Джозеф Уомбо - Сверкающий купол
Она вздохнула и промокнула сверкающую каплю на щеке, когда Эл Макки показал полицейский жетон и попросил разрешения поговорить с Германом Сент Клером Третьим, новым временным главой киностудии.
- По-моему, мы уже рассказали тем другим детективам все, что знаем, сказала она, возвращаясь к своему столу, чтобы высморкаться в бумажный платок.
Она была в самом подходящем для замужества возрасте, с задом, напоминающем арбуз, и глазами оцелота. Она была очаровательна.
- Дело передали нам, - сказал Эл Макки. - Извините, но мы обязаны еще раз поговорить со всеми.
- Это очень печально, - сказала секретарша. - Вот уже много дней подряд я не могу уснуть. Мы все любили старого мистера Сент Клера. - Затем она быстро добавила, - Не то, чтобы мы не любили нового мистера Сент Клера так же, как и старого... Просто... невыносимо видеть, как на стоянке закрашивают его имя. Сразу понимаешь, что его могло вообще не быть. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Да, это трагично, - сказал Эл Макки, заметив табличку на столе с ее именем - Тиффани Чарльз - и вспомнив, что ее телефон записан в рапорте Шульца и Саймона.
- Ну, наверное, такова жизнь, - сказала Тиффани Чарльз в то время как Мартин Уэлборн оглядывал довольно скромную приемную, увешанную фотографиями ныне покойных и здравствующих Сент Клеров - больших и маленьких студийных боссов.
Тиффани Чарльз вынула из ящика стола инкрустированную драгоценными камнями шкатулочку, проглотила две таблетки успокоительного, запила их минеральной водой и сказала:
- Я могу придумать только одну еще более печальную вещь: это если из тротуара на бульваре Голливуд выломают вашу звезду.
Эта мысль заставила ее содрогнуться, но она представила себе двух огромных, потных рабочих, сексуально разламывающих кирками асфальт, и немного пришла в себя. Тогда она обратила внимание, что удлиненные печальные глаза Мартина Уэлборна становились чувственными, когда он смотрел прямо в глаза. Он был не очень старым - примерно такого же возраста, как папа Тиффани Чарльз, что само по себе уже возбуждало. И он был довольно рослым парнем с красивым телом. Интересно поглядеть на его ягодицы. Тиффани Чарльз испытывала слабость к моложавым пожилым мужчинам, таким как этот, и к огромным потным животным, которые действовали напрямую и никаких тебе заигрываний. Это ей напомнило о деле:
- А что случилось с другими двумя детективами? Их не ранили, не убили?
- Детективов ранят только в кино, - сказал Мартин Уэлборн, и его мальчишеская улыбка заставила Тиффани Чарльз почти позабыть больших потных животных.
- Кто вам делает зубы? - спросила она. - Они у вас великолепные.
- Господь бог, - сказал Мартин Уэлборн.
- Вы хотите сказать, что у вас настоящие зубы?
- Да.
- О-о! - сказала Тиффани Чарльз, разрывая сердце Элу Макки.
- Вернемся к покойному мистеру Сент Клеру, - сказал Эл Макки воплощение долга.
- Ну что же, - философски сказала Тиффани Чарльз, - нельзя же все время думать о прошлом. Мистеру Сент Клеру это бы не понравилось. Он говорил, что о тебе судят по твоей последней вечеринке.
Что было одним из последних прощальных слов Найджелу Сент Клеру в этом кабинете.
Когда их пропустили во внутренний офис преемника Найджела Сент Клера, Германа Сент Клера Третьего, двадцатипятилетнего выпускника Лос-анджелесского университета, имеющего множество мохнатых и длинных рук, он диктовал письмо своей стенографистке, Джильде Латур. Готовься не к стенографии, а к стено-графии и голо-графии, говорили ей, этот помоложе своего дяди Найджела.
Но одевались они одинаково. Между прочим, Герман Сент Клер одевался почти как Мартин Уэлборн. Он был похож на биржевого маклера из Пасадины. И у него был загар. Не тот поддельный загар от кварцевой лампы. Не тот, каким представляет себе остальная часть земного шара загар калифорнийский, а загар, о котором и не мечтал даже Джордж Гамильтон. У него был загар сильнее, чем получается, когда держишь у лица рефлектор, сидя на краю бассейна в самых верхних поместьях Трусдейл Истейтс, единственного места в Беверли Хиллз, где можно загореть по-настоящему. В дни немых фильмов Настоящие Удачники задумали отгородить Беверли Хиллз Великой стеной, но их планы сорвала остальная часть населения. Теперь из-за столпотворения проехать в Беверли Хиллз труднее, чем в центр Лос-Анджелеса, и только на вершине холма можно убежать от смога, который разъедает легкие, обжигает глаза и срывает больше игр в теннис, чем тысяча телефонных звонков от импресарио. И теперь давняя идея Великой стены не кажется такой сумасбродной. Почему так называемые лидеры общин всегда не слушают Настоящих Удачников до тех пор, пока не становится слишком поздно? Настоящие Удачники все время их предупреждали: Вьетнам, Тримайл Айленд. А Рональд Рейган? Он не мог попасть в "Браун Дерби", когда туда еще наведывались настоящие кинозвезды. Если бы они набрали кирпичей и сложили Великую стену, можно бы было хорошо загореть и на Беверли Хиллз, не забираясь на самую вершину, как вонючий калифорнийский кондор.
- Отдохни, Джильда, - сказал Герман Третий стенографистке.
Эл Макки не поверил своим глазам: в ней росту по меньшей мере девять с половиной футов, и она умеет писать письма? Страна чудес!
И офис был получше. Куча европейского антиквариата (здесь его называли восстановленная мебель), фотографии Германа Третьего с кинозвездами и государственными деятелями, несколько оригиналов рекламы картин, выпущенных студией и ставших киноклассикой, и целый лес раскидистых папоротников, бросающих таинственную тень на скульптурный подбородок Германа Третьего.
У могуленка было костоломное рукопожатие.
- Рад познакомиться. - Он радостно улыбался, заставив Эла Макки подумать, кто делает его зубы.
- Мы сожалеем, что вынуждены вновь задавать вам вопросы, - сказал Эл Макки, когда обоих детективов подтолкнули к восьмифутовой софе из мягкой серо-стальной кожи, напротив которой стояли два журнальных столика, сплошь покрытые киножурналами.
Один из них был открыт на объявлении во всю страницу жаждущей славы и обнаженной до пояса актрисы. Она была красавицей, но казалась несколько плоскогрудой. Эл Макки наклонился, чтобы получше ее разглядеть. Подпись под фотографией гласила: "Вы верите, что мне только десять?"
- Хорошая идейка, как вы думаете? - спросил Герман Третий.
Эл Макки посмотрел на Мартина Уэлборна. Жаждущей славы актрисе было всего десять лет.
Потом Эл Макки заметил два раскрытых тома размером с телефонный справочник, содержащие фотографии актеров и актрис. Дальше лежала книга поменьше с именами режиссеров и их импресарио с пометками на полях, которые, казалось, сделаны каким-то шифром.
- Надо знать слабости врагов, - подмигнул им Герман Третий, - если хотите договориться. Эй, а вы знаете Ральфа Вайзенхарта, он работает по убийствам в участке Беверли Хиллз?
- ет, - сказал Мартин Уэлборн.
- Кажется, не знаю, - сказал Эл Макки.
- Нет? Странно. Я думал, все парни, которые работают по жмурикам, друг друга знают. - Он посмеялся над своей шуткой, его не поддержали, и он сказал, - Я часто хожу с Ральфом в тир. Я с ним познакомился, когда он работал по квартирным кражам. Он приехал ко мне по коду 4-5-9. Трясли хату. По два раза за неделю, пока мы с Ральфом не нашли отпечаток на жалюзи и посадили одного наркомана с Ист-Сайда. Отпечаток тянул всего на восемь точек, поэтому только мои показания отправили подлеца в Большое К.3
Герман Третий исчерпал все знание жаргона, который он почерпнул из шести фильмов отца про полицейских, и тем не менее, не получил в ответ ни одной улыбки.
- Хотите выпить? - сказал он наконец.
- Мне бурбон, - улыбнулся Эл Макки.
- Мне водки, если есть, - улыбнулся Мартин Уэлборн.
Увидев в конце концов дружеское расположение, Герман Третий весело вызвал Тиффани Чарльз и заказал выпивку для копов и минеральной воды для себя. Герман-младший, как и Герман-подлинный, были могулами-космополитами, они почти не занимались воспитанием своих отпрысков. Герман Третий так и не научился начинать любой разговор, не почувствовав, что нравится собеседнику или может ему понравиться. Улыбки копов его убедили.
Пока детективы сидели на серо-стальной софе, они опрокинули по две порции каждый и съели несколько сэндвичей с мясом. Герман Третий рассказал им все, что знал о последнем вечере своего холостого дядюшки на этой грешной земле. Это заняло у него полторы минуты.
- Какого черта дядя делал у павильона для боулинга? У моего деда есть павильон для боулинга в доме, и дядя Найджел никогда там не играл. Дядя Найджел сказал слуге, что собирается выйти на часок, но так и не вернулся.
Затем он начал рассказывать о себе. Что заняло 45 минут и могло бы не закончиться вообще, если бы он не заговорил о диких животных в джунглях.
- Ты не соображаешь в карате, Эл? - спросил Герман Третий в то время как Эл Макки прикидывал, стоит или нет пропустить третий бурбон. Было всего лишь два часа дня.
