Елена Миронова - В паутине южной ночи
Учился Борис в русской школе, так захотела мать. Эмма училась в немецкой школе, а, Борис — в русской. Во всем виновата мать! Если бы она не отдала его в русскую школу, он бы не познакомился с этим козлом Миша-ней и, следовательно, ничего бы и не было. Ни кредита, ни сожженного автосервиса, ни смерти Эммы. Ну почему мать так поступила с ним? Она даже договаривалась с замполитом полка о том, чтобы Бориса взяли именно в русскую школу, и все только потому, что эта самая школа была прямо напротив их дома! Мать все боялась, что Борис будет опаздывать на уроки, ведь он такой неорганизованный, или его станут обижать, потому что он слабый. И хотела, чтобы он всегда был на глазах… Милая, старая мама… Теперь ее уже нет, так же, как и Эммы… А уж отца-то Борис толком и не помнит, он еще и в школу не пошел, когда тот умер.
И все же, что ему делать? Денег хватит, чтобы сесть на поезд и уехать в первый попавшийся городишко. И там осесть, обосноваться, жениться на местной аборигенке и завести детей, корову и кабанчика. И пусть Мишаня собьется со своих толстых ног, разыскивая его? И сам претворяет в жизнь свой дурацкий и мерзкий план?
* * *
Куропаткин решил навестить Корнилова Дениса Валерьевича немедленно. Может быть, тому мешает официальная обстановка, а у себя дома, то есть в номере, он разговорится? К тому же он скоро уезжает, и для Куропаткина важно, чтобы он уехал отсюда на своих двоих. Трупов и так уже предостаточно.
Капитан знал, что есть люди, готовые высказываться откровенно, где бы они ни были, а есть такие, которые могут сообщить что-то важное только в привычном и знакомом месте. И кабинет следователя уж никак нельзя было назвать таким местом! Это вовсе не значит, что эти люди стремились что-то скрыть, просто в казенном кабинете они входили в некий ступор и не могли вспомнить то, чего от них требовали. Не случайно же после посещения кабинета следователя они вскоре звонили и сообщали именно то, что он и хотел услышать. Капитан Куропаткин давно понял, что таких людей вызывать в милицию нельзя, к таким нужно ехать домой, и там, в теплой и уютной комнате, не проводить допрос, а просто беседовать, можно даже за чашкой чая. В этом случае свидетели моментально вспоминают мельчайшие детали, а потерпевшие делают логические выводы и легко приводят доказательства, кто и почему мог желать им зла.
Конечно, беседа по душам с преступными элементами в эту схему не укладывалась. Но Корнилов был не преступником, а потерпевшим. Так что придется Куропаткину идти в номер к Денису и еще раз выспросить у него про сегодняшнее нападение, а также поинтересоваться, отчего же тот так спешно покинул кабинет следователя. Не дай бог еще решит сам поиграть в сыщика! Такие игры чаще всего заканчиваются плачевно для доморощенных Пинкертонов. Он взглянул за окно. Уже темнеет, но он возьмет с собой фонарик и заодно еще раз осмотрит те кусты, вдруг Булыгин что-то пропустил?
Куропаткин неторопливо двигался по асфальтовой дорожке в сторону санатория. Жара уже спала, навстречу ему периодически попадались загорелые и не очень курортники, тащившие пляжные сумки, надувные матрасы и детей.
Он отвел завистливый взгляд от счастливых отдыхающих и подумал, что жена могла бы быть более сговорчивой. Почему бы им не ходить на пляж вечером, после его работы? Сейчас девять часов, и вода за день хорошо прогрелась, и можно отлично искупаться и отдохнуть.
Куропаткин вздохнул. Он не привык лгать самому себе. На юге темнеет рано. Уже начинает смеркаться, а буквально через час будет темно. И, потом, плавать в темноте не слишком приятно. Кроме того, жена хотела не просто искупаться, она это прекрасно может делать и без него, днем, ей надо быть рядом с ним. И не только по выходным, которые и так забиты работой, а в течение отпуска. Летнего отпуска, который можно было провести в Питере — всем вместе. Она уже устала быть одна, и неизвестно, что может натворить. А вдруг она заведет себе любовника или уже завела? Несмотря на теплый вечер, Куропаткину стало холодно и он зябко повел плечами. Да нет, его Наташка не осмелится на такое! Она только ругается, а до серьезного поступка у нее дело не дойдет. Она же понимает, что муж тут ни при чем, ведь он тоже хотел отдохнуть вместе с семьей. Тем более что сын учится в школе и лето — оптимальное время отдыха для всей семьи.
Досадуя на себя, на Наташку и на свою работу, он наконец-то дошел до санатория и остановился у тех самых кустов, в которых всего несколько часов назад чуть не убили Корнилова.
Заросли выглядели дикими, никому и в голову не могло прийти, что в них скрывается лавочка и что там очень удобно прятаться от кого-то или просто отдыхать в одиночестве. Булыгин уже осматривал это место, но стоит еще раз попытать счастья: а вдруг он все же найдет предмет, которым ударили Корнилова?
