Наталья Борохова - Адвокат инкогнито
Разминая онемевшие ноги, она с трудом сделала несколько шагов. Так и есть! Из зеркальной рамы на нее смотрело хмурое лицо, которое сегодня демонстрировало все ее тридцать семь, если не больше. Серые тени легли под глазами, словно кольца. Кожа казалась несвежей, изможденной.
Виктория помнила, как сидела до полуночи в кресле, тщетно пытаясь набрать номер адвоката. Но телефон отзывался противным женским голосом: «Надеемся на ваше понимание!» Да нет у нее никакого понимания, пусть и не надеются! Почему не отпустили Аркадия? Что это значит? Да и адвокат хороша, ничего не скажешь. Могла бы позвонить, в конце концов. Потом Виктория перебралась на кушетку и, подоткнув под спину подушку, продолжала ждать заветного щелчка двери. Но темнота за окном стала только гуще, а в квартиру на пятом этаже так никто и не пришел…
Телефон звонил не переставая.
– Алло! Это Валька. Ты что, решила больше не бегать по утрам?
– Нет, милая. Я просто немного приболела…
– Алло! Учебный отдел беспокоит. По каким дням раскидать ваших заочников?
– Делайте все, как обычно. Я не буду вносить изменений.
– Алло, Виктория Павловна! Это ваши дипломники. Вы проверили работы? Можно с вами встретиться?
– Перезвоните в конце недели. Я очень занята.
И подобная дребедень – целый день! Так, кажется, писал детский классик. Но звонка, который она ждала больше всего на свете, все не было и не было…
Дубровская объявилась во второй половине дня. Каким образом она отыскала ее в огромном университете, Виктория спрашивать не стала. Вместо того вскинула на адвоката усталые глаза и возмущенно воскликнула:
– Где вы были? Я все телефоны оборвала, пытаясь дозвониться до вас!
Коллеги на кафедре удивленно переглянулись и в полном недоумении уставились на Дубровскую. Им стало интересно, кем является молодая женщина, ради которой известная своим хладнокровием Виктория Соболева оборвала все телефоны.
– Я была в изоляторе временного содержания, – начала отвечать гостья, но тут же осеклась. Похоже, их беседу слушают все присутствующие – на кафедре наступила выжидающая тишина. Даже секретарь бросила терзать компьютерную клавиатуру.
Соболева схватила адвоката за рукав, увлекая за собой. Они едва не вприпрыжку проследовали по огромному, наполненному студентами коридору, спустились по лестнице вниз и наконец зашли в небольшую, заставленную от пола до потолка стеллажами комнату.
– Здесь нам никто не помешает, – сообщила Виктория. – Хотя впредь я предпочла бы, чтобы вы навещали меня дома. У меня нет желания выставлять мою личную жизнь на обозрение коллег.
– Очень вас понимаю, – кивнула головой Елизавета Дубровская. – Мы освободились поздно, поэтому я не стала тревожить вас вчера.
– Можно подумать, я могла уснуть! – воскликнула Соболева. – Ну ладно… Где Аркадий?
– Собственно, за этим я к вам пришла. Нужны деньги.
– Но мы же обговорили вчера ваш гонорар!
– Я не о гонораре. Речь идет о залоге.
– Залог чего? – бестолково спросила Виктория.
– Залог – мера пресечения, которая избирается судом. Она принимается для того, чтобы обеспечить нормальное поведение вашего мужа в период следствия.
– Что еще за нормальное поведение? Аркадий – не малое дитя, он всегда ведет себя нормально! – возмутилась Соболева.
– Это знаете вы. Ну и я. Следствие же должно быть уверено в том, что он не сбежит, находясь на свободе, и не станет делать глупости.
– Глупости?
– Ну, к примеру, не начнет угрожать потерпевшей, уговаривать свидетелей, уничтожать вещественные доказательства…
– Господи боже мой!
– Вашему мужу предъявлено тяжкое обвинение, и следователь не уверен в том, что он будет вести себя правильно. К сожалению, пока речи о подписке о невыезде не идет. Есть надежда, что его выпустят под залог. В противном случае он будет находиться под стражей до суда.
– Подождите, как там Аркадий? Как он чувствует себя? Как выглядит? – спохватилась Виктория.
Из ее глаз едва не брызнули слезы. Она вдруг представила себе бледное, изможденное лицо мужа. Такими люди обычно становятся в больницах.
– Он передавал вам привет. Держится молодцом. Не жалуется, – пояснила Дубровская. – Мы вчера много общались и выработали, как я надеюсь, единственно верную линию защиты.
– И в чем она состоит, ваша линия защиты? – спросила Вика, смахивая слезинку с ресницы. Ей полегчало уже от того, что Аркадий чувствует себя неплохо и с ним налажена связь.
– Он будет категорически отрицать покушение на убийство и само изнасилование, – объяснила Дубровская.
– Ну, такую линию защиты могла выработать и я, – со слабой улыбкой молвила Виктория. – Разумеется, мой муж не совершал ни того, ни другого. Он – не преступник.
– Да, он совершил половой акт с женщиной с ее согласия, и ни о каком насилии здесь не может идти и речи.
– Простите…
Виктории показалось, что в темном помещении, в котором они разговаривали, вдруг вспыхнула люстра в тысячу свечей.
Дубровская непонимающе смотрела на нее.
– Что-то не так?
– Вы… вы сейчас сказали, что Аркадий… будто бы он совершил… ну это… с той женщиной… – Ее голос был похож сейчас на детский лепет, и она заранее ненавидела себя за вопрос, который хотела задать.
Дубровская опомнилась:
– Простите. Должно быть, я вела себя бестактно, грубо. Как адвокат, я сосредоточилась, разумеется, на самом сложном и значимом для защиты: на обвинении вашего мужа в изнасиловании и покушении на убийство. И как-то не подумала о том, что сам факт физической измены причинит вам боль.
– Так, значит, он… спал с другой женщиной? – тихо спросила Вика.
– Боюсь, что так, – с паузой ответила адвокат. – Видите ли, его задержали в гостиничном номере, прямо в постели, где он…
– Понятно, – кивнула Соболева, – можете не продолжать. Я не горю желанием услышать подробности.
Дубровская чувствовала себя так, словно ее саму уличили в измене. Не знала, как продолжать разговор и тем более вести речь о залоге. Соболева вспомнила об этом сама – деловито, словно ничего и не произошло, спросила, взглянув на адвоката:
– Так сколько, говорите, понадобится денег на залог?
– Сегодня вопрос будет решаться судом. Вы, конечно, можете туда не ходить. Я сама…
– Я приду, – только и сказала Виктория. – Я смогу там увидеть Аркадия?
– Ну, да… Это будет решаться в его присутствии. Боюсь, правда, вам не дадут возможности пообщаться.
– Неважно. Мне просто нужно увидеть его и убедиться в том, что он жив и здоров.
– Воля ваша. Но, может, стоит подождать? Как только деньги будут внесены на депозит суда, его выпустят, и вы сможете встретиться нормально, без следователя и конвоиров.
– Не беспокойтесь за меня. Я все-таки приду…
Рассмотрение вопроса о залоге должно было состояться в одном из районных судов, находящихся в непосредственной близости от следственного управления. Виктория подъехала туда загодя и, показав паспорт охраннику на входе, зашла в помещение суда.
Ей раньше не доводилось бывать в подобных заведениях, и сейчас она чувствовала себя так, словно только что ступила под своды храма. Нет, это не было то благоговейное чувство, которое сопровождало ее обычно во время посещений в обители Бога. Но Виктория чувствовала священный ужас, находясь в месте, где вершатся человеческие судьбы, где легким взмахом пера (вернее, нажатием клавиш на компьютере), решается, какова должна быть кара тому, кто преступил закон. Соболева всегда знала, что мир насильников и убийц, судов и тюрем существует, но теперь их орбиты пересеклись. И сейчас она здесь для того, чтобы услышать, сколько денег с нее потребуют для того, чтобы она имела возможность видеть своего мужа до суда. До суда… А что, кстати, будет потом?
Дубровская находилась уже там. Должно быть, она не особо одобряла идею своей клиентки посетить заседание суда, потому что только покачала головой, когда Виктория подошла к ней. Говорить, собственно, было не о чем. Так две женщины и стояли, и смотрели в окно, где под порывами осеннего ветра раскачивались тополя.
Вдруг с громким стуком открылась дверь одного из судебных залов.
– Посетителей попрошу освободить проход! – крикнул мужчина в серой форменной одежде, и в проеме показалась человеческая фигура.
Сначала Виктория решила, что у гражданина нет рук, но потом она поняла, что верхние конечности у него, конечно, имеются, только они спрятаны за спиной и заключены в наручники. Посетители суда жались к стенке, словно боялись, что невесть откуда взявшийся зэк накинется на них тут же, как дикий зверь, и разорвет на части. Ну, или хотя бы укусит. Бабуля в пестром платке даже перекрестилась.
Заключенный не успел преодолеть и половины коридора, как из того же зала, громко стуча каблуками по выложенному плиткой полу, выскочила молодая женщина. С криком: «Витенька! Витюша!» – она бросилась вслед за мужчиной в наручниках. Тот, вполоборота повернувшись, буркнул ей: «Дите береги! А то ты меня знаешь, у меня рука тяжелая». Женщина остановилась, кивая головой. «Я люблю тебя!» – крикнула она. Человек в наручниках только дернул головой.
