Виктор Дан - Легенда о Макаре
За обедом Михаила не покидала мысль, что он что-то упустил. Он внимательно просмотрел блокнот с записями. Елена Васильевна Голубева говорит, что ее отец занимался раскулачиванием и был председателем сельсовета перед войной в селе Лебединском.
Яков Савло говорил о Семене Васильевиче Савчуке, отец которого Василий Яковлевич Савчук тоже был председателем сельсовета перед войной.
Писаренков, он же Писаренко утверждает, что предупредил сына председателя сельсовета о доносе. Отчество Семена Савчука и Голубевой совпадают. Вдруг Михаила осенило.
Какая промашка. Он не спросил девичью фамилию Голубевой или фамилию ее отца. Очень грубо, просто по-детски. Нужно срочно исправлять положение.
Спустя полчаса Михаил был в доме у Голубевой.
– У Вас есть брат? Как его зовут?
– Братика? Семен.
– Фамилия отца?
– А Вы разве не знаете, Савчук.
– Брат был тогда маленький, что Вы его не упомянули, когда рассказывали о попытке эвакуироваться?
– Что Вы! Он на шестнадцать лет старше меня. Нас с сестрой в детстве нянчил и баловал. Мы его очень любим и до сих пор называем, как в детстве, «братик».
– Так он жив?!
– Конечно! Ему 86 лет и он еще бегает, а не ходит. Куда нам до него, хоть мы много моложе.
– Срочно дайте мне его адрес.
– Скажу Вам телефон, только, пожалуйста, аккуратней с ним. Все-таки возраст. Лучше его предупредить.
– Пожалуйста, предупреждайте! Но я поеду к нему прямо сейчас. Надеюсь, застану.
– Застанете! В сад он уже не ездит. Сейчас позвоню братику от соседей.
Живая летопись
Михаил позвонил Семену Васильевичу сразу, как только от соседки вернулась Елена Васильевна и подтвердила, что брата она предупредила.
Договорились встретиться через полчаса в городском парке, куда Савчук как раз собирался на прогулку. У него там намечена встреча со старыми друзьями, которые также могут быть полезными.
Михаил разместился на лавке напротив памятника Бахчиванджи, летчику-испытателю первого советского ракетного самолета, и принялся наблюдать за аллеей, откуда должен был появиться Савчук. Михаил был уверен, что сразу узнает его среди многочисленных пожилых посетителей старого городского парка. Молодежь предпочитала развлекаться в новом, куда более обширном, с аттракционами, кафе и дискотекой.
За минуту до условленного времени на аллее появился пожилой мужчина в кепке и сером плаще ниже колен. Он шел быстрой легкой походкой, почти бежал. Рядом с памятником остановился, снял кепку, вытер платком лысину и принялся оглядывать сидящих на лавках. Михаил встал и направился к старику.
– Семен Васильевич, здравствуйте. Я Михаил Гречка.
– Здравствуйте! Узнали сразу. Весьма профессионально!
– Ваша сестра так точно Вас описала, что обознаться невозможно.
– Лена любит поговорить! Где расположимся для беседы?
– Выбирайте, где Вам удобно. Я здесь был от силы три раза, считая сегодняшний день.
– Тогда пойдем к спуску на набережную. Там ветерок с моря, хороший вид… Возможно, встретим моих старых знакомых. Им тоже есть, что рассказать об оккупации или эвакуации на Урал.
– Не возражаю…
Они прошли до конца аллеи.
– Вот наша лавка. Пока никого из наших… Ну, ничего, кто-нибудь да появится…
– Было бы не плохо…
– Какие ко мне вопросы?
– Сестра Вам разве не рассказала? Во время оккупации один полицай спас Вашего отца от ареста.
– Да, был такой факт. Только сначала хочу посмотреть Ваше служебное удостоверение…
Семен расстроенный шел по скрипучему снегу домой. Заборы утопали в сугробах, но проезжая часть улицы была плотно утрамбована и наезжена санями.
Зачем он ввязался в дискуссию со старостой. Его сыну исполнилось только два месяца. Жена намерилась родить в колонне беженцев. Пришлось сделать остановку на три дня в ближайшем селе. Тут и настигли их передовые немецкие части. Пришлось вернуться назад. Их приютили родители жены. Семена записали в колхоз, так как он не захотел возвращаться на завод. И вот теперь пожелай староста отправить его в распоряжение немецкой администрации завода, Семен бы никуда не делся.
