Наталья Андреева - Истина в вине
— Упаси Боже! — вздрогнула та. — Три часа в одной машине с Бейлис! Да я с ума сойду!
— Решено, — подвел итог Воронов. — Зигмунд, пойди, разбуди спящую красавицу.
— Слушаюсь.
— Я, пожалуй, выпью еще чашечку кофе, — вздохнула Елизавет Петровна. — Мишель, поухаживай за мной.
— С удовольствием.
Зигмунд вернулся минут через пять, вид у него был странный.
— Что случилось? — спросил Воронов.
— Я не знаю, как это сказать… э-э-э… — мялся сомелье.
— Ну?
— В общем, она, кажется, умерла.
— Что ты имеешь в виду?
— Сначала я стучал, — начал оправдываться Зигмунд. — Долго стучал. Потом несколько раз сказал: «Мадам, вас ожидают к завтраку». Но никто не отвечал. Тогда я толкнул дверь, и… Она была не заперта. Я не сразу ее увидел. То есть… Я увидел ноги. Голые ноги… и деликатно отвернулся. А ее лицо… В общем… На нем лежала подушка. То есть, лежит. Я не стал ничего трогать.
— Что ты несешь? — вздрогнула Елизавет Петровна.
— Женщина не шевелилась, и эта подушка… В общем, я думаю, что она умерла.
Дмитрий Воронов вскочил, за ним остальные.
— Черт знает что! — выругался Таранов, швырнув на стол салфетку.
— Позвать охрану? — спросил бледный как смерть Зигмунд.
— Сначала я сам взгляну. Вдруг у тебя галлюцинации, и она просто спит?
— Да, надо подняться, — согласился с хозяином дома Сивко. — Елизавет Петровна, может, останешься?
— Вы сомневаетесь в крепости моих нервов? Я хочу знать, что случилось!
— Ты всегда все хочешь знать, — бросил Иван Таранов, направляясь к выходу. За ним потянулись остальные.
Первым по лестнице поднимался Дмитрий Воронов, последним шел Зигмунд. Волнения, как ни странно, никто не проявлял. Как будто убийство в жизни этих людей было рядовым событием, таким же, как завтрак, обед и ужин. Подали труп, так что ж? И это переварим! У двери в комнату Бейлис Воронов остановