KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детективы и Триллеры » Детектив » Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Вадим Россик, "Кто рано встаёт, тот рано умрёт" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Выхожу из Замка на улицу. Ёжусь в тонкой ветровке под пронизывающим ветром с Майна. Утром такого ветра не было. У ворот фотографируются туристы. Большинство из них составляют пенсионеры. Аккуратные старички и старушки громко восхищаются стенами и башнями Замка, рекой, холмами, окружающими Наш Городок. Вид действительно живописный.

Федя точен. Он уже ждёт меня в белом внедорожнике. Жмём руки (Халло! – Халло!) и вперёд за зипунами! Несмотря на то, что в населённых пунктах Германии разрешена скорость до пятидесяти километров в час, Федя ведёт машину гораздо медленнее. Родственник постепенно багровеет и тихо матерится, но держится на границе тридцати километров в час. Я его понимаю. Как-то Марина получила по почте квитанцию об оплате штрафа за превышение скорости. Её «щёлкнула» видеокамера неподалёку от Песталоцциштрассе. Причём прибор зафиксировал скорость в сорок три километра в час. Марина написала гневное письмо в полицию с требованием объяснить, в чём было её нарушение, так как вдоль всей улицы нет ни одного знака ограничивающего скорость. Ей любезно ответили, что городской совет на днях установил скорость движения в Нашем Городе не выше тридцати километров в час, поэтому знаки нужны только там, где разрешено ездить быстрее. Как известно, незнание законов не освобождает от ответственности. Пришлось штраф заплатить.

Подъезжаем к железнодорожному вокзалу. Это красивое современное здание появилось совсем недавно. Год назад старенький вокзал снесли и на его месте моментально возвели модерновое строение с магазинами, кафе, удобным залом ожидания, подземным переходом к платформам, лифтами для инвалидов-колясочников, автоматами по продаже билетов. Собственно, весь район, прилегающий к вокзалу, построен уже после войны. Он был полностью уничтожен бомбардировками союзной авиации. В местных газетах писали, что при строительстве вокзала было найдено несколько неразорвавшихся авиабомб.

Федя высаживает меня возле узкого прохода между домами, ведущего к «фенишкам», а сам отъезжает на парковку у ближайшего магазина. Сжимая в кулаке пару пакетов, топаю по проходу. Городской социальный центр занимает скромный двухэтажный домик в середине прямоугольника жилых домов. На первом этаже находится продуктовый магазин, на втором – вещевой. У дверей дежурит уродливый мужик инвалидно-бездомного облика. Пропускает малоимущих в рай. Там они обретают благодать. Марина мне говорила, что в социальном центре трудоустроены исключительно инвалиды. Оно и видно.

На моё счастье сегодня очереди нет. Я подхожу к бомжеватому мужику, который следит, чтобы на «фенишки» не проник кто-нибудь с пулемётом в штанине, показываю ему пропуск и беспрепятственно попадаю внутрь. К моим услугам большой выбор почти просроченных продуктов из магазинов. Народа немного. Несколько мусульманских женщин в платках бродят среди полок, разглядывая товар. Пожилая интеллигентная дама (по виду из России) роется в груде пластиковых упаковок с нарезанной колбасой. Пара небритых потрепанных цыган радостно набирает в грязный мешок картошку из большого ящика. Глядя на них, понимаешь, что для счастья достаточно стать бедным, голодным, бездомным, гонимым, а потом просто в тепле пожрать и искупаться.

Складываю в свои пакеты сыр, рыбу, сосиски, масло, молоко, хлеб, сладкие булочки, абрикосы, сливы, бананы, печенье, шоколад, йогурт. Это для Саши. Парень – молодой, как бамбук, растущий организм. Для себя беру большую банку с растворимым кофе, сливки и таблетки заменителя сахара. Сахар я не ем. Фрау Половинкин считает, что у меня в организме нарушен баланс: избыток углеводов. Так как баланс – это всё, теперь я употребляю только подсластитель.

На выходе плачý пятьдесят евроцентов уродливой особе с широкой спиной уборщицы. Во дворе опускаю тяжёлые пакеты на землю, звоню Феде, чтобы подъезжал. Над моей головой через весь двор весело перекрикиваются две подружки. Девчонки лет двадцати в небрежной упаковке выглядывают из мансардных окошек противоположных домов и что-то горланят друг другу. Я невольно прислушиваюсь. И кто придумал, что немецкий язык грубый? Наоборот, мягкий и певучий. «Tinaa! Wo sind die Kondoomee?2» Слыхали? Не язык, а музыка!

Выхожу на улицу, оглядываюсь. Странно. Федя заставляет себя ждать. Это на него не похоже. Я начинаю было нервничать, но через несколько минут белый мерседес всё же появляется из-за поворота. Внедорожник тормозит возле меня. Я кладу громоздкие пакеты на заднее сиденье и сажаю себя рядом с водителем.

– Извини. Я немного задержался, – говорит Федя, трогаясь с места. – Квас пил. Ты хочешь попробовать русского кваса? Вот прямо сейчас?

Я удивленно смотрю на Федю. И попадаю под его влияние.

– Хочешь.

Мы сворачиваем в боковую улочку и по ней выезжаем на маленькую тихую площадь. Посреди площади стоит знакомая с детства жёлтая металлическая бочка. Её круглые бока украшает надпись по-русски «Квасс». Именно так – с двумя «с». Возле бочки курит на табуретке толстая баба в белом халате поверх пуховика.

– Прикинь, Вадим, что я тут надыбал, – с торжеством восклицает Федя. – Настоящий русский квас из настоящей русской бочки!

Глазам своим не верю. Квас в марте?!

– А беляши здесь не продают? – спрашиваю я Федю. Человеку же всегда хочется большего. Впрочем, может быть, это у меня белковое голодание после завтрака Геракла.

– Беляши есть в русском магазине. Будешь пробовать квас?

Про беляши – чистая правда. Кто не знает: у нас в городе работают три русских магазина. Там продают и беляши. Вынимаю себя из внедорожника, покупаю минимальную порцию черного как деготь пенистого напитка. Федя стоит рядом и с интересом смотрит на мое лицо. Баба в халате тоже с интересом смотрит. А лицо никак не может решить – пить или не пить.

Наконец, делаю глоток ледяной жидкости и сразу вспоминаю свою прошлую смерть. Газы чуть не отрывают нос. Ртом надолго завладевает отвратительная кислятина. Напиток для самоубийц. Что-то тут Федя не дотянул или очень давно не пил квас из бочки. Эта дрянь действительно «квасс». Всё без обмана. Как корабль назовешь, так оно и поплывёт.

– Ну, как тебе? – спрашивает Федя. – Забористая вещь!

– Знаешь, дело вкуса, – отплёвываюсь я. – По мне так уж лучше берёзовый сок с мякотью.

Федя ржёт, откинув назад голову.

Возвращаемся к Замку.

– Мне звонила Марина, – говорит Федя, пока мы стоим перед пешеходной зеброй, по которой неспешно плывёт африканка в два раза больше Баклажана. Вокруг необъятной маммы танцует визжащий хоровод курчавых ребятишек. Их папуасистость зашкаливает. Новые баварцы.

– И что?

– Сестрёнка просила свозить тебя к Половинкиной. Давай завтра с утра?

– Давай.

Через несколько минут Федя останавливается у замковых ворот, где всё так же толпятся туристы. Я выбираюсь наружу, прижимая к груди кофе, сливки и подсластитель. Федя машет мне на прощание рукой. Машу в ответ банкой кофе. «Чюсс! – Чюсс!» Родственник жмёт на газ и исчезает. Мы договорились, что вечером он отвезёт пакеты с продуктами Саше.

В Замке продолжается аврал. Стучат молотки, воют свёрла, орут люди.

Трудовой десант живописцев готовит свои шедевры к выставке. Им нужно торопиться. До открытия остаётся всего лишь два дня.

Мне торопиться некуда. Обед сегодня, но ещё не скоро. Добираюсь до своей комнаты, ставлю добычу на книжную полку, сажусь к ноутбуку. Проверяю почту. Ого! Власти прислали что-то интересное. Разбираю длинный текст, состоящий из непролазных канцелярских оборотов. Под текстом стоит печать и чья-то подпись. А, понял! Это решение о признании меня на пятьдесят процентов нетрудоспособным. Ну, вот. Теперь я официальный инвалид.

Постановляю отметить это дело в узком кругу, то есть сам с собой. Хочу налить себе кофе, но термос пуст. Огорчаюсь: термос постоянно меня подводит! Значит, придётся ползти в столовую. Кроме того, горло всё ещё мучит кислятина от «квасса». Уж лучше пить «кровь Микки Мауса» – кока-колу. Хотя я и живуч как клоп, но после кружки такого «квасса», боюсь, мне придётся усаживаться на облаке и думать: «Что же я натворил?»

Отправляю себя за кипятком. Кофе теперь у меня есть свой. В коридоре натыкаюсь на Иду и Урсулу. С трудом дыша, женщины тащат навстречу мне большущую картину, закрытую тряпкой. Урсула в оранжевой майке, Баклажан в зелёном балахоне и рыжем парике набекрень. Я прижимаюсь к стене, пропуская их, но художницы останавливаются возле меня. Они ставят картину на пол, и Урсула говорит, отдуваясь:

– Как хорошо, что мы вас встретили, герр писатель. Помогите нам донести эту тяжесть до столовой.

О, нет! Мне становится неловко. Наверное, даже краснею от стыда. Разумеется, в душе я глубоко поддерживаю и широко одобряю аксиому о том, что мужчины должны носить женщин на руках вместе с их ношей вот только в реале помочь Урсуле и Иде ничем не могу. Вынужден отменить гуманизм.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*