Вчера Настя призналась, что горько жалеет, что отговорила его эвакуироваться на Урал. Он был хороший сталевар из тех, кто знал досконально дело, мог варить сталь любых самых сложных марок, но избегал шумихи с рекордами, мог сказать в лицо администрации цеха все, что он об этом думает. Его часто вызывали из дома в чужую смену, когда была угроза брака или аварии. В его библиотеке книг по металлургии было больше, чем у многих инженеров цеха, с ним советовались исследователи из НИО-5, закрытого исследовательского отдела, занятого разработкой танковой брони. Он давно мог поступить и закончить местный металлургический институт, но мечтал об авиационном в Харькове. Мечта не могла осуществиться по той простой причине, что ему приходилось помогать родителям в трудные 32-34 годы. На стипендию прожить он не мог бы без помощи родителей, а на них нельзя было рассчитывать и в последующие годы. Жалкая зарплата отца, председателя сельсовета, мать домохозяйка и две сестры школьницы. Из-за этого он и женился только в 35 лет за полгода до начала войны.
Ему предложили эвакуироваться еще в августе. Однако девятнадцатилетнюю Настю пугала перспектива рожать без матери на далеком и холодном Урале. А тут еще газеты и радио с утра до вечера твердили, что Днепр стал бастионом, который фашистам не одолеть. Эшелоны уехали. Из четырех смен сформировали три, каждая из которых теперь работала по 12 часов вместо 8, неделю в цехе, неделю на рытье окопов и противотанковых рвов на северо-западных подступах к городу.
Прокатные станы уже демонтировали, поэтому сталь в слитках складировали на территории завода. Затея была не только бессмысленной, но как оказалось просто преступной. Увезти металл было нечем. 20 тысяч тонн отменной стали достались немцам.
В начале октября Семен отправил жену к ее родителям, так как настала очередь его смены рыть окопы. Тогда они жили в Рабочем поселке в восточной части города. На рытье окопов рабочие ходили пешком, поэтому многие запасались едой и водой и ночевали прямо в поле в стогах соломы. Ночью с 6 на 7 октября Семена разбудила сильная канонада, которая к утру затихла. В восемь утра пришла машина с особистом, который руководил рытьем окопов, в чине капитана и его помощником. Как всегда рабочий день начался с переклички. Бригадиры докладывали о явке работников и получали задание. Семен руководил бригадой мартеновского цеха.
После переклички Семен попросил разрешения у капитана обратиться с вопросом.
– Разрешаю! Только коротко, нужно работать, а не болтать.
– Ночью, все кто здесь ночевал, слышали сильную канонаду. В прошлом году на военной переподготовке нам говорили, что канонада слышна за 40– 50 километров . Нужно срочно эвакуировать людей. Здесь работает пять тысяч, да на заводе десять. Через день или два здесь будет передовая.
– Молчать! Прекратить панику! – капитан выхватил из кобуры пистолет и истерическим голосом закричал, бегая перед строем. – Немцы за Днепром! За попытку самовольно покинуть работу и панические разговоры буду расстреливать на месте…
Работали до сумерек, потом те, кто оставался на ночь, разожгли костры и поужинали. Канонада не была слышна, и Семен уже стал корить себя за излишние опасения. Возможно, вчера немцы пытались прорваться, но их отбросили на запад.
Утро 8 октября было туманное, что предвещало хорошую погоду. К восьми утра народ собрался и построился, но особист не появлялся. Подождали минут двадцать. Никто не знал что делать, бригадиры собрались посоветоваться, как вдали показалась машина. Она ехала на большой скорости, подпрыгивая на ухабах. Из окна машины показался бледный капитан и проблеял:
– Немцы в городе! Разбегайтесь кто куда…
Эмка тут же рванула на северо-восток в направлении Сталино.
Народ потянулся трусцой в сторону города навстречу неведомой опасности.
Как потом оказалось, немцы в тот день захватили порт, городской вокзал, станцию Сартана, запирающую выход из города по железной дороге, и на север не продвигались. Совинформбюро сообщило о сдаче города только 14-го октября. В это время немцы были уже под Таганрогом.
Семен обошел Сартану с севера и по безлюдным полям почти бегом чрез пять часов добрался в Лебединское. Наших войск он не видел, если не считать и небольшие группы и отдельных солдат, деморализованных, с обрезанными выше колен шинелями.
Родительский дом был пуст. Старуха соседка сказала, что Настя эвакуировалась с родителями Семена. Прихватив в торбу хлеба, груш и яблок, Семен пустился вдогонку по дороге на Таганрог. Жену и родителей он нашел к утру в колонне беженцев. Дорога была забита и разбита. Они решили пойти севернее Таганрога, так как все чаще догоняли крупные подразделения наших войск, которые уже трудно было объехать. Они одолели около 70 километров от города, когда Настя решила рожать. За три дня остановки Семен стал отцом, но это уже был тыл немецкой армии. Пришлось вернуться к родителям жены. На их счастье, на обратной дороге у немцев не возникло желание забрать бричку и лошадей. Может, потому что транспортом они были в тот период обеспечены.