Куропаткин нашел вход, раздвинул руками кусты и обомлел: на лавочке сидела женщина. Она испуганно повернулась на шорох и, увидев Куропаткина, уставилась на него.
— Вы что-то хотели? — вопросила она грудным низким голосом.
От избытка чувств следователь что-то промычал и стал дергать головой, желая сообщить, что нет, ничего он не хотел. Куропаткин даже не мог произнести это вслух, настолько женщина поразила его воображение. Он смотрел на нее как завороженный и все не мог прийти в себя. Она была потрясающе красива, чертовски красива, умопомрачительно красива. У капитана тут же вылетели из головы все мысли по поводу собственной жены и ее возможности завести себе любовника. Он вообще не мог ни о чем думать, глядя на такую красоту. Признаться, он думал, что таких женщин не существует. Она могла дать фору любой королеве красоты, тем более если учесть, что всех девушек: на подобных конкурсах долго тренируют, как лошадок, и все они выходят на подиум с искусным макияжем и прочими средствами обольщения. Эта женщина была естественна в своей красоте, и Куропаткин вдруг осознал, что желает ее со страшной силой, даже вопреки собственной воле.
Денис не хотел ехать домой. Но и оставаться здесь тоже не мог. Ему надоел этот город курортников с загоревшими мамашами, волочащими за ручку детей, с веселой ночной жизнью. Отчасти он завидовал людям, приехавшим в Сочи в разгар сезона, потому что резко отличался от них. Он был в Сочи с Эммой — три года назад, вскоре после свадьбы. Они отдыхали и веселились точно так же, как эти чертовы курортники с единственной заботой, в каком кабачке провести сегодняшний вечер.
А теперь Эмма мертва. Интересно, если бы она была жива, то поехала бы с ним в Сочи? Вряд ли. Денис как раз этим летом хотел попросить ее об этом, но не успел. Эмма не любила жару, не любила ленивое времяпрепровождение, лежание на морской гальке с периодическими купаниями. Она вообще не любила загорать, поэтому ее кожа оставалась всегда молочно-белой, с небольшой россыпью золотистых веснушек.
Эмма обгорала на солнце очень быстро, независимо от крема от загара и его количества, поэтому летом выходила из дома только вечером или рано утром, и всегда — в шляпке, бейсболке или косынке.
Она съездила с ним в Сочи после свадьбы, поддавшись на уговоры мужа, и после этого сообщила, что больше в этот город — ни ногой.
Эмма любила европейские столицы с их тенистой прохладой: загадочную Прагу, модерновую Братиславу, романтичный Париж с его жареными каштанами, чопорный серый строгий Лондон и, конечно же, Берлин.
И во время отдыха, который позволял себе Денис, они ездили в один из этих городов. Эмма просила мужа, чтобы его отпуск был весной, а не летом. Она не любила солнце, хотя сама была солнечной, яркой. Для Дениса она была настоящим солнышком. Теперь это солнышко погасло, и он не знал, как дальше жить в кромешной темноте. Он чувствовал себя кротом и не мог избавиться от этого ощущения. В отличие от жены он любил Сочи. Но это было раньше. А теперь он ненавидел этот город. И приехал, вероятно, чтобы еще больше терзать себя, мазохист…
Денис усмехнулся, подумав, что он и вправду мазохист. В его жизни случилась трагедия, и ему нужно было пережить ее вместе с близкими, родственниками и друзьями, которые хорошо знали Эмму и искренне сочувствовали ему. Он же предпочел уехать подальше от всех, остаться наедине со своим горем, которое мучило его, душило, наполняло все его существо невыразимой скорбью. Он теперь жил словно в темноте, и, наверное, подсознательно уехал на солнечный юг, чтобы солнце сделало брешь во мраке. Но ничего не получилось. Или все же получилось?
Он отключил мобильный, чтобы ему никто не мешал мучиться в одиночестве по погибшей жене. Потом, усовестившись, включил его, позвонил домработнице тете Симе и попросил ее сообщать всем интересующимся, что он в Сочи. В конце концов, родственники не виноваты, что он хочет страдать в одиночку. Ему вдруг пришло в голову, что этот его отъезд выглядит довольно двусмысленно. Если бы он уехал в деревню, например, и скорбел там, это было бы естественно. Но он уехал на юг, к морю, и это было подозрительно. Поэтому-то Борис, звонивший сегодня, презрительно и намекнул ему, что он отдыхает, когда Эмма… Хотя его не волнует, кто и что о нем подумает. Тем более что первый отходящий поезд шел именно сюда, а чем Сочи отличается от любого другого города? А он хотел просто уехать из Москвы, подальше от этой свежей могилы… И даже взял самое дорогое купе, потому что все остальные места были забиты под завязку. Ну как же, разгар сезона!
