Арам Тер-Газарян - Изгнание в Индию
После этого она, не вставая с места, стала наблюдать, как заполняется отделение трюма. Когда уже казалось, что вот-вот и трюм начнет переполняться, сверху послышался гулкий бас пароходного свистка. Гамаки закачались, и кто-то из женщин сказал: «Отплыли».
– Отплыли, – с облегчением повторила Анна и улыбнулась женщине.
Она поднялась, поставив ногу на скамейку, забралась в гамак, и, свернувшись калачиком, проспала в нем целые сутки.
* * *Неделя в пути пролетела незаметно. После пережитого, путешествие в трюме корабля казалось Анне отдыхом. Днем она выходила на нижнюю палубу, смотрела на океанские волны, чаек, пролетавших прямо над головами пассажиров. А вечером, поужинав несколькими бутербродами, фруктами и крепким чаем, который продавали у входа в помещение трюма, забиралась в гамак и размышляла над тем, как теперь сложится ее жизнь.
«Конечно же, оставаться в Индии бессмысленно. Надо первым же рейсом отплыть в Англию, и там, посоветовавшись с матушкой, решить, как поступать дальше. Искать в одном из бомбейских банков какое-то призрачное наследство – безумие. Гроуф знал куда направляться, но что случилось, то случилось».
Она закрыла глаза и вспомнила Дэвида.
«Подлый мерзавец. Ты, наверняка знал об этих деньгах еще до знакомства со мной. Подонок! А я, дура, поверила тебе. Видите ли, свершилось чудо – богатый колониальный плантатор женится на серой мышке из Бирмингема, – злилась она. – Не думай, что я оставлю все так, как есть. Как только вернусь в Англию, я первым же делом пойду во все лондонские газеты и расскажу, как ты вместо калгана поставляешь на родину вымоченные в настое из имбирных шкурок простые корни. А потом нарезаешь их и отправляешь под видом цукатов. Нет. Я скажу, что ты испугался, когда понял, что я все знаю, и решил избавиться от меня, потому что строил планы на мое наследство».
Анна улыбнулась.
«Вот это будет скандал! На весь мир! Горе тебе, мерзкий пакостник и отцеубийца Дэвид Сколфилд! Да, кстати, надо будет рассказать им и про странные обстоятельства гибели Сколфилда-старшего. Даже старика, который его вырастил и воспитал, не пожалел».
Она не сомневалась в правдивости слов Гроуфа. Кроме того, копаясь в его бумагах, во время поиска данных о банке, где хранятся ее деньги, Анна обнаружила его выписки, сделанные во время командировки в Сандакан.
– Надо же, – сказала она сама себе. – Ему пересылают из Новой Зеландии почти двести тысяч фунтов, а я об этом ничего не знаю.
Стоявшие рядом с ней братья-рыбаки переглянулись. Они только вернулись с берега реки, куда сбросили на съедение рыбам тело Майкла, и смотрели за тем, как Анна перебирала его документы.
– Госпожа, – подал голос старший брат.
– Да, Билли? – он просил называть себя так для простоты.
– Мы боялись спросить у мистера Гроуфа, но может вы поможете нам?
– Само собой, Билли.
– Сколько стоил ваш перстень?
– Я не знаю. Мне его подарил муж… Бывший мой муж…
Она задумалась.
– Ну, если ориентировочно, то он может стоить около двух-трех тысяч фунтов. Вряд ли на земле может оказаться еще один такой же перстень.
Братья переглянулись.
– Он дал нам за него триста фунтов, – сказал второй брат – спасший ее и представившийся Джоном.
Анна не достала из сумки Гроуфа, лежавшей тут же на столе, пачку купюр, и отсчитала братьям две тысячи семьсот фунтов.
В пачке осталось всего пятьсот фунтов.
Братья снова переглянулись.
– Мы не можем взять у вас все эти деньги, госпожа, – сказал Билли. – Пожалуйста, оставьте себе сколько хотите, потому что вы – благородная добрая женщина, попавшая в беду.
– Нет, я не могу. Это ваши деньги.
– Тогда мы оставим их здесь.
– Послушайте! – сказала Анна. – Вы взрослые люди, вам надо кормить свои семьи, подумайте о родных. Что будет с ними?
– Мы два взрослых мужчины, госпожа. А вы – хрупкая одинокая женщина. Что вы будете делать в Индии?
– Не знаю… – задумалась Анна. – Сначала, надо туда добраться.
– Именно поэтому мы просим вас взять большую часть этих денег. Мы итак обязаны вам своим спасением.
– Вообще-то Джон спас меня у Даяки-каров… – невозмутимо ответила Анна.
Тогда Джон подошел к столу, не глядя, разделил пачку денег на две неровные части и большую положил перед ней.
– Госпожа, – сказал он. – Мы попали в беда. Нехорошо ругаться хотя бы в те минуты, пока беда не прошла.
