Фридрих Незнанский - Дурная слава
— Неужели господина, пострадавшего от рук бесчинствующих экстремистов?
— Именно. Видимо, достал он по-крупному. И экстремисты почему-то именно в его харю целятся. Кроме того, как уже говорилось, нужен жертвенный агнец. Поводом послужила статья в одной из центральных газет о незаконных финансовых операциях, которые проводятся Федеральным фармацевтическим агентством. Журналистское расследование, так сказать. Приказано разобраться.
— Понятно. Что ж, это по-нашему: одного выпорем, другие продолжат его нелегкий труд.
— Ты чего это разошелся? Государство не устраивает? Поищи другое.
— Есть такое понятие — Родина, — буркнул Турецкий.
— Вот именно. И еще: президент дал указание Генпрокуратуре в порядке прокурорского надзора отслеживать ведение уголовного дела Устюговой на всех этапах предварительного и судебного следствия. Чтобы наказание было адекватным деянию.
— Не понял? Смертную казнь обратно ввести по такому случаю?
— Наоборот. Есть мнение, что с ее товарищами но партии переусердствовали. Помнишь, летом они учинили погром в служебном кабинете того же Муравьева? Кстати, это была первая акция протеста против закона о перераспределении льготных лекарств, который тогда только еще обсуждался.
— И получили по пять лет за обыкновенное хулиганство. А скинхеды у нас таджикских детей убивают. И никто их наказывать не спешит.
— Хулиганство, конечно, не обыкновенное, а политически окрашенное. Но в том-то и дело: чересчур строгая мера наказания привлекает к этим экстремистам излишнее внимание публики. Создает вокруг них ореол мучеников. Наш народ любит страстотерпцев. Так что поставлена задача: не ваять из экзальтированной барышни образ великомученицы. Условия содержания должны быть пристойными, все следственные действия — строго в рамках закона, а наказание — не чрезмерным.
— Так, может, ей и меру пресечения изменить? Она же из идейных, как я понял. Значит, от следствия скрываться не будет.
— Это дело следствия. Следствие ведет УБОП. Мы в данном случае надзорный орган.
— Понятно. Мне вот что интересно. Барышня три года отработала в фирме, куда ее внедрила партия. Это что же, они на три года вперед видели, что будет причина чиновничью ха… прошу прощения, лик… кремом измазать?
— Так они не вчера и сформировались в партию. Может, у них в каждой фирме по партийцу сидит, ждет своего часа.
— Прямо шахиды какие-то… Вот я и говорю, с народом воевать невозможно. Он везде.
Турецкий помолчал, затем спросил:
— А что о ней ее начальство говорит? Как характеризует? Что ж они не видели, кого пригрели?
— Директор фирмы «Престиж» в шоке. Он ведь знал ее отца, который не так давно погиб. Говорит, что относился к ней как к дочери. Тем более что девушка сирота. Характеризует Устюгову как отличного работника, прекрасного организатора. В коллективе ее все любили. Никто не знал, что она из социалистов. Создала она им проблемы! Можно сказать, она эту фирму похоронила.
— Мы все думаем, что молодежь наша выбрала пепси, а оказывается, у них там широкое разнообразие биологических видов.
— Ага, романтики революции, понимаешь… Вот такие романтические барышни и юноши и устраивают государственные перевороты. Только результат, как правило, далек от замысла. Желают увидеть «город Солнца», а видят колымские снега. Или еще чего похуже…
— Ладно, будем делать то, что в наших силах. Для начала прошу дать санкцию на допрос гражданки Устюговой, заключенной под стражу, — неожиданно улыбнулся Турецкий.
— Это зачем же? — улыбнулся в ответ Меркулов, радуясь, что раздражение Турецкого растаяло.
— Во-первых, девушка понравилась. Не буду лгать, мне это несвойственно. Во-вторых, это требуется в рамках прокурорского надзора. И потом, есть ведь еще одно задание — сбор компромата на подвергшегося нападению чиновника. Думаю, их партия уже собрала подробное досье на этого господина. Может, вотрусь в доверие, она со мной информацией поделится…
— Ты там поосторожнее втирайся… Как бы сам не получил…
— Обижаете, начальник! Мы люди смирные, порядок помним. Что не дозволено — не делаем. Мы про таких барышень понимаем. У них на первом месте партия. И на втором тоже.
— Ну-ну, — хмыкнул Меркулов. — Ладно, втирайся…
Александр Борисович Турецкий сидел почти в пустой, небольших размеров комнате для проведения следственных действий. Стены, выкрашенные угрюмой темно-серой краской, привинченные к полу стол и два стула, настольная лампа, закрепленная на столе, вмонтированные в стены глазки камер видеонаблюдения— все это производило гнетущее впечатление. Давненько не приходилось ему проводить допрос в СИЗО.
Женщина-контролер ввела подследственную Устюгову. Высокая красавица в шикарном черном платье, какой он увидел Дарью Дмитриевну на злополучном вечере, сейчас предстала перед Турецким в потертых джинсах и просторной, навыпуск, клетчатой рубашке. Рыжие волосы гладко зачесаны и собраны на затылке в узел. Отсутствие косметики делало лицо моложе. Рыжие пушистые ресницы оттеняли светло-карие глаза. Нос был усыпан веснушками. Выглядела она как-то по-домашнему и очень трогательно.
Контролер вышла, оставив их вдвоем.
— Присаживайтесь, Дарья Дмитриевна. Давайте знакомиться. Моя фамилия Турецкий. Зовут — Александр Борисович. Я следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам.
— Вот как? То есть мое скромное дело признано особо важным? — усмехнулась Устюгова.
— Ну… Есть дела и поважнее. Я здесь в рамках прокурорского надзора. У вас есть жалобы на условия содержания?
— Нет, — пожала плечами девушка. — Я знала, на что шла.
— Понятно. Из искры возгорится пламя.
— Надеюсь. А вы, значит, призваны проследить, чтобы мне, так сказать, влепили по максимуму? Чтобы мало не показалось? Генпрокуратура встала на защиту бедного чиновника Муравьева?
— Напрасно вы так. В прокуратуре тоже люди работают. И есть свое отношение к закону, вызвавшему ваш, так сказать, экстравагантный протест. И не всем из нас нравится тот или иной чиновник. Но тортами мы в них не кидаем, это правда. Моя же задача — надзор за тем, чтобы ваше дело велось строго в рамках существующего законодательства. Без какой-либо ангажированности.
— А-а, — усмехнулась Даша. — Что ж, надзирайте.
— Зря вы со мной таким тоном. Я читал протокол вашего первого допроса. И могу признаться, что многие ваши чувства разделяю. Вы мне интересны. Кроме того, у меня растет дочь. Мне хочется понять, что приводит девочку из благополучной семьи в стан бунтарей? У вас ведь в детстве было все чего желалось? Ваш папа, как я понял, был функционером?
— Мой отец был энергетиком. В молодости он строил гидроэлектростанции. Много ездил по стране. Вместе с мамой, разумеется.
— Почему разумеется? — улыбнулся Турецкий.
— Он очень красивым был. Мама его ревновала, — неожиданно улыбнулась и Даша.
— Значит, вы красотою в отца? А сами тоже с ними ездили?
— Нет, не ездила. — Девушка демонстративно пропустила комплимент мимо ушей. — Они строили Колымскую ГЭС. Там очень тяжелый климат. А я росла болезненным ребенком. И поэтому жила в основном у дедушки с бабушкой.
— То есть они вас и вырастили?
— Да.
— Они живы?
— Да, к счастью. Бабушка очень больна. У нее тяжелая форма диабета. А дед — ничего, держится.
Лицо Даши осветилось такой нежностью, что Турецкий невольно залюбовался.
— А кто он, ваш дедушка?
— Он ученый-физик. Академик Бобровников.
— Это ваш дедушка? — удивился Александр. — Что вы говорите?!
— Вы о нем слышали? — Даша вскинула карие глаза.
— Конечно, слышал! Он, кажется, занимался лазерами?
— Да. Надо же, не думала, что он известен за пределами ученого мира.
— Напрасно! Я читал о нем в газетах лет… пятнадцать назад.
— Да, их институт тогда много сделал для внедрения лазерной техники в медицину. Об этом тогда часто писали, это правда. Я еще маленькая была, в пятом классе училась. Но гордилась! — Даша даже порозовела. Было очевидно, что она очень любит деда, и то, что Турецкий знает о нем, явно повысило его акции.
— Сколько же ему сейчас лет?
— Восемьдесят. Он очень крепким был, до последнего времени работал. Но после катастрофы резко сдал. А бабушка совсем ослабла…
— Это когда погибли ваши родители? — осторожно спросил Александр.
— Да. — Даша сразу подобралась, добавила: — Погибли не только мои родители. Погибли и мой дядя с женой. Дед с бабушкой потеряли сразу обоих детей: свою дочь, мою маму, и сына, моего дядю.
— Какой ужас! — искренне воскликнул Турецкий. — Как же это…
— Так. Они вчетвером поехали отдыхать на Селигер. Ехали в одной машине, в папиной «хонде». На трассе в них врезался пьяный водитель КамАЗа. Неожиданно вылетел на встречку, лобовое столкновение. Все погибли.
