Алексей Травин - Тигровая балка
— С Яроцким я познакомился в колонии. Это опытный делец. Много раз сидел в тюрьмах. Работал одно время где-то здесь в Таджикистане по добыче золота. Сидел и за хищение золота в тюрьме. Надо мной он все время смеялся: «Молокосос, крохобор, сидишь за квартирную кражу! Если воровать, так уж миллион»,— говорил Яроцкий. Там в колонии он изложил мне свой план махинаций с шелком. «Щелк — это то же золото»,— говорил он.
План мне понравился.
В Маргелане у Яроцкого еще раньше были свои люди. Мне он предложил поселиться где-нибудь в глухом шелководческом районе Таджикистана.
Из колонии мы вышли почти одновременно и в тот же год начали действовать. Вот и вся история,— с облегчением закончил Урак. Он был очень рад, что лейтенант не спрашивал его об Усмане.
Был доволен и Сангинов. Цепь хищений шелка почти замкнулась. От коконов до ханатласа. Осталось одно звено: кто доставлял ханатлас к Ураку? Но к разговору об этом надо было еще подготовиться.
После допроса Сангинов вызвал врача и попросил взять у Закирова кровь на анализ.
— Зачем? Я ничем не болею! — удивился Урак.
Когда врач уколол ему палец, он вздрогнул, как от удара ножом. Нервы преступника были напряжены. Из кабинета Урак ушел неуверенной, тяжелой походкой.
* * *
Дознание по «шелковому делу» подходило к концу, все офицеры отдела радовались успеху Вахоба.
Кабиров в отдел не возвращался. Взял отпуск и уехал на курорт.
Готовясь к решающему допросу Урака, Сангинов еще раз съездил на ферму, побеседовал с доярками. Целый день посвятил повторному обыску кибитки Урака. В течение нескольких часов осматривал помещение и ничего не обнаружил. Уже в сумерках, усталый, пыльный, просматривая каждый метр, поросшей бурьяном земли вдоль дувала, Вахоб нашел выгоревший на солнце смятый клочок бумаги. Развернув его, он прочитал:
«Уважаемому Ураку привет! Собирался навестить тебя сам, но задерживали важные дела. Прибудет наш общий друг — Усман. Он твердо решил от нас уйти. Надеюсь, ты не забыл устав и окажешь ему положенный прием. Жду известий. Ханатлас реализуешь сам. Захвати бабины». В конце записки стояла буква «Я».
Сангинова обрадовало то, что записка имела, видимо, отношение к звену его дела, которое осталось неясным. Он до сих пор не знал, кто привозил к Ураку ханатлас. Судя по записке, это был какой-то Усман. А что означала буква «Я» в конце записки?
Следы крови на стене и полу кибитки Урака, его окровавленный пиджак, найденный Константином Ивановичем в тугаях, говорили о том, что в кибитке шофера что-то произошло.
Когда Сангинов еще и еще раз перечитывал выгоревшую записку, он вспомнил старого инженера из Узбекистана, который разыскивает сына Усмана. Мелькнула мысль, а не тот ли это Усман?
На другой день Вахоб зашел к Философу и как бы между прочим спросил: «Ну что, удалось установить блудного сына?»
Беков раздраженно ответил: «Такие люди легко исчезают, а найти их бывает трудновато... (Но стариком у меня целая переписка. Узнал от него, что Усман высокий, красивый. Да вот его фотография. Старик не преувеличивает. Парень что надо,— Беков кинул на стол фотографию.— И где его черти носят? Старика жалко — совсем извелся.
Сангинов попросил Бекова отдать ему фотографию Усмана. Доярки на ферме, куда Вахобу пришлось еще раз съездить, уверенно опознали на фотографии того парня, который приезжал к Ураку с оранжевым чемоданом.
На следующий допрос Сангинов пригласил следователя прокуратуры. Теперь в руках у лейтенанта было достаточно улик, чтобы сразу же припереть преступника к стенке.
— Перед тем, как задавать вам вопросы, Урак, я кое-что расскажу: на крупную жертву хищники обычно нападают стаей — легче свалить. А когда стая обложена и надо спасаться — они делают это в одиночку. Легче схорониться, незаметно улизнуть.
Ваш главарь Яроцкий почувствовал опасность и решил спасаться один. Не надеялся он на вас — могли выдать. Решил старик от вас избавиться. Вы ему помогли награбить достаточно, чтобы прожить остаток дней с шиком. Скажу вам, Урак, что при обыске на квартире у Яроцкого нашли восемнадцать килограммов золота.
Яроцкий приказал вам расправиться с одним из сообщников — Усманом. Вот его предписание. Может быть, вы не забыли о нем? Я нашел эту записку в бурьяне около дувала. — Сангинов зачитал содержание письма. Графическая экспертиза дала заключение, что это письмо написано Яроцким.
Урак затравленными глазами смотрел на лейтенанта. Молчал.
