Андрей Воронин - Отражение удара
Он не стал додумывать мысль до конца: уж он-то знал, что именно могло невзначай прийти ему в голову.
Взять, к примеру, ту историю с наручниками, которые он в одно прекрасное утро обнаружил у себя под подушкой. Наручники были не из тех игрушек, которые можно купить в коммерческой палатке или секс-шопе - ничего подобного. Это были самые настоящие, сугубо утилитарные, тускло-черные стальные браслеты в черном же, застегнутом на кнопочку кожаном чехле. Точно такие же чехлы Сергей Дмитриевич тысячу раз видел на ремнях у омоновцев и патрульных милиционеров. Было совершенно очевидно, что наручники положил под подушку он сам, но оставался открытым главный вопрос, ответа на который Сергей Дмитриевич предпочитал не знать: как наручники попали к нему?
Он утопил чертовы браслеты в пруду заводских очистных сооружений. С удовольствием бросил бы в эту зловонную яму и само воспоминание о них, но это, увы, было невозможно. Сергей Дмитриевич время от времени задумывался о том, каково пришлось милиционеру, у которого он стащил наручники: бедняге, наверное, сильно нагорело. О том, каким-образом можно украсть чехол с наручниками с пояса у вооруженного и натренированного стража порядка, он предпочитал не думать.
Оттянув собачку кодового замка, он вышел на улицу. Тучи куда-то ушли, и над Москвой вставало неяркое осеннее солнце. Позади, мягко чмокнув, захлопнулась дверь. Сергей Дмитриевич глубоко вдохнул полной грудью и с шумом выпустил воздух, очищая организм от остатков алкогольных паров. Машинально взглянул на левое запястье, но часов не было. Впрочем, и так было ясно, что нужно поторапливаться; он потратил слишком много времени на разговоры.
Сергей Дмитриевич еще раз вздохнул и торопливо зашагал в сторону узкой, похожей на пробитый в скале железнодорожный тоннель арки, которая вела со двора на улицу. Проходя мимо старого, выкрашенного в защитный цвет "лендровера", который, как он знал, принадлежал соседу по лестничной площадке, Сергей Дмитриевич скользнул по машине равнодушным взглядом и вздрогнул, с трудом заставив себя идти в прежнем темпе.
Низко просевший на спущенных шинах вездеход напоминал подбитый танк. Сходство усугублялось защитным цветом и нарочито утилитарным, лишенным всякого изящества дизайном машины. На передней дверце красовалось выцарапанное каким-то острым предметом короткое неприличное слово, которого, насколько мог припомнить Сергей Дмитриевич, вчера не было. Конечно, он не приглядывался к соседской машине специально, но готов был поклясться, что вчера, когда возвращался с работы, "лендровер" был в полном порядке. Помнится, Сергей Дмитриевич привычно позавидовал соседу: когда-то он мечтал как раз о такой машине - мощной, с высокой проходимостью и откровенно военно-полевой внешностью. Он понимал, конечно, что мечта была несбыточной - при его зарплате им с женой никак не удавалось скопить хотя бы на "Жигули", - но несбыточность является основным свойством настоящей мечты. Мечта, которую можно осуществить - это не мечта, а цель, четкий план, подлежащий неукоснительному выполнению...
Не удержавшись, он обернулся от самой арки и снова взглянул на "лендровер". Зрелище внушало печаль.
"Черт возьми, - думал он, торопясь к метро. - Вот так разрисовали... Видно, кому-то мой сосед здорово насолил. Или просто молодежь развлекалась? Или", или это была не молодежь?"
Он не стал додумывать эту мысль до конца, между делом поймав себя на том, что за последний год научился мастерски контролировать процесс мышления. Это мы будем думать, а вот это не будем... Просто виртуоз, да и только, с холодной язвительностью восхитился он собой. Вот уж, действительно: правая рука не ведает, что творит левая...
Похоже было на то, что все начинается сначала - переезд ничего не решил и ничему не помог, скорее даже наоборот: теперь вместо простоватого Паши Иваницкого соседом Сергея Дмитриевича стал этот непонятный парень в камуфляже. Не поймешь даже, кто он: эфэсбэшник, военный, милиционер или просто чудаковатый бездельник. И имя у него какое-то странное Иннокентий?.. Ипполит?.. Да нет же, Илларион. Илларион Забродов, вот как его зовут. И очень похоже на то, что под руку этому Забродову лучше не подворачиваться.
"Господи, - подумал Сергей Дмитриевич, - да что же это за напасть? О чем это я думаю? Я же рассуждаю, как непойманный преступник... Это не я! Со мной такого просто не могло случиться! Мне бы и в голову такое не пришло. За что же на меня свалился весь этот бред?"
