Джон Кризи - Я не собирался убивать
Также были фотографии миссис Клайтон и ее дочери Джейн: мать улыбалась и выглядела счастливой, а у ребенка был торжественный вид, как у Джулии, когда ее фотографировали в том же возрасте. Газетчики взяли у миссис Клайтон интервью, но она рассказала только правду. Кажется, она обнаружила труп минут через двадцать после моего ухода. Она оставалась возле дочери, ожидая, пока та уснет. Один из заголовков гласил:
КОЛЫБЕЛЬНАЯ В ДОМЕ СМЕРТИ
Я вспомнил голоса и мелодию: «Все блестящее и красивое, все большие и маленькие…»
Для меня не характерны ни сентиментальность, ни привычка долго сохранять в памяти мелодию. Эту я запомнил, возможно, из-за того, что Джейн Клайтон была очень похожа на Джулию в детстве. Я выпил чаю и сосредоточил свои мысли на следующей проблеме: куда спрятать драгоценности и деньги. Все было подготовлено, но я начал сомневаться, разумно ли идти в мое обычное укрытие.
О нем никто не мог знать.
Но так ли это?
Я давно не имел на этот счет сомнений, однако проблема, куда прятать добычу, всегда была очень серьезной. Для известного преступника, имевшего хотя бы одну судимость или просто бывшего несколько раз на подозрении, первейшая необходимость — сбросить товар. Меня это никогда особенно не волновало. Я мог бы протаскать все это в карманах несколько дней при условии, что не стал бы снимать пиджак в месте, где может орудовать карманник, и, возвращаясь домой, следил бы, чтобы необычно оттопыренные карманы не привлекли внимания Лилиан. Я предпочитаю выждать дней пять, прежде чем принести товар в укрытие: в это время полиция уже не так интересуется делом, а риск быть заподозренным уменьшается. Опыт научил меня, что три или четыре первых дня после обычной кражи самые опасные. Потом внимание полиции переключается на новые дела. Не может же она сконцентрироваться на всех текущих делах!
Конечно, Скотленд-Ярд сосредоточит на убийстве все свое внимание, но в принципе для меня это ничего не меняло. Я должен был спрятать деньги и драгоценности. У меня было правило не носить краденое домой. Я пользовался различными тайниками: вокзальными камерами хранения, гардеробными отелей, банковскими сейфами, которые снимал на вымышленные имена, а иногда маленькой квартиркой в Блумсбери, которую снимал много лет. Я никогда не ходил туда сразу после кражи. Это была своего рода страховка.
Я давно решил завести эту квартиру, потому что даже во время моих первых походов осознавал опасность быть разоблаченным, когда возникла бы необходимость на некоторое время исчезнуть. Лучшим местом, конечно, был центр Лондона. Я выбрал эту квартиру по многим причинам. Главной была та, что в одной-двух минутах ходьбы от нее было много магазинов, где я мог купить еду, сигареты и газеты. Мне хватало пяти минут, чтобы запастись всем необходимым. Квартира располагалась над конторами трех не очень крупных фирм, по ночам в доме никого не бывало. Перед тем как я въехал туда, хозяин сделал ремонт, а так как бывал я там редко, все было чисто и в хорошем состоянии. Телефон я никогда не устанавливал. У меня была привычка заходить туда раз в неделю и время от времени проводить ночь. Насколько я знаю, никто не догадывался, что это моя квартира. Договор о найме я заключил под фамилией Кеннеди и квартплату вносил чеками.
В конце того дня я пришел к выводу, что должен спрятать драгоценности под полом квартиры, вернее, в досках паркета. Я заранее приготовил там тайник для экстренного случая. Пришлось поднять несколько досок толстого паркета и выдолбить их изнутри. Это была трудная работа, занявшая два месяца, но я считал, что нашел идеальный тайник. Я мог засунуть завернутые в вату драгоценности и деньги в доски, заложить отверстие куском дерева, а пустоты залепить пластилином. Полиция могла несколько дней искать под полом, но ей вряд ли пришло бы в голову осмотреть сами доски. Те, что я выдолбил, были около стены, так что на них редко давил вес всего моего тела. Решив, куда спрятать драгоценности, я спешил привести свой план в действие, но предпочитал подождать, пока пройдет час пик и в Блумсбери будет поменьше народу. Я уже собрался уходить, когда два члена клуба сели возле меня и заговорили об убийстве Маллена. То, что люди говорили об этом, было нормально, но я удивился, когда один из них заявил:
— Кажется, это был тот еще мерзавец.
— Кто? Маллен? — спросил его собеседник.
— Да. У меня есть друзья, которые хорошо знают его жену. Вам известно, что они разошлись, да? Она потребовала развода из-за жестокого обращения. Странно для такого смельчака, как он.
