Керен Певзнер - Светильник фараона
— Мне бы так, — вздохнул худощавый Робик. — Ух, я бы…
— Что ты бы? — удивился Гриша. — Ты сможешь заработать на двух жен? Чтобы их кормить, одевать, за границу посылать путешествовать?
Меня увидела Ирина и поспешила навстречу. На ней в обтяжку сидело тесное черное платье, явно с чужого плеча.
— Валерия, спасибо, что зашла. Ты уже помянула моего мужа?
— Да, вместе с ребятами.
— Пойдем, поговорить надо, — она потащила меня в другую комнату и усадила на диван.
— А где Лена? — спросила я.
— В конторе, — махнула рукой Ирина. — Сказала, что дела не ждут, а поминки — варварский обычай. Ну, разве ж так можно? Мы там к этому привыкли. Да и покойнику приятнее…
Чтобы не рассмеяться в голос, я пошарила рукой по сторонам и наткнулась на фотоальбом. Прикрылась им и шумно выдохнула воздух.
— Ира, о чем ты хотела меня спросить?
— Я все насчет завещания. Что теперь будет?
— А что будет? Завещане подписано? Заверено у нотариуса?
— Вроде бы нет. Вадик не успел…
— Тогда чего ты беспокоишься? Хотя, если полиция прознает об этих бумагах, ты становишься главной подозреваемой: убила сожителя, чтобы сопернице не досталось наследство, — мне почему-то Ира стала неприятна, несмотря на то, что я понимала ее беспокойство за собственное будущее.
— Ой, ведь верно! Так я их спрячу от греха подальше!
Она подбежала к комоду, а я принялась машинально перелистывать альбом: Ира с букетом, Ира на пляже в открытом купальнике, Вадим с девочкой… А что это?
На меня, щурясь, смотрела Елена. Она стояла на солнце, в белой полотняной шляпе, а за ее спиной возвышались пирамиды. Вот это новость!
— Ира, скажи, — произнесла я, стараясь не выдать заинтересованности в голосе, — это кто?
— Ленка. Не узнаешь? Это она в Египте, возле пирамид сфотографировалась.
— Давно?
— Еще до приезда сюда. Подожди, дай вспомнить. В Израиль она приехала в мае, а в апреле была в Египте. Еще смеялась, что с израильским паспортом ее в Египет не пустят.
— Ира, мне надо уйти, извини, — заторопилась я.
— Как? Так сразу? А что мне делать с этим? — она показала на бумаги.
— Съешь их, так будет вернее.
И я ретировалась.
На улице я позвонила Борнштейну:
— Добрый вечер, Михаэль! Не помешала?
— Приветствую, Валерия, вы, как я догадываюсь, с новостями.
— Михаэль, что я сейчас узнала! Оказывается, Елена Гуревич была в Египте в апреле этого года, еще до приезда в Израиль!
— Интересная информация. Ее в наших компьютерах не было.
— А я думала, что кто-то из бригады грузчиков был там. Ошиблась.
— Действительно, мы проверили работников Воловика, да и его самого тоже. Никто из них в Египет не летал и в Эйлате границу не переходил.
Второй звонок был профессору Розенталю:
— Алон, добрый вечер, вы уже вернулись домой?
— Да, Валерия. Это все так страшно!
— Понимаю… Я оставила открытым в компьютере письмо Ципи. Вы его прочитали?
— Да, прочитал. Бедная девочка. Она и не успела ничего сообщить…
— Видела. Алон, хотела вас спросить: когда Ципи ездила в научную экспедицию?
— Подождите, дайте вспомнить. В апреле, а что?
— Нет, ничего, просто хотела узнать.
— Неправда, Валерия, я вас знаю. Если вы спрашиваете, то это не из-за простого любопытства. Вы думаете, Ципи убили арабы? — в его голосе послышалось сильное беспокойство.
— Не думаю, Алон. Не волнуйтесь, полиция располагает всеми сведениями. Они найдут убийцу. Всего наилучшего.
На улице я вдруг вспомнила, что забыла у Воловиков сумочку. Разве можно быть такой растеряхой? И я поспешила назад.
В гостиной народу только прибавилось — люди постоянно заходили и выражали сочувствие Ирине, которая сидела во главе стола и принимала соболезнования с видом вдовствующей королевы. На моем месте уже сидела какая-то пожилая женщина и ела винегрет. Сумочки нигде не было.
Робик и Гриша находились на предпоследней стадии опьянения. Они о чем-то бормотали, не слушая друг друга, но еще не упали «мордой в салат». Гриша был даже чуть-чуть покрепче Робика. Вот его я и решилась спросить:
— Гриша, вы не видели мою сумочку? Я ее повесила на спинку стула. А теперь ее тут нет.
Он посмотрел на меня, словно видел впервые в жизни, и отрицательно помахал рукой. Я протиснулась между стеной и стульями и принялась заглядывать под стол. Было неудобно.
