Конечно, при условии, что эти тридцать минут она провела вне постели. Во всяком случае, мне этого времени обычно хватает.
То, что Ирина Бережная женщина умная, я понял еще раньше, когда едва заметным хвостом часами следовал за ней и Еленой Гнединой по московским улицам, музеям и выставочным залам. Внимательный взгляд, сдержанная манера поведения, даже улыбка – всё говорило в пользу этой милой, обаятельной женщины, которая держалась скромно и, в то же время, с достоинством.
В те дни, наблюдая за Ириной, я отметил про себя, что она, скорее всего, натура сильная, самостоятельная и совершенно не ощущает себя застенчивой провинциалкой в нашей суматошной и слегка перенаселенной столице.
Когда в коротком телефонном разговоре Ирина Анатольевна согласилась встретиться со мной, и без колебаний назвала домашний адрес, я понял, что она, помимо прочего, женщина смелая – Гнедин предупреждал, что Бережная уже давно в разводе и живет вдвоем с сыном-школьником в малогабаритной квартирке на окраине Новограда.
Тихий дворик с детской площадкой, окруженной старыми клёнами и несколькими чахлыми клумбочками я нашёл без труда. Непрезентабельная пятиэтажка встретила прохладным подъездом со свежеокрашенными панелями.
Жилье человека, порой, может рассказать о нём больше, чем иные друзья и соседи вместе взятые. Квартира Ирины Анатольевны не была исключением – две небольших комнаты и кухонька на третьем этаже.
