Владимир Солодовников - Колыбельная для Ивана (Принцип Криницына - 1)
*** На часах было уже пять утра, когда я подъехал к дому Варенцовых в Ильинском. Постучался в калитку, и из хлева вышла Нюра. -Нюра, впусти меня, раннего гостя. -Ванечка, случилось что? Мама не заболела ли? А чего такой бледный (Где она разглядела у меня бледность? - темно ведь еще!), сам-то не заболел? Молочка вот сейчас свежего, парного. Только что из-под сиськи коровьей, выпьешь - вся хворь пройдет, как рукой сымет, - засуетилась Нюра. Маленькая, подвижная Нюра, дай бы тебе, Господи, самой-то здоровья, а ты еще обо мне так заботишься. - Ой, а калитку ведь не открыла, ста-арая-ж я ду-ура! -Побойся Бога, Нюра, да какая ты старая? И не дура вовсе, а самая, что ни на есть, умница. - Я вошел, наконец, во двор, прихрамывая, потянулся с устатку, мешок на траву положил аккуратно - Дуська ведь там - и выпустил страдалицу мою. - Дуся, жива ли? Сейчас и тебе молочка нальют. - Дуська озиралась после заключения в мешке, молчала, присев на лапах низко к земле, а хвост поджала. Понятно - хоть ты и была здесь недавно, но кошачья память не так и хороша. А вот и Нюра с огромной кружкой молока идет, я напился и Дуське оставил. Елки-палки, если мы с Петром Николаевичем вскорости по самогону ударим, то кабы от его смеси с парным молочком понос со мной какой не приключился! Да, и черт бы с ним, с поносом! Вона, какой здесь у Нюры огородище! дрищи-не хочу! -Ванечка, сейчас и Петя мой встанет, завтраком угощу. Картошечки нажарю с грибками - оно в самый раз будет. - Нюра уже повеселела слегка, а то поначалу с ней прямо испуг приключился. - А потом уж и отдохнешь. Не спал, поди, ночь-то? - Она пристально опять на меня посмотрела. От Нюры вообще ничего скрыть невозможно. И откуда в ней прозорливость эта? - и не ведьма ведь, а добрейшей души женщина, каким бы памятники из золота при жизни ставить надобно. С полчаса походил по двору, посмотрел, как Дуська моя себя поведет в непривычном месте, покурил, раздумывая, что теперь делать буду, а тут уж и Петр Николаевич встать изволили. -Здорово, а давно ли приехал? Сразу бы и разбудил, сон-то уж и некрепок у меня. Вчера наломался с кирпичами этими, печку в соседней деревне клал. Можно бы часть и на сегодня оставить, а жадность не позволила - как не докласть, пусть протопят уж с утречка, да и попарятся люди всласть - или не суббота нынче? И мы к вечеру натопим баньку, сечас вот умоемся, да за еду сядем. - Петр Николаевич подмигнул мне хитро понятно мне, что ты за еду имеешь на уме. Самогон у него исключительный, запаху никакого сивушного нет, гонит он как-то из зерна пророщенного. Крепкий самогон, но пьется легко. Ну, самогон, так самогон! Мы, на дармовщинку-то, и скипидар за милую душу употребим. Помыли мы с дядей Петей лица свои, пошли в дом, на кухню. Нюра на стол угощения ставила - когда только и успела сготовить? Выставила бутыль с самогоном немалую, картошку жареную с грибами, щи кислые из серой капсусты в чугунке из печи вытащила, соленья к картошке: огурчики соленые и маринованные, помидоры в собственном соку, грузди соленые, маслята маринованные, а помимо солений - бруснику моченую, варенье из черники и голубики, костянику в сахаре. Ну, знамо дело, что варенье - к чаю. Господи, как хорошо-то они живут! Самовар не гудел как-нибудь, он - пел. Да за такой стол только бояр и сажать! -Мы, Вань, на ночь на рыбалку сбегаем. Александр Максимович, что математиком у нас в селе работал, звал меня на сегодня рыбачить у их, значит, деревни. Просил быть непременно. Отказать ему не имеем никакого права. Я слышал о замечательном старике, Александре Максимовиче Заботине, который бобылем жил в деревне Березовке. Деревня эта недалеко от Ильинского находилась, за полчаса и добраться можно. Сходим! Я не очень и спешу в город. Как наелись мы и напились вволю, я ушел спать под пуховым одеялом на сеновал. Нюра уговаривала меня, чтобы спал в избе. -Да ведь бабье лето, Нюра. А под пуховым одеялом мне никакой холод не страшен. Спал я дурно, несмотря на кошмарную усталость и выпитый алкоголь, но проснулся, тем не менее, поздно - в пять вечера.