— Пожалуй, — согласился второй. — Должен сказать, что вид у него был жестокий. Помните эти тонкие губы? Но чтобы хладнокровно убить его… Надеюсь, они быстро арестуют убийцу. Моя жена уже заговорила о том, чтобы положить все свои драгоценности в банк.
Меня совершенно не интересовало, куда его жена собирается деть свои драгоценности, но мысль, что Маллен, может быть, действительно был жестоким человеком и, возможно, многие люди обрадовались известию о его смерти, будоражила меня.
7
В безопасности?
Те двое говорили еще довольно долго, не сообщив мне ничего интересного, но они разбудили во мне такое любопытство насчет личности Маллена, что я захотел узнать о нем больше, и как можно быстрее. Я подождал, пока они углубятся в чтение своих газет, и ушел. Улицы были мокрыми от мелкого дождика. Мне повезло прошлой ночью. Я бы ни за что на свете не пошел на операцию под дождем или снегом; зато туман и ветер были желанными помощниками.
Два почти полных автобуса и дюжина пешеходов перед закрытыми магазинами и пустым кафе унылого вида — вот все, что я увидел, когда вышел из автобуса на Силлер-стрит. Я купил две плитки шоколада и двинулся быстрым шагом, как будто хотел поскорее уйти из-под дождя. Миновав маленький бакалейный магазинчик, расположенный на углу Силлер-стрит, я направился к дому восемнадцать. Магазин на первом этаже торговал всевозможными товарами для студентов и любителей музеев: подержанными книгами, старинными гравюрами, обычно не имеющими никакой ценности, учебниками, открытками, ручками и карандашами. Он был закрыт, как и конторы на втором и третьем этажах. Одну занимало маленькое издательство, другую — фирма, торгующая по почте, чьи объявления регулярно появлялись в газетах. Она использовала под склад две комнаты верхнего этажа. Я открыл дверь моей квартиры. Чтобы не объяснять, откуда в связке дополнительный ключ, я переделал замок так, что его можно было открыть ключом от гаража.
Все было тихо и спокойно. Было шесть часов двадцать пять минут.
В квартире у меня были радио, магнитофон, проигрыватель и много старых книг, особенно любимых мной: в большинстве произведения Диккенса и Голсуорси, а также несколько авантюрных романов. Еще там лежала одежда и немного еды, чтобы все выглядело естественно, если бы кто-нибудь вошел сюда. Я считаю, что в каком-то смысле ключ к моему успеху находился в этой маленькой комнате. Успех зависит от возможности переделывать украденные драгоценности и продавать их. Как я уже говорил, я сам гранил и шлифовал камни. Спрятать машину и необходимые инструменты было очень трудно. Огранка алмазов — настолько специфическая работа, что редко бывает безупречной. К тому же сейчас богатых людей стало гораздо больше, чем раньше. Раз клиентов много, ювелиры работают все менее добросовестно — ведь покупателя находят даже не лучшим образом ограненные камни, в том числе и мои. У меня были электромотор, циркулярная пила, вращавшаяся на повышенной скорости, и полировальный станок, тоже очень быстрый.
То, что я сделал, было просто, но невероятно изобретательно. Я заменил мотор холодильника другим, более мощным и способным работать на высоких скоростях, нужных мне. Отдельные его детали можно было использовать по другому назначению, хотя на вид они были нормальными деталями от обычного мотора. Никто не мог увидеть в этом моторе ничего необычного, разве что очень внимательно присмотревшись к нему.
Здесь я полностью чувствовал себя дома. За все годы, что я ходил сюда, меня побеспокоили всего два раза: в первый это был человек, ошибшийся домом, а во второй — полицейский, разыскивавший сбежавшую из дома девушку. Поскольку дверь дома запиралась на ключ, меня не могли застать врасплох, а мой звонок срабатывал не только при нажатии на кнопку, но и когда при этом наступали на коврик.
Я опустился на колени, вынул из холодильника мотор и начал обтачивать камни над пластмассовой миской для сыра, чтобы уменьшить риск попадания алмазной пыли на одежду и на пол. Непрерывное течение тонкой струи воды делало операцию почти бесшумной. Я работал уже минут пять, когда раздался звонок, так неожиданно нарушивший тишину, что я резко распрямился и уставился на дверь. Мне казалось, я слышу удары своего сердца. У меня было ощущение, что мои легкие сейчас разорвутся. Я не выключил мотор, просто стоял неподвижно и смотрел на дверь… до тех пор, пока звонок не прозвучал во второй раз. Мое сердце забилось сильнее, а дыхание стало еще более затрудненным. Я представил себе полицейских перед дверью и на улице, и мне никак не удавалось прогнать из ума эту картинку.