Он вспомнил, что в школе его дразнили Тютей, а в армии Мешком за полную физическую беспомощность и заложенную, казалось, прямо в генетическом коде безобидность. Всегда, сколько себя помнил, он был типичным мальчиком для битья, козлом отпущения для любого идиота, у которого чесались кулаки или язык.
Конечно, время издевательств давно прошло - взрослые люди пользуются другими приемами, когда хотят вытереть ноги о ближнего своего, - но он-то остался прежним! Он, Сергей Дмитриевич Шинкарев, просто не мог быть главным героем того бесконечного фильма ужасов, который какой-то чокнутый киномеханик крутил, похоже, прямо внутри его головы...
"Попросить, что ли, жену привязывать меня на ночь к кровати?" подумал он и невесело усмехнулся. Алла Петровна обладала острым, трезвым умом и завидной интуицией. Такая просьба породила бы у нее множество вопросов, и дело непременно кончилось бы для него психушкой независимо от того, какие ответы она получила бы на свои вопросы. Любовь любовью, но кто, скажите на милость, отважится заснуть под одним одеялом с психом? Как в том анекдоте: Вася проснется, а голова в тумбочке...
"Я знаю, чем все это кончится, - с холодным отчаянием подумал Сергей Дмитриевич. - Либо меня поймают, либо я наложу на себя руки. Второе кажется более реальным. Что-то непохоже, чтобы кто-то собирался меня ловить..."
Человек, когда-то откликавшийся на обидное прозвище Мешок, на секунду замер перед входом в метро, тяжело вздохнул и, безвольно опустив плечи, пошел навстречу судьбе.
Глава 4
- Грехи мои тяжкие, - со вздохом сказал майор Гранкин, ковыряясь в пачке. Выудив наконец сигарету. он вставил ее в угол своего скорбно изогнутого книзу рта и принялся чиркать спичками. Сигарета ни в какую не желала раскуриваться, но майор упорно жег спичку за спичкой.
- Она же у тебя рваная, - потеряв терпение, сказал следователь прокуратуры Ипатьев.
Майор вынул сигарету изо рта и внимательно оглядел со всех сторон.
- Да, - с сожалением сказал он, - действительно.
Жалко, черт побери. И что это, скажи ты мне, за день такой сегодня? С самого утра сплошная непруха.
- Сам виноват, - отозвался Ипатьев, с интересом наблюдая за тем, как майор пытается заклеить слюной лопнувшую по шву сигарету. - Что за дурацкая привычка: таскать сигареты в заднем кармане? Да брось ты ее, что ты, в самом деле, как крохобор!
- Ни хрена подобного, - на секунду прерывая свое занятие, ответил Гранкин. - Ишь, чего выдумал - брось! Она у меня загорится, как миленькая. Мы к ней применим Ипатьевский метод...
- Какой еще метод? - насторожился Ипатьев.
Словосочетание было знакомым - что-то такое было на заре перестройки, а то и раньше, связанное с каким-то другим Ипатьевым, - но что оно означало, он припомнить не мог, как ни старался.
- Ипатьевский метод, - повторил майор Гранкин. - Ты что, не в курсе? Ипать ее будем, ипать!
- Вот дурак, - с обидой сказал следователь довольному майору. - Сам мент, и шуточки ментовские...
Мы о деле говорить будем или нет?
- О деле? - с неохотой переспросил Гранкин, критически разглядывая окончательно расползшуюся сигарету. Придя к неутешительному выводу, он смял ее и сунул в пепельницу, немедленно возобновив неторопливое ковыряние в расплющенной пачке. - О деле... - со вздохом повторил он. - Понимаешь, Леша, не хочется мне говорить об этом деле. Ну, что о нем говорить?
Ведь типичный же "глухарь", висячка мертвая, проклятущая, распротухлое дерьмо...
- Так уж и "глухарь"? - с сомнением спросил следователь.
- Ну, а что же еще? Ни мотива, ни следов, ни отпечатков... Сумочка на месте, кошелек на месте, сережки в ушах - ограбление отпадает. Да и взять-то у нее, в общем, было нечего...
- Изнасилование? - предположил Ипатьев.
Гранкин в ответ только горестно покачал головой.
Он, наконец, вынул из пачки более или менее целую сигарету, придирчиво оглядел ее со всех сторон, даже понюхал зачем-то, поморщился и закурил, окутавшись вонючим облаком дыма.
- Твои соображения? - спросил следователь, видя, что майор не собирается нарушать молчание.
- Соображения простые, - с неохотой отозвался тот. - Говно дело, вот какие у меня соображения. Похоже, у нас в околотке завелся-таки псих, и хрен мы его выловим, пока он сам на чем-нибудь не проколется.
Ни одной же зацепки!
- Ты мне это брось, - строго сказал Ипатьев. - Что значит - ни одной зацепки? Насколько я понял, паспорт был при ней.
