Алексей Макеев - День назначенной смерти
И огонек свечи как будто соглашался с ее словами – кланялся, выпрямлялся, коптил, опять кланялся…
Эта женщина умотала его, как марш-бросок необученного новобранца. Он бы многое отдал, чтобы не вставать с кровати. К черту Кравцова. «Мы любили, мы забыли, это вечность или час…» – твердил он, боясь взглянуть на часы. Но время само напомнило о себе: в настенных часах что-то слабо пикнуло – файв-о-клок. Женщина прерывисто вздохнула. По ее губам блуждала блудливая улыбочка, пусть не Джоконды, но все равно хорошая.
– Вставать скоро. Не поверите, Костя, я буду с нетерпением ждать завтрашнего вечера. Вы поздравите меня с Новым годом?
– А вы решили прочно завязать с семейной жизнью? – Максимов отодвинулся, чтобы лучше созерцать лежащую женщину.
– Так Кравцов решил, – она повернулась на живот и ткнулась носом ему в плечо. – От вас по-прежнему веет вчерашней водкой, Костя. Вы пьете?
– Анонимно, – пошутил Максимов. – Вам анонимный алкоголик не требуется?
– Странно, – заключила женщина. – Почему-то запах вашего перегара меня не раздражает. Вот Кравцов напьется – меня буквально колотит от злости. Титанические усилия прикладываю, чтобы не выйти из себя. А с вами у нас вообще как-то странно произошло.
Вестимо, странно. Хотя и вполне объяснимо. Мужчина есть мужчина, а женщина есть женщина, а не наоборот, а если и наоборот, то их бы все равно тянуло друг к другу. Странности заключались в другом.
– Вы красивая женщина, Альбина. Не пойму, почему вы страдаете. Черт с ним, с Кравцовым – не последний богатей в стране.
– А я не хочу, чтобы меня выбирали, – перебила женщина. – Я сама хочу выбирать. Я еще не в возрасте старой клячи, не так ли? И зеркало пока не считаю ненужной вещью интерьера. Знаете, Костя, мне совершенно безразлично, что происходит с Кравцовым. Почему он пьет, почему работу забросил, с кем крутит свои поганые шашни.
«А ведь ей не совсем безразлично», – подумал Максимов.
– Вымотал меня окончательно. В несгибаемую железку превратил. Я угробила на него пять лет совместной жизни, которые мне никто не вернет. Хватит – между нами давно все порвато. Вот закончится этот несчастный, ненавистный праздник.
– Кравцов подозревает, что его хотят убить, – тихо заметил Максимов.
Женщина засмеялась.
– С превеликим бы удовольствием это сделала. Но, увы, никогда не сделаю. Не имею отвратительной привычки убивать людей. Не научилась, знаете ли.
Но лицо ее на миг покрылось ледяной коркой, а в глазах зажегся таинственный морозный блеск. Этот феномен не мог укрыться от сыщика.
– Но что-то мрачное тем не менее происходит, – задумчиво пробормотал Максимов, – имеющее отношение непосредственно к вашему мужу. – Выкладывать начистоту все свои опасения он не решился – клиент имеет право на личную тайну, – но кусочек «занавески» все же решил отогнуть. – Нам кажется, Альбина, что за Кравцовым ведется скрытое наблюдение. Некоторые моменты знакомства с ситуацией позволяют это предположить.
– Да перестаньте, – фыркнула Альбина. – Кравцов через сутки пьян. И баба его довела – охотно верю. Психоз в прогрессии. Согласен заплатить любые деньги, а вы и рады стараться – потакаете его страхам, чтобы не скупился.
– Ага, и откровенно вам об этом сообщаю, – обиделся Максимов. – Не все так просто, Альбина. Взять те же угрожающие электронные письма.
– Которые писала ему Я! – выпалила женщина.
– Как это? – не понял Максимов.
– А вот так, – она взметнула голову и уставилась на него шариками зрачков. – Достал он меня, понимаете? Я еще в начале декабря поняла, что Кравцов кем-то обзавелся. Ходит мрачнее тучи. И бабой от него просто воняло! А дальше и таиться не стал – открытым текстом: нашел другую, прощай, мое золото! Потом присмирел, правда, пить начал каждый день. Позвонила я тогда своей знакомой, изложила обстановку, а у нее мужик на сервере сидит, талантлив жутко – защиту ставит на почтовый ящик: ни один хакер не пробьет. Уговорила, деньги всунула. Ну, он особо и не ерепенился – постучал у себя по клавишам, мол, давай, Альбиночка, дерзай, а если менты однажды нагрянут, то на меня им никаких зацепок, и вообще я тебя не знаю… Вот и пишу с тех пор эти проклятые письма – из одной комнаты в другую: дескать, время твое наступает, милый друг, знаю я, что тебя беспокоит, и надеюсь, недалек тот день, когда разверзнется над тобой злая тьма вечности, если не поумнеешь, конечно. Доживи, мол, этот год, а там посмотрим. Творю, Константин, стиль оттачиваю. А Кравцов же туп в этой теме, ему и в голову не придет, что над ним родная жена потешается. – Альбина затряслась от хохота. – Боже мой, неужели из-за этих детских писем Кравцов и забегал. Ох, и напишу же я ему во первых строках очередного письма.
