Ростислав Самбук - Жаркий июль
Незастланная постель в комнате, раскладушка с подушкой и одеялом в кухне.
Дробаха прошелся по квартире, спросил у Доценко, ткнув пальцем в незастланную постель:
- Коцко лежала тут?
Старший лейтенант начал объяснять:
- Она тут спала, но, наверное, что-то почувствовала ночью, потому что сползла с постели, и мы нашли ее у двери. А Медведь в кухне на раскладушке...
- Угу, - кивнул Дробаха. - Из-под двери тянуло, поэтому Коцко и спаслась.
Я прошел на кухню, попросил Доценко:
- Дайте-ка мне протокол осмотра квартиры. - Внимательно изучил его и заметил: - Тут констатируется, что в плите не были закрыты два крана: крайней правой горелки, на которой стоял полный чайник, и духовки. Вы сделали вывод, что несчастный случай произошел после того, как кипящая вода залила горелку. А как же быть с духовкой?
Старший лейтенант смутился.
- Так ведь были же пьяны, - ответил он не очень уверенно. - Оба пьяные, видите, почти три бутылки опорожнили, могли случайно и другой кран открыть.
- Бросьте, - не очень-то вежливо оборвал его Дробаха, - не оправдывайтесь. Осмотр квартиры проведен поверхностно, вы были в плену своей версии и все подгоняли под несчастный случай. А тут - преступление.
- Видите, на столе - две рюмки и две тарелки, - Доценко сделал еще одну попытку оправдаться. - Их было только двое, Медведь и Коцко.
Я подошел к посудной сушилке, вытащил не очень чистую тарелку.
- Дайте на анализ, - приказал я Доценко, - и убедитесь, что остатки еды на ней идентичны той, что на столе. Вот вам и третий.
Старший лейтенант только пожал плечами, а Кольцов, похлопав его по плечу, сказал:
- Должен признать ошибку, Костя, никуда не денешься.
- Дело еще не закрыто, - огрызнулся тот, - я собирался сегодня допросить Коцко, и все равно истина бы восторжествовала.
- А если б Коцко умерла в больнице? - спросил Дробаха.
- Вам хорошо, вы знаете, что должен быть третий...
Я разозлился.
- Вы осмотрели квартиру очень небрежно, - резко сказал я, - и надо наконец признать это. Взгляните на постель: подушки небольшие, и, если женщина легла одна, положила бы их друг на друга. А они лежат рядом. Умерла бы Коцко, мы бы не приехали, и все списывается на несчастный случай. Именно этого и желал преступник, убийца, а вы проявили такое легкомыслие.
Дробаха, наверное, решил, что споры сейчас ни к чему. Довольно-таки решительно положил им конец, предложив ехать в больницу. Мы знали, что Галина Микитовна Коцко чувствует себя скверно, однако врач разрешил нам поговорить с ней.
То, что Коцко лишь чудом не попала на тот свет, я понял с первого взгляда. Она была какая-то бледно-желтая, словно восковая, глаза ввалились, черты лица заострились, как у покойницы, и руки, лежавшие на одеяле, чуть-чуть дрожали.
Дробаха сел у кровати, я остановился немного поодаль, но так, чтобы не пропустить ни одного слова Галины Микитовны. Если, конечно, она захочет разговаривать с нами.
Дробаха в своих роговых очках и белом халате напоминал солидного профессора. Может быть, женщина и приняла его за такового, потому что пошевелилась в кровати и сказала:
- Голова... голова болит, и душно мне.
Дробаха сочувственно нагнулся над ее койкой.
- Врачи делают все, чтобы облегчить ваши страдания, уважаемая, мягко сказал он. - Они разрешили нам поговорить с вами несколько минут, если вы не возражаете. Мы из следственных органов и хотим кое-что выяснить.
Женщина не ответила, закрыла глаза, и это можно было счесть и согласием, и отказом.
Дробаха решил сразу взять быка за рога. Вероятно, это было не очень правильно с медицинской точки зрения, вероятно, я повел бы разговор несколько иначе, постепенно подводя больную к сознанию того, что случилось, но, в конце концов, Иван Яковлевич был уверен, что небольшое потрясение не повредит Галине Микитовне.
- Я хотел бы, чтобы вы сразу узнали: вас отравили, и отравил человек, которому вы писали рекомендацию в Киев. Что это за человек и как он попал к вам?
Все же он был прав, этот опытный прокурорский волк: Коцко открыла глаза и ответила более-менее спокойно:
- Я об этом догадывалась. Знаете, тут, в больнице, всякое говорят, и няня успела сообщить, что мы отравились вдвоем, я и Григорий. Вот я и подумала: если я и Григорий, то это сделал он... Но как это можно? Олег... Мы собирались пожениться.
Теперь она по-настоящему заволновалась, и Дробаха успокаивающе погладил ее по руке.