С Александром Максимовичем мы встретились на околице их деревни: он уважал точность. Судя по большущей сумке и выглядывающей из нее сети, и ловить будем именно сетью. Мне, честно Вам скажу, не нравится такая рыбалка. Мне по нраву удочка, тихая речка с чистенькими бережками. Черт с ней, с рыбой, пусть себе плавает, мне бы посидеть на берегу да поразмышлять о том-о сем, всех и дел. Да ладно, сетью, так сетью. Вдоль по течению речки Черной мы не спеша и оправились. Шли гуськом: впереди, с видом знатока, шел сам Заботин, за ним, знамо дело, дядя Петя, ну, а замыкающим - я. Нашли место тихое, где течения почти не видать, а ширина речки не так и великая; надувную лодку, заблаговременно к этому месту причаленную, отвязали. Сети ставили специалисты - Заботин и Петр Николаевич. Сеть тонкая, капроновая, ячейки широкие: нам малая рыба ни к чему, малая - пусть себе плавает до поры до времени. Вот, как сети поставили, костер разложили на берегу. С деревенской закуской пошла в дело водочка, и потекли наши разговоры. Собственно, сегодня рассказывал Александр Максимович. Интересовала меня его жизнь нескладная. Он в начале Отечественной войны ушел на фронт, да и попал в плен, освободили его из концлагеря американцы, бывших заключенных с собой в Америку на излечение забрали. По договору затем американцы нашим на Дальнем Востоке их выдали, а наши опять в новый плен отправили: теперь в ссылке в Средней Азии, на шахтах маялся Заботин, как и многие его сотоварищи по несчастью, только в пятьдесят восьмом и реабилитировали - освободили, наконец, Александра Максимовича. Домой сюда вернулся, а тут и нет почти никого из родных. Друг был, Курочкин Василий Иванович, да и тот с год как помер - сердце не выдержало позора. Василий Иванович для спасения сына своего, Сергея, от рэкетиров вынужден был деньги в кассе колхозной взять, потому как своих денег не хватило. А был Василий Иванович председателем этого колхоза в Березовке долгое время. И деньги вернул в кассу, да пришлось уйти с председателева места. Уйти - ушел, да сердце вот подкачало: стыдно ему стало очень перед своими земляками. Много еще чего рассказывал нам Александр Максимович Заботин, старый уже, а душа у него, как у иного молодого, была. Исключительно нетерпимый он человек к злу, которое творилось в их деревне родной, да и вообще - на родной земле. За стопкой водки, да еще у костра, время летит незаметно, так оно и подошло к той черте, когда нужно было сети вытаскивать. Вытащили мы сети, наловили много - ведра три. А рыбины все одна другой краше: щучки большие и малые, лещи, окуни да сазаны. Немного и ершей попалось. Да пусть себе, от ершей уха знатная бывает. Даже стерлядка одна небольшая попалась к нам в сети, мы хотели, было, ее отпустить для дальнейшего, значит, приплода, да решили - сойдет и она в уху для навару. Пока уха варилась, мы еще поговорили, ухи наелись и выпили еще немало, а домой трезвыми отправились, отдохнувшими только. На свежем воздухе да у речки Черной, чтобы пьяным напиться, надо водки с ведро, никак не меньше, а мы и выпили-то всего ничего - четыре бутылки. Рыбу поделили по-братски да и разошлись к утру. Славно мы порыбачили! Дуське теперь свежей рыбки достанется. Весь день я спал, а в город свой возвращался поздно вечером. Дуську, любимицу свою, я оставил у Варенцовых по нашему договору: некуда мне ее пока деть. Что-то там в квартире моей "деется"? Километра за два до города я свернул на грунтовую трассу, в город въехал и по безлюдным стареньким улицам тихо подкрался к дому своего отца Андрея Петровича Криницина. Машину оставил во дворе. Отец мне открыл сразу, после короткого звонка, как ждал, знаете. Жены его дома опять не оказалось: она уехала к каким-то своим родственникам в другой город, и отец хозяйствовал один. Это и кстати, мне как-то неловко было общаться с его женой, успею еще, потому что с отцом, как мне кажется, отношения налаживаются, так что и с женой его еще познакомимся, не сегодня последний день. -Я догадывался о том, что у тебя будут осложнения с этим делом. А просто так кто будет красть золотую безделушку? Есть будешь? - тогда иди руки мой и садись за стол. Я не отказался, хотя перед отъездом из Ильинского меня Варенцовы накормили до отвала - иначе не сказать. Я и поел у отца скоренько, самую малость, по маленькой рюмочке коньячку пропустили. -Ты мне, отец, по делу нужен. Надо на твоем компьютере все материалы на моих дискетах посмотреть основательно и разобраться в сути происходящего. Часа три-четыре сидели мы за его персоналкой, отправили письмо еще одно к Губерам в Германию. Через час и ответ от них получили. И вот какая выяснилась картина:В апреле месяце правнук Генриха Губера, прадеда, кстати, и Ильи Семеновича, направил запрос в органы милиции по розыску родственников своих. У него, этого германского наследника, также была золотая пластинка, и записи прадеда о том, что на Кубани, на Таманском полуострове он оставил часть ценностей, закопав где-то в земле, на своей бывшей теперь усадьбе, а ключом к этим ценностям были пластинки золотые. Одна пластинка, как стало ясно, была у Ильи Семеновича, а теперь - у меня. Другая часть общего целого - у наследника из Германии, тоже Губера, но Курта. В Германию, еще по весне, пришел ответ из нашего города, от, якобы, самого Ильи Семеновича, который подтверждал, что вторая часть - у него. Они договариваются о встрече на Кубани, в аэропорту Анапы. Встреча их должна была состояться десятого июля, только Курт вылетел, и все - ни слуху от него, ни духу. Ну, что там случилось с Куртом, я еще пока не знал, но то, что за Илью Семеновича выдал себя прохиндей Левка Авербух, мне стало абсолютно ясно, когда мы прочли его переписку с дискет, на которые я успел из-за Левкиной глупости всю их переписку скопировать. Попал запрос Курта к Левке, может быть, и случайно. Только Авербух решился на аферу. Вот тебе и компьютеры, вот тебе и интернет! Стало понятно, почему Лева прибежал взъерошенный к Кроту, исполнителю заказа по краже той вещицы. О цене никак не могли договориться, потому что Левка из-за своей жадности все подробности Кроту не сообщил, желая "полакомиться" зарытыми гдето ценностями в одиночку. Узнал Левка, что я его, точнее - Ильи Семеновича, делом занимаюсь, вот и забеспокоился. А теперь, Лев Михайлович, поезд твой ушел, а назавтра мне как бы не опоздать, потому что надо на Кубань, поискать там следы этого Курта Губера, который в Россию улетел, да и потерялся - ни ответа, ни привета уже больше двух месяцев. Мы еще с отцом поточнее прикинули, где ориентировочно может быть тот клад закопан. Как мы это делали? Отсканировали карту с Таманским полуостровом, увеличили изображение до нужных размеров, приложили имеющуюся часть золотую к этому изображению. По ломаной линии одной из сторон, вроде как части прямоугольника, отчертилось и место. Но это все было только ориентировочно, нужна была вторая часть, приложив которую, допустим - к этой карте, мы получим искомый прямоугольник, а в пересечении диагоналей и будет место с кладом. Так мы с отцом предположили, а как оно на самом деле будет? - мы предполагали, а Бог располагал. Кстати, неизвестно еще, где она, эта вторая часть - пластина, принадлежавшая Курту? Ночевал я у отца, матери только позвонил, чтобы не беспокоилась. Утром Андрей Петрович позвонил на вокзал и заказал мне билет на самолет в Анапу - самолетом оно быстрее. Позвонил он, кстати, и в анапскую прокуратуру, чтобы меня встретили. Знакомых у отца - пропасть! Еще бы, он сколько холмов и захоронений на Кубани перекопал! Перекопал, а вот клад Губеров не обнаружил, однако. Ну, да ладно. Егорию я позвонил сам. И такой вот у меня с ним вышел разговор: -Алло! Это Леночка? Иван Криницин беспокоит. Позови к телефону шефа своего по срочному делу. Алло! Егорий? Здорово, старик, рассказывай, что тут без меня произошло? Телефон твой, кстати, никто не прослушивает? -Кому я на хрен нужен? Квартиру твою ограбили. По крайней мере, все там перевернуто вверх дном, а дверь выломана. Я там был утром следующего дня, ну, значит, после того, как мы в казино экую массу денег выиграли. Вызвал ментов, они приехали, квартиру опечатали, а дело никакое не завели. Заявления ведь от тебя о грабеже не поступало. А нет заявления - нет грабежа. Еще вот только одна новость: Что ты с этим Плахиным, бандитом тем, сотворил? -А что случилось? -Сегодня я вскрывал его. Две пульки из его организма вытащил, одну из них в головушке его бедовой отыскал. Сейчас это называется - "контрольный выстрел в голову". Нашли Плахина за городом, рядом с городской свалкой. Вот такие новости. -Ну, это не я его застрелил, у меня и нагана никакого нет. Ты мне рогатку предлагал, а больше - нет у меня никакого оружия. -Да я пошутил. Нет о тебе речи, нет и подозрения. Свои, видать, и прикончили. Короче, это их дела. -Васильич, ты бы договорился, чтобы за квартирой моей наблюдение, что ли, какое установили. Вдруг еще какой-нибудь грабеж, не выдержит такого натиска моя хрущевочка! -Об этом не беспокойся, все сделаю. Ты где? Когда ждать? -Все я тебе сообщу. -Ваня, выигрыш денежный у кого? Не у Эдиты остался? У меня ведь денег нет. -Неудобно, знаешь, тревожить Эдитку, подумает на нас еще, что мы скупердяи. Обойдешься! Ты ей позвони в больницу, намекни, что у меня все нормально. Как только освобожусь от дел, так и заявлюсь к ней с букетом алых роз. Все, Егорий, кончаем разговоры. В аэропорт меня проводил отец. Никого из подозрительных личностей мы с ним не заметили. С собой я взял всего ничего - фотокамеру. А что? - не помешает, знаете. Лететь в Анапу - час всего с небольшим. В аэропорту меня ждали с машиной из местной прокуратуры, встретили по высшему разряду. Я еще раз убедился, что отца многие люди любили и уважали. Гордость во мне за отца заговорила, до слез, знаете, расчувствовался. Определенно, мне надо менять свое отношение к Андрею Петровичу Криницину, да просто - к папе моему. Так-то вот лучше будет! Мы как можно короче посовещались с работниками прокуратуры Анапы. Выяснилось, что в июле месяце в Анапском районе был обнаружен труп неизвестного мужчины, километрах в тридцати от Анапы. Документов при нем никаких не оказалось, кроме часов наручных. Часы, видать, преступник, застреливший мужика, не заметил, может, потому, что они высоко от запястья были надеты. Мы позвонили в Германию по номеру, который мне Губеры сообщили перед отъездом моим в Анапу, спросили про часы, о приметах Курта Губера. Так, вроде, все сходилось на том, что мужик тот - Курт Губер и есть. Тогда жене Губера предложили как можно быстрее выехать в Россию, на Кубань для опознания тела мужа. Такие вот дела! И стали мы ждать жену погибшего. А пока я отдыхал! Поселился в гостинице, с ребятами из прокуратуры, преимущественно - молодыми, перезнакомился. Гуляли, ели, пили. Очень много, порой - и лишнего. Как любит выражаться мой приятель Егорий: "Пили, ели, все нормально, обосрались все буквально". Шучу. Нет, правда, хороша Кубань, а море - чудо! Хоть и осень уже, сентябрь вовсю разгулялся, а здесь тепло, как летом. Море теплое, баб (простите - женщин) полно. Фруктов, мяса, рыбы великое множество, на любой вкус! Насчет женщин я тоже пошутил. Эдитке своей я буду верен. Я и вообще, знаете, человек по натуре очень домашний, семейный. Семья для меня - это святое! Ну, что сделаешь, если не получилось с Людмилой. Кстати, о Людмиле: А как же Клебанов? Это ведь, значит, она и ему рога наставляла с бандюгой Кротом? Ну, и Людмила! Как, знаете, Солоха из бессмертного произведения Николая Васильевича Гоголя "Ночь перед Рождеством". Андрюхе-то поделом! Не будет, подлец, друзьям своим бывшим этакие гадости