Женщина, занявшая мое место, поднялась со стула и потянулась за грибочками, а я увидела внизу знакомый ремешок. Пришлось нагнуться и полезть под стол.
Ремешок не хотел отцепляться от прочно стоявшей на нем ножки стула. Пытаясь освободить сумочку, я безуспешно дергала его и вдруг услышала голос:
— Гриша, проснись, Муса звонил.
— Муса? Чего вдруг? — Гриша даже протрезвел. Во всяком случае, голос у него звучал вполне нормально.
— Нужна машина на перевозку мяса. Свежий товар пришел, еще протухнет, если не подсуетимся.
— Телятина?
— Да, импортная, уже границу прошла.
— Понятно. Какая же еще… Не могу. Надо платить больше — с кондачка работать не буду.
— Ты что, Григорий, совсем рехнулся. Хочешь, чтобы тебя, как Вадьку, грохнули? Давай трезвей и за работу! Ты где машину оставил?
— Около конторы, на стоянке.
Ползком я пробралась под столом, лавируя между ног сидящих, но, кажется, никто не почувствовал — все были уже в той кондиции, что уже не понимали, на поминках они или на свадьбе.
Выглянув из-под стола, я увидела, как Григорий идет, пошатываясь, а его за плечи ведет какой-то парень — со спины я не разобрала, кто это был.
Меня так заинтересовал их разговор, что я, не мешкая, вылезла из-под стола и крадучись пошла за ними. Мужчины сели в машину, белый форд «Фокус», и направились к центру. Я на своей «Сузуки» старалась не отставать.
Интуиция подсказывала мне, что все вокруг слиплось в толстый тягучий ком, словно кто-то высыпал в рот пачку подушечек «Орбит» и тщательно их пережевал. Мне не очень было ясно, что именно я обнаружу, и я решила понадеяться на авось — может, что-то и получится из этой авантюры.
Форд остановился позади банка «Апоалим», фигуры вышли и направились в сторону конторы «Воловик и Ко». Несмотря на поздний час, в комнате горел свет и была видна фигура, сидящая за столом. Я узнала Елену. Мужчины зашли, и начался разговор. К сожалению, я не слышала, о чем идет речь, видела только силуэты по причине своей близорукости. Поэтому я отошла от окна и приблизилась к знакомому грузовику, стоящему неподалеку от входа.
На мое удивление, задняя дверь в фургон была приоткрыта и даже приспущена лесенка, чтобы удобнее было подниматься.
И я не удержалась. Меня словно черт подтолкнул: я залезла в фургон, даже не надеясь что-либо в нем отыскать.
Мясом там и не пахло. Странно, что они перевозят туши не в рефрижераторе и они не кровят и не тухнут. Что-то не то. Зато пахло старой обивкой и застарелым потом, что, в принципе, характерно для мебельных фургонов, перевозящих старую рухлядь, а не свеженькие гарнитуры из магазинов.
Нужно было убираться оттуда. Я уже подошла к двери и только собралась выйти, как она дернулась, приоткрылась, внутрь забросили лесенку и тяжелый замок клацкнул, запирая мне путь к отступлению.
— Гриша, заводи. Поехали! — раздался голос, и машина тронулась с места. От неожиданности я шлепнулась на пол.
Что делать?! Я нахожусь поздней ночью одна в запертом фургоне каких-то темных личностей, возможно, убийц или контрабандистов. Если я сейчас постучу и попрошу меня освободить, то кто знает, что они могут со мной сотворить? Ну, зачем я влезла в этот фургон! Ведь мне, как той любопытной Варваре, не нос, а башку оторвут…
И Дашка дома одна. Ей же позвонить надо, предупредить… Нет, нельзя, они могут услышать. Может, в полицию? А что я скажу? Что залезла в чужую собственность и теперь меня везут неизвестно куда? Да уж, ситуация…
Вдоль стенок фургона стояли длинные узкие скамейки. Так и не придя к окончательному решению, я села на одну из лавок и опустила голову: будь что будет. Вернутся же они назад. Значит, поеду с ними и буду действовать по обстоятельствам: или спрячусь в фургоне и вернусь назад в обществе говяжих туш, или убегу и как-нибудь доберусь сама. Не маленькая. В полицию позвоню, в конце концов, если попаду в трудное положение… Ага, а сейчас я не в трудном положении? Я сейчас в интересном положении. Это в смысле: интересно, что будет со мной, когда они обнаружат меня здесь?
Мы ехали около часа — я узнавала время, изредко приоткрывая сотовый. Фургон практически не останавливался, несся на большой скорости по ночным притихшим дорогам.
Неожиданно движение изменилось, грузовик стал чаще поворачивать, тормозить, скорость упала. Наконец, машина остановилась, послышались мужские приглушенные голоса. Два голоса, Гриши и его напарника, мне были знакомы. Третий говорил на иврите с тяжелым арабским акцентом.