- Случилось непоправимое, уважаемая, - сказал он, - и надо благодарить судьбу, что все так кончилось. Но этот Олег должен быть наказан, он сбежал, и мы обязаны найти его. Назовите фамилию Олега.
- Пашкевич. Но ведь он клялся... У него трудная жизнь, все как-то не сложилось, отбывал наказание.
- Отбывал наказание? - Я почувствовал, как Иван Яковлевич весь напрягся. - Пашкевич Олег? Как отчество?
- Владимирович.
- Где вы познакомились с ним?
- Так он же наш, криворожский. В автобусе ехали вместе, разговорились. Потом еще встретились.
- Когда познакомились?
- В начале мая.
- И сразу начали встречаться?
- Он такой симпатичный: веселый и внимательный.
- Вы сами предложили ему переехать к вам?
Мне этот вопрос показался бестактным, должно быть, и Галина Микитовна отнеслась к нему так же, потому что немного помолчала и неохотно ответила:
- Так уж случилось.
- Вы видели документы Пашкевича?
- Да?
- Как узнали, что он освободился из колонии?
- Олег не скрывал от меня. Сказал, что ошибся, что так ошибаться можно только однажды, и у нас все ладилось...
Это слово "ладилось" вырвалось у нее, наверное, случайно, но оно лучше всего определяло характер отношений между Галиной Микитовной и Пашкевичем.
В управлении мы успели ознакомиться с протоколом опроса соседей Коцко и знали, что жизнь у нее не сложилась: прожила с первым мужем лишь несколько месяцев, и вот уже под сорок наконец улыбнулось счастье. Этот нахал задурил ей голову, а много ли надо женщине, когда кажется, уже ничего ей не светит?
- А как попал к вам Григорий Жук? - спросил Дробаха.
- Друг Олега. Он приехал на несколько дней, потом отправились в Киев. Олег должен был помочь ему в каком-то деле. Когда вернулись, я поехала в командировку в Днепропетровск. Олег попросил, чтобы Григорий пожил до моего возвращения, а позавчера устроили прощальный ужин. Все было так хорошо. Григорий, правда, несколько перебрал... - Коцко нервно скомкала одеяло, и я понял, что ей стало плохо.
Дробаха тоже заметил это, нагнулся над койкой и сочувственно сказал:
- Извините нас, пожалуйста.
Лицо Галины Микитовны сразу как-то посерело, она вымученно улыбнулась.
- Он был таким веселым и милым, а сам... - Она не договорила и только слабо махнула рукой.
Врач, сидевший с противоположной стороны койки, сделал знак, что разговор надо кончать, и мы вышли из палаты. Кольцов нетерпеливо шагнул нам навстречу, и Дробаха не стал испытывать его терпения.
- Пашкевич? - лаконично спросил он. - Олег Владимирович Пашкевич?
Саша задумался лишь на несколько секунд.
- Аферист, - уверенно ответил он. - Жулик и аферист с размахом. Отсидел десять лет. Наш, местный, криворожский...
Меня все же не оставляли сомнения.
- Жулики редко идут на мокрое дело. Что-то я не припомню...
- Не забывайте о Жуке, - вставил Дробаха, - который в Киеве назвался Василем. Но как он стакнулся с Пашкевичем?
Ответ на этот вопрос мы получили буквально через несколько часов. Оказалось, что Пашкевич с Медведем отбывали наказание в одной колонии. И еще выяснилось, что в Кривом Роге живет двоюродная сестра Пашкевича: они вместе жили до его заключения.
После обеда мы собрались на небольшое совещание. Дробаха, Кольцов и я, - Иван Яковлевич решил, что Доценко мало поможет нам. В конце концов, он был прав, и начальник управления согласился с ним.
У сытого Дробахи был умиротворенный вид, он реже дышал на кончики пальцев, скрестил руки на груди, откинувшись на спинку стула. Начал, подмигнув нам:
- Чем мы располагаем на нынешний день? Многим, и вместе с тем у нас нет самого главного: убийцы. Этого нахала Пашкевича, как выражается Хаблак. Я считаю вот что: Пашкевич снюхался с Жуком еще в колонии. Вышел на волю несколько раньше, точнее, на пять месяцев, и они договорились встретиться в Кривом Роге. Пашкевич жил сначала у двоюродной сестры, с ней мы сейчас побеседуем, устроился на работу художником в дом культуры. Когда-то учился в художественном техникуме, обладает способностями, в колонии даже оформлял стенгазету и вообще прославился как художник. Для него подделать печать или подпись - раз плюнуть. Ожидая Медведя из колонии, детально разработал план операции по продаже автомобиля. Один не мог осуществить ее, правильно сказал Хаблак, жулики редко решаются на мокрые дела, да и вообще у него кишка тонка. За это время познакомился с Коцко, она его вполне устраивала: одинокая женщина, имеет отдельную квартиру, ну, а язык у него хорошо подвешен - вскружить ей голову не представляло больших трудностей.