«А она жестокая», – отметилось в голове Максимова машинально.
– А зачем вы мне об этом говорите?
– Но вы же ему не расскажете, верно? А если расскажете, я на вас обижусь и никогда больше не пущу к себе в постель.
«Подумаешь, испугала», – подумал Максимов. Хотя и нежелательно, конечно.
– И вам теперь гораздо легче, Костя. Будете знать, где в сказке ложь, а где намек. И не тратить время попусту.
А вот это справедливо. Максимов невольно потянулся к сигарете. Ситуация интересным образом менялась. Письмена уходили в «мусорную корзину». Оставалась таинственная незнакомка и странный дом в Третьем переулке Трикотажников. И никем не отмененная работа в новогоднюю ночь.
Несколько минут в полумраке спальни не было ни звуков, ни шевелений. Максимов обрабатывал внезапную информацию, а Альбина поглаживала его по руке и с любопытством рассматривала. А затем произошло событие из ряда вон выходящее. В дверь ненастойчиво постучали.
– Альбина Дмитриевна, вы здесь?
Нагая женщина сделала такие глаза, что сыщик испугался – сейчас выпрыгнут. Она едва не закричала, прижала ладошку ко рту. Он сам похолодел. Ну и влипли… Максимов оторвался от подушки – не пора ли в шкаф? Она сделала ему знак: лежи тихо. Приложила руку к груди, как бы не пуская рвущееся сердце погулять, сглотнула и слабым голосом произнесла:
– Я здесь, Саша. Извини, забыла тебя встретить, неважно почувствовала. Ты иди на кухню, я сейчас спущусь.
– Хорошо, Альбина Дмитриевна. – за дверью что-то скрипнуло, прозвучали шаги.
– Боже мой… – Альбина отбросила голову на подушку.
– Мне кажется, вы что-то проворонили, – шепнул Максимов, тихонько вылезая из кровати. К черту остросюжетность! Драпать надо.
– Это вы, Костя, виноваты. С вами время летит незаметно. – Альбина поползла с обратного конца необъятной кровати. – Ну и влипли мы с вами. Ей-богу, обхохочешься. Это Саша – домработница. Приходит наводить порядок и помогает готовить еду этому мерзавцу. У меня совсем из головы вылетело. Она же в шесть приходит, а сегодня я сама попросила прийти пораньше – завтра вечеринка, надо все прибрать, приготовить. Ох, голова моя садовая!
Это было очень смешно. Однако хохотать в подобных ситуациях Максимов предпочитал после.
– Странные у вас порядки в доме, Альбина. – Штаны упорно не желали налезать. – Из ниоткуда появляются домработницы.
– Из ниоткуда, Константин, появляются только мужнины любовницы. – Альбина быстро справилась с испугом. Запахнула халат, пригладила взорванную башню на голове и с интересом смотрела, как «партнер» борется со штанами. – А домработница появляется, потому что у нее есть ключ. Женщина порядочная, работает с сентября, охрана во дворе в курсе, а бегать открывать каждый раз, извините, не набегаешься… Давайте так: я увожу ее на кухню, отвлекаю, а вы потихоньку просачиваетесь в прихожую и пропадаете. Черт! У нас замок не захлопывается, его ключом запирать надо. Да какая, к черту, разница – сидите в гостиной и делайте умный вид. Если сможете, конечно.
Когда в «английскую» гостиную вошла смешно одетая очкастая особа с пухлыми щечками, собранными в пучок волосами, запущенным целлюлитом на некрасивых ножках, словом, ходячая несуразность, Максимов с деловым видом сидел в кресле. В одной руке у него был открытый блокнот, в другой – сотовый телефон, который он прижимал к уху.
– Да, я осмотрел объект, Евгений Михайлович, – официальным тоном говорил сыщик. – Здесь надо кое-что обработать, установить аппаратуру.
Домработница ахнула и выронила тряпку. Одевалась она, конечно, безвкусно – зеленая кофточка в крупную вязку, юбка выше бедер, розовые рейтузы, порванные на коленях. «Униформа, – сообразил сыщик. – И в принципе не такая уж дурнушка. Просто работа дурацкая. Но третий десяток эта «девушка» успешно разменяла. Четвертый не за горами. Сутулая, пугливая, закомплексованная».
– Понимаю, Евгений Михайлович. Постараемся достойно выполнить работу. Сделаем все от нас зависящее. Не волнуйтесь. Будем трудиться.
Он закрыл «говорилку» и убрал сценический реквизит в карман. Строго глянул на домработницу.
– Кто вы? – в страхе пролепетала особа.