устраивать - с их женами гулять! И вот дождались мы, наконец, супругу Курта Губера. По фотографиям, по другим признакам, что следователи прокуратуры тщательно описали, жена и опознала мужа своего. Вообще, криминалисты из местной прокуратуры славно поработали: не забыли отпечатки снять с пальчиков убиенного, был и акт экспертизы по пулькам, из тела его вынутым. Могут ведь, когда захотят! Процедура эксгумации тела, похороненного в грубо сколоченном гробу, была жуткой. Я - человек терпеливый, но к этому непривычный. Хоть и прошло всего ничего - два месяца с небольшим - после гибели Курта Губера, а трупные изменения были серьезные: воняло ужасно в морге. Я, было, постоял в секционной, где проводилось окончательное опознание, хватанув перед этим граммов сто неразбавленного спирту для храбрости, но только опьянел, а стоять в секционной не мог. Вышел вон из морга да с прокурорскими ребятами (хорошие ребята!) еще хватил малость. После всех необходимых процедур труп Губера упаковали в целлофан, поместили в приличный гроб для дальнейшей отправки в Германию и окончательного захоронения в родном ему фатерланде. Мы с женой его перед расставанием договорились о контактах, если таковые понадобятся. Копии актов экспертиз, в частности, по экспертизе пуль из тела Губера, мне следователь дал, хотя и не положено. "Вообще-то, нельзя, но если сильно хочется, то можно"! Я ему за это бутылку коньяку армянского подарил (дорогущую, сволочь!). Он от такой щедрости расчувствовался, и мы на брудершафт всю ее выпили. Да, ладно, не последний день живем, еще встретимся, поди. Не преминул я позвонить в мой родной и любимый город, Егорию, попросив его встретить меня с надежными людьми, приятелямисобутыльниками из прокуратуры, но только не такими, как Левка Авербух. С ним Егорий крепко залетел! В отношении Авербуха я Егорию только намекнул, но он, умница, все понял. Нас прервали, и об Эдите Васильич мне ничего не успел сказать, а я ждал. Что касается пропавшей у Курта Губера пластины, второй части от общего целого, то, в принципе, надобность в ней отпала, так как супруга Курта захватила с собой фотографию того предмета, даже описание ценностей, спрятанных их прадедом - Генрихом Губером. Я помнил формы той части, что была собственностью Ильи Семеновича, и легко представил себе прямоугольник неправильной формы, образующийся при сопоставлении двух пластин "ломаными" сторонами, в точке пересечения диагоналей которого и был зарыт тот клад. По нынешнему закону России все найденные ценности должны будут возвращены настоящим владельцам-наследникам, за вычетом каких-то процентов, но меня это обстоятельство никаким боком не касалось. То, что не мое, то - не мое! Пусть наследники и делят! Для верности надо бы и вторую половину найти. Я, на всякий случай, координаты настоящего родственника - Ильи Семеновича Аллес - жене Курта (что я все время говорю - жене, супруге, а у нее ведь и имя есть, а как же? - Анна Губер) дал. Все формальности они согласуют между собой, клад раскопают, и ценности между собой честно, я надеюсь, поделят. Почти все: можно и вылетать на родину. Самолет взмыл в воздух, я глянул еще раз из иллюминатора на город Анапу с его чудесными пляжами и уснул, но приснилась мне опять Людмила. Это - прямо, как злой рок, она буквально преследует меня! По возвращении надо бы обратиться к психиатру, у Егория есть знакомый психиатр. Васильичу он как-то лечил половую слабость, возникшую, неожиданно для Егория, в самый неподходящий для этого момент. Я уж там не знаю, что он за специалист в области сексопатологии, но уж психические болезни психиатр лечить должен? - или как? В аэропорту моего родного города меня встречал Егорий со своей "кодлой", прости Господи! Мы не стали ждать, а поехали сразу в прокуратуру, по пути я ребятам все доложил честь по чести. Ясно, надо идти к прокурору и брать за рога Левку Авербуха. Что и сделано было с поразительной оперативностью. Левка, гад, стоял