Марина Серова - Последний загул
— Мы обе здесь в гостях у покойного Валерия Сергеевича Рогова, — сказала я со скорбным выражением лица.
Одета она была не по сезону легко — кроссовки, спортивные штаны с широкими ядовито-желтыми лампасами и желтая же тонкая футболка с большими черными буквами «NO» на груди. По улице в таком виде она идти не могла.
Окно, возле которого я сидела, выходило во двор, и, глянув в него, я увидела с высоты третьего этажа темно-зеленую «Альфу», стоящую под старым раскидистым вязом.
Ну что ж, все оказалось так, как я и ожидала.
— Да, мы у него в гостях, — нарушила молчание Валентина. — Непрошеными гостьями. Что будем делать? Займемся приоритетами?
— То есть выяснением, кто из нас главнее на данный момент? — Я даже рассмеялась от неуместности такого предложения. — Нет. Пусть это определится само собой, в процессе общения.
— А ты уверена, что мне хочется с тобой общаться?
«Вчера хотелось, — подумала я, вспомнив о ее просьбе позвонить, переданной мне Ребровым, — что изменилось?»
— Представь себе, я тоже не горю желанием. Но куда деваться, если наши пути пересеклись таким странным образом. Думаю, что заинтересую тебя, когда отвечу на твой вопрос. Я здесь для того, чтобы то, что ты ищешь, не попало в твои руки.
Я обрадовалась ее удивлению. Такого она не ожидала.
— Ты можешь попытаться уверить меня, что не ищешь ничего и что сюда привела тебя ностальгия по прошлому, тоска по безвременно ушедшему Валерию, но я тебе не поверю.
— Почему? — подняла она брови. — Это так естественно.
— Потому что ты ездишь на темно-зеленой «Альфа-Ромео».
Валя помолчала, подумала и сочла уместным возмутиться:
— Не понимаю, при чем здесь машина?
Я решила запутать ее еще больше.
— Ты человек состоятельный и наверняка разбираешься во французской парфюмерии. Скажи, сделай милость, какими духами я пользуюсь?
Наконец-то она начинает нервничать!
— Не люблю, когда говорят загадками! — проговорила она раздраженно. — Нельзя ли попроще? Для средних умов, а?
— От меня пахнет дымом. Я приехала сюда прямо с пожара на даче Семена Геннадьевича Рогова. Я торопилась, потому что эта квартира тоже могла внезапно загореться, и тогда искать здесь что-то было бы бессмысленно. Ты все еще не понимаешь? Я могу продолжить. Пожар на даче начался сразу после отъезда оттуда темно-зеленой красавицы.
— На свете много «Альф», и темно-зеленых тоже хватает, — не сдавалась Валентина.
— Совпадение? Согласна. Пусть будет так. Но это уже тройное совпадение. «Альфа» такого цвета в первый раз отошла от дачи буквально за несколько минут до того, как там нашли мертвого Валерия. Во второй раз — сегодня, при уже горящей комнате с хозяйской видеотекой. И… вот она, под окнами квартиры покойного. Я тебя ни в чем не обвиняю, упаси бог, но согласись, что тройное совпадение невольно наводит на мысли…
— О моей причастности к происшествиям на даче, где жил Валера? — перебила она меня, и ничего не осталось, как согласиться.
— Это не я, это ты сказала, — подчеркнула я в образцово-дипломатичной форме, приберегая раздражение для окончания разговора.
— К большому моему сожалению, я ничем не могу доказать свою непричастность к этим происшествиям, — проговорила она задумчиво. — Впрочем, как и ты — мое участие в них.
— А мне и не надо ничего доказывать. Я частный, обрати внимание, частный детектив, и наказание виновных редко входит в мои планы.
— Какие же цели ты преследуешь в этом случае?
— О! Это уже информация! — возмутилась я. — И она имеет свою цену. Ты знаешь, что такое допрос? Это грабеж информации. Получение ее даром. Тебе не кажется, что ты пытаешься меня допрашивать? Я могу ответить тебе, но только в обмен на равноценную информацию.
— На какую же? — спросила она осторожно.
Я нагнулась к письменному столу и достала из него фотографии Валеры и его подруги, протянула ей. У Валентины сдвинулись брови и сжались губы. Фотографии она не взяла, и я получила возможность рассмотреть их еще раз.
— Ты не находишь, что для полноты картины неплохо было бы иметь здесь и фото Евгения Реброва?
Она молчала, прикрыв губы ладонью, а когда я повернула к ней голову, быстрым движением отвела руку от лица.
— Как дорого для тебя то, что ты ищешь, Валя? И дорого ли это для Екатерины Дмитриевны Гореловой?
— Я вижу, ты начинаешь издеваться? — спросила она грозно.
Ее вопрос был пустой, и я оставила его без ответа. Вернулась к фотографиям и, показывая на них, продолжила свою тему:
— Я думаю, что Реброва это тоже могло бы как-то заинтересовать. Странно, но он до сих пор сохранил теплое чувство к Галине Канифоль.
У Валентины сама собой опустилась голова. Она закрыла лицо рукой и с силой надавила пальцами на глаза. Я ждала, давая ей возможность справиться с эмоциями, а когда вновь увидела ее лицо, оно потеряло большую часть своей привлекательности.
— А ведь я, Валя, на даче, как и здесь, успела побывать раньше тебя и покопалась в шкафу с видеокассетами. Так что сжечь дом ты пыталась напрасно. И квартиру не жги, не надо. Нет здесь того, что ты ищешь. Уже нет. Не забудь сообщить об этом Екатерине Дмитриевне, выслушай ее и последуй ее совету. А то ты действуешь, как дрова рубишь. Так нельзя.
Вот этим я ее достала основательно. Совсем другими эмоциями загорелись глаза. И губы раздвинулись не в улыбке. И заговорила она, не разжимая зубов:
— Нельзя? Нет, иногда можно. Даже нужно! Как сейчас, например. Простое рассуждение, Татьяна, простое до безобразия. Бумаги у тебя с собой. В сумке? Может, и кассета с фильмом там? Там. Вот видишь! Если там, то все у меня сейчас под рукой. А если так, то зачем же мне с мамой советоваться, время терять и усложнять себе жизнь? То, что под рукой, нужно брать и не сомневаться!
Ой как интересно! Интересно, как она собирается это сделать? Неужели отнять?
День сегодня такой, что все мои догадки соответствуют действительности. Валентина оказалась настолько наглой, что протянула руку к сумке, лежащей рядом со мной на подоконнике. Она схватила ее! И даже, пока я хлопала глазами, пораженная такой бесцеремонностью, успела открыть. Привстав, я толкнула ее в плечо и ткнула ладонью в лоб, морщась от отвращения. Ее ангельская головка мотнулась назад, сумка упала на пол и проехалась по нему до стола. Валя вскочила и резко послала вперед колено. Движение оказалось настолько умелым, что я едва успела отклониться, и удар, направленный в лицо, пришелся по плечу, сбросив меня со стула. Я сгруппировалась и оказалась на полу уже с согнутой в колене и поджатой к груди ногой. В следующее мгновение мой каблук врезался в ее коленную чашечку. Она, охнув, рухнула на диван, а я оказалась на ногах, держа сумку обеими руками. Сделав шаг назад, я приготовилась нанести удар в голову, но этого не потребовалось. Она молча раскачивалась на диване, нагнув голову и обхватив ногу обеими руками.
— Потерпи. Скоро пройдет. Хромоножкой я тебя не сделала, — успокоила я ее.
Она подняла ко мне перекошенное от боли и ненависти лицо.
— Спасибо! — прошипела она.
— Драка, Валь, как это отвратительно! — проговорила я уже от двери. — Надеюсь, что в следующую нашу встречу мы пообщаемся более цивилизованно.
— Иди ты! — простонала она.
Ну, можно считать, попрощались.
Я вышла в прихожую и уже открыла дверь, когда Валя окликнула меня, и голос ее прозвучал настолько смиренно, что не вернуться было невозможно.
Она массировала ушибленное колено и смотрела на меня такими глазами, что, казалось, еще немного — и из них польются слезы. В ее возрасте от боли не плачут.
— Таня! — повторила она. — Я поступила глупо. Прости, если сможешь.
Меня обижали и сильнее.
— Я на тебя не в претензии.
— Таня, мне действительно нужны эти бумаги!
Ну вот и набухли слезами ее глазки. Перед кем ты, подружка, пытаешься ломать комедию?
Я ответила ей ласково. Так, как она того не заслужила:
— Ах ты душенька! Эти бумаги дорогого стоят. Знаешь, сколько?
Она закивала с готовностью.
— А я — нет. Не до конца я представляю их цену. Значит, могу продешевить. Попридержу-ка я их у себя, пока не определю стоимость. Тогда и поторгуемся.
Я повернулась, но она опять меня остановила. Что еще?
— Я тебя очень прошу, не отказывайся от разговора с моей мамой.
— Нет, конечно. Только с ней я и буду разговаривать. Но — позже, позже.
«Конечно, позже. Потому что и сама пока не знаю, что оказалось в моих руках», — сказала я себе, обходя «Альфу» Гореловой и направляясь к своей «девятке», стоявшей неподалеку.
«Будь осторожна, Танечка! — вспомнила свое же предостережение. — Ради этих бумажек были готовы сжечь дом. И очень может быть, что они как-то связаны со смертью Валерия».
Разве могла я, держа в руках такое сокровище, удержаться от того, чтобы не взглянуть на него хотя бы мельком?