— А вот ваш пиджак, который оказался в крови после того, как вы выполнили приказание Яроцкого.
С этими словами Вахоб повесил пиджак, найденный Константином Ивановичем в тугаях, на гвоздик перед глазами Урака, а следы крови со стены положил на стол.
— На пиджаке и на стене кровь не ваша. Вот заключение биологической экспертизы.
— А теперь скажите, где этот человек и кто он? Врать в вашем положении опасно, не советую, сами понимаете, что честное и полное признание может вам во многом помочь.
Как будто обухом по голове бил лейтенант Урака этими словами. Рухнули последние надежды. Милиции известно и об Усмане? Как же попал к ним мой пиджак? Ведь я его бросил где-то в глухих тугаях?! «Идиот, ишак,— ругал себя Урак,— даже записку Яроцкого не изорвал».
Сангинов немного помолчал. Он видел, что преступник ошеломлен, раздавлен и тут же, чтобы не дать ему возможности прийти в себя, бросил:
— Вы слишком много знали — Яроцкий решил убить и вас. Рассказывайте, что вы сделали с Усманом. Где может скрываться Яроцкий?
Мысли Урака метались: Яроцкий — старый шакал! Он втравил его в это дело. Он заставил убить Усмана. Пытался убить его самого. Он, он во всем виноват! Но придумать Урак ничего не мог. Можно было от всего отказаться, но его положение это уже не изменит, а может только ухудшить. У лейтенанта все доказательства.
Реакция Закирова была неожиданной. С ним случилась истерика. С губ сорвались проклятия:
— Гад! Старый шакал! Я убью его! Это он погубил меня!
Когда Урак затих, Сангинов твердо спросил:
— Кто приезжал в последний раз?
— Артыков Усман, — всхлипывая, как ребенок, сказал Урак.— Он вместе с нами сидел в последний раз в лагере.
— Это он? — Сангинов показал Ураку фотографию, взятую у Бекова.
— Да! — равнодушно сказал Урак.
— Где труп Усмана?
— Во дворе кибитки. Закопан в яме.
Сангинов вместе с районным прокурором, судебным медиком — работником научно-технического отделения прибыли на ферму.
Вслед за ними пришла машина с Ураком и конвоирами.
Теплое осеннее утро было тихо. Посохшие пыльные камыши спокойны. Жизнь в тугаях замерла до вечера. Хорошо было, задрав голову, смотреть на голубое с сиреневым оттенком небо.
Никому не хотелось приступать к работе, именуемой юристами «эксгумация трупа».
Документация и фотографирование заняли весь день. В район Сангинов возвратился усталый, но довольный. На другой день он передал «шелковое дело» прокурору.
* * *
Несмотря на успешное завершение «шелкового дела» Сангинов не испытывал удовлетворения. Главарь шайки — Яроцкий — был еще на свободе.
В субботу Сангинов приехал в Тигровую балку. Константин Иванович, видя, что Вахоб не в духе, не стал надоедать ему расспросами. Накормил лейтенанта двойной ухой, а сам уехал проверять ловушки: начался отлов взрослых нутрий.
Перед отъездом Константин Иванович, весело улыбаясь, сказал Вахобу:
— Ну, не скучай! Отдыхай как знаешь, мне надо спешить с отловом нутрий, жду зоотехника. Говорят, уже кого-то сюда назначили. Не выполним план, новое начальство не похвалит.
Вахоб посидел с полчаса на берегу затихшего озера, полюбовался на отраженный в темной воде бордовый осенний закат и пошел спать. Утром хотелось встать пораньше и уйти в камыши.
Проснулся Сангинов еще до рассвета. Чувствовал себя бодрым, хорошо отдохнувшим. Голова была свежей, каждая мышца готова действовать, настроение радостное. Константин Иванович уже встал. Он негромко стучал костылями в прихожей — готовил, видимо, завтрак.
Вахоб вскочил из-под теплой шубы в холод осеннего утра. Одеваясь, весело окликнул старика:
— Ты уже на ногах, Константин Иванович, как будто и не ложился? Наверное, не выспался?
— Много мне надо! Два-три часа и хорошо! — весело ответил старик.
— Читал я, будто бы Наполеон говорил: девять часов должны спать дети, семь — женщины, а мужчины только пять, а больше спят круглые дураки.
— Значит, я круглый дурак, Константин Иванович, ведь я сегодня продрых десять часов? — рассмеялся Вахоб.
— Ты, Вахоб, отсыпался за прошлое. Храпел на всю Тигровую балку. Дичь, небось, распугал. Ну, шагай завтракать, а то опять убежишь в тугаи голодный.
За едой Константин Иванович сказал:
— Слышал я, Вахоб, хорошо ты поработал. Рад за тебя. Как это тебе удалось Урака разоблачить? Давно я чувствовал, что темная он личность. Не лежало у меня к нему сердце.