в своем кабинете понуро, а все его шкафы, шкафчики, сейф шмонали бывшие его сотрудники, а руководил обысками, как ни странно, начальник уголовного розыска Валерий Русинов, мужик крутой и во всех отношениях замечательный. Мы с ним крепко за эти дни, что контактировали из-за Левки Авербуха и всех дел, связанных с убийствами и грабежом, подружились. Пластину ту золотую, у Губера убитого взятую, тут же и нашли, в кабинете. В сейфе она у него лежала. Видимо, считал Лева кабинет свой неприкосновенным, а сейф свой рабочий - самым надежным укрытием. Еще бы, сама милиция его и берегла! Пистолет, из которого был убит Курт Губер, лежал завернутым аккуратно, в ожидании другого убийства, что ли, у Авербухов на даче, в кладовочке захламленной. Супруга ему в присутствии работников прокуратуры по морде крепко надавала, а никто и не мешал заслужил, подлец! Супруга оказалась женщиной достойной, а, значит, конец Левкиной семейной жизни. Поделом ему! Квартиру свою я нашел в жутком состоянии, но после тщательного осмотра выяснилось, что ничего не пропало, дверь только и разбита. Преступники искали материалы в недрах моего компьютера, но ничего не нашли. Со злости, что ли, повалили книжный шкаф, из посуды кое-что разбили. Я глянул за батарею отопления и отыскал свой диктофон, прослушал запись на ленте: голоса Крота, Левки Авербуха и двух-трех "шестерок" были слышны прекрасно. Я отдал кассету из диктофона Валерию Русинову. Если она понадобится для уличения в преступлениях Льва Михайловича Авербуха и других бандитов, то я буду этому несказанно рад. А квартиру приведем в порядок! - Эдита с Егорием помогут, мама моя придет. Вечером мы все: Илья Семенович, супруга его, Егорий Васильевич, Эдита Лик, мой папа - археолог Андрей Петрович Криницин - собрались у меня в квартире для полного доклада. Я им все доложил, Илья Семенович очень меня благодарил при всех. Мне даже поверите? - неловко стало от таких благодарностей, лицо все горело, видать, красный был от смущения. Заметил только, как Эдитка за меня радовалась и горделиво всем присутствующим показывалась. Глядите, мол, какой у меня жених! Да, жених! Согласилась Эдита быть моей женой в скором будущем, съездит вот только на усовершенствование в Медицинскую академию последипломного образования в СанктПетербурге, а там и - за свадебку. Расчет мы получили полный от Аллесов - вполне, знаете; мне захотелось и дальше детективом работать, так-то можно работать. Все ушли, а мне грустно стало: Дуськи не было со мной. Хоть и поздно уже, а я поехал в Ильинское. Встретили меня хорошо, как всегда. Я не стал у них засиживаться, только кошку взял, в обратный путь тут же и засобирался, но Нюра меня пустым отправить не захотела, положила гостинцев и для меня, и для папы моего, и для мамы, и:А какие деревенские гостинцы? - грузди соленые, белые грибы сушеные, маслята маринованные, рыжики, в масле обжаренные, брусника моченая, голубика в собственном соку, клюква в сахаре:. Петр Николаевич мне трехлитровую бутыль с самогоном знатным "всуропил". И привез я свою красавицу домой. Как она обрадовалась! И тут пробежит, и там понюхает, все углы обежала в минуту, так изнервничалась и соскучилась по родной-то квартире. А уж потом, сытая и довольная, улеглась, знаете, на подоконнике, слушать, как похрустывает бутон у не вовремя зацветшего (ни к селу, ни к городу) кактуса. Я на днях прочел по случаю рассказ у известного писателя Пелевина "Ника", о кошке рассказ. Язык у него потрясающий, где мне так-то рассказать о своей, скажем, кошке! Но, знаете, есть у меня перед ним одно преимущество: в отличие от его Ники, моя Дуська жива и здорова, во-он - она, сидит себе на подоконнике, слушает кактусы и щурит, рыжая плутовка, желтые с красными отсветами, хитрющие глазищи. Облизывается еще, зараза (это я грубовато-ласково Дуську называю, не подумайте, Христа ради, что я любимицу свою смогу грязным каким словом для оскорбления ее достоинства обзывать)!