Он поклонился, взял меньшую часть денег и отошел к брату.
На вырученные деньги братья хотели открыть свою лавку с рыболовными снастями в Гонконге. В Калькутте они хотели раздобыть какую-то особенную сеть, которой индусы научились почти что без особых усилий ловить рыбу целыми косяками. Они собирались закупиться этими сетями и отвезти их в Гонконг.
В углу заплакал ребенок. Мысли Анны снова вернулись на корабль.
«Плачет, – подумала она. – Как жаль, что я не ребенок».
Она почувствовала сильную слабость и вдруг оказалась рядом с отцом. Этим добряком, которого обвинили в расстреле детей. Анна поверила рассказу Пола, но в глубине души конечно же сомневалась, что ее отец – этот веселый и добродушный – человек мог пойти на такое преступление. Особенно ради денег.
Она нежно схватила его руку своими маленькими пальчиками, прижалась к ней щекой и снова почувствовала себя самым счастливым существом на свете.
«Папа. Папочка» – шептала она.
Отец наклонился к ней.
– Ну, что, моя радость, взять тебя на руки? – спросил он.
– Да! – обрадовалась она.
Тогда он присел перед ней на корточки, улыбнулся и резко обхватил ее шею своими крепкими мужскими руками.
Анна в первый миг даже не поняла, что происходит.
Она широко раскрыла глаза, и попыталась спросить его, зачем он взял ее за горло. Но цепкие пальцы уже сдавили ей шею. И единственное, что она смогла сделать, – это просипеть: «Не надо, папа».
* * *Анна открыла глаза, чувствуя, как пот льется ручьями по ее телу. И ее взгляд уперся в кремовый расписной потолок.
«Что это?» – подумала она.
– О, Боже! Какое счастье, что вы очнулись! – над ней склонилась голова сестры милосердия. – Мы знали, что вы должны прийти в себя с часу на час. И как же хорошо, что я отослала эту нашу непоседу – сестру Жанну – поливать розы в оранжерее. Она бы точно упустила этот момент.
– Кто вы? – изумилась Анна.
– Сестра Меридит, – улыбнулась монахиня. – Из Ордена кармелитов.
– Как вы сюда попали? – еще больше удивившись, спросила Анна.
– Это вы сюда попали, миссис Лансер, а я здесь выполняю свой долг.
– Здесь?
– Да. В больнице Святого Антония в Калькутте.
– В какой еще Калькутте? – не поняла Анна.
– Вы подхватили лихорадку на корабле, и как только он причалил, вас привезли к нам двое туземцев. Эти торговцы с Борнео.
– Торговцы с Борнео? Где я?
– Успокойтесь, миссис Лансер. Вы в безопасности, – сестра мягко погладила ее по волосам.
– А где Дэвид? – спросила Анна и тут же поняла, что произошло. – Я заболела?
– Да, заболели. Но уже выздоравливаете. И вам надо отдохнуть. Поешьте немного и поспите. Если все будете делать, как сказал доктор Ирвинг, то через неделю сможете продолжить свое путешествие.
– Да, – ответила Анна, и почувствовала сильную усталость.
Она с трудом заставила себя съесть половину тарелки бульона и провалилась в сон.
Все следующие дни Анна шла на поправку так быстро, что на пятый день доктор разрешил ей покинуть больницу.
– Миссис Лансер, – сказал доктор. – Мне надо передать вам письмо.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Какое письмо, доктор? – удивилась Анна.
– Еще на корабле, как я понял из слов ваших спутников с плантаций Борнео, вы просили написать письмо вашей матушке.
– Да? – спросила она. – Я этого не помню.
– Неудивительно, – ответил доктор. – Вы много бредили. Но в первые дни из вашей речи, как я понял, еще можно было что-то понять. И вы попросили связаться с миссис Евой Лансер.
– И что же?
– Две недели назад нам пришел ответ из Бирмингема, миссис Лансер.
Анна поняла, что произошло что-то ужасное.
– Пожалуйста, – она протянула руку доктору.
Тот достал из ящика стола конверт, переклеенный черной лентой. Такие конверты обычно посылают, когда хотят сообщить о чьей-то смерти.
Анна взяла его в руку и дрожащими пальцами сорвала сургучную печать.
«Дорогая Анна! Пишет тебе миссис Эбинхейм – подруга твоей матери…», – прочитала она и закрыла глаза.
– Вам плохо, миссис Лансер? – доктор привстал из-за стола.
Анна открыла глаза.
– Все в порядке, доктор Ирвинг. Не волнуйтесь, – изменившимся голосом ответила она.
«Милая моя девочка, – писала миссис Эбинхейм. – Ты знаешь, я никогда не любила сантиментов и знаешь, как сильно я дорожила дружбой с твоей благородной матерью – моей любимой подругой Евой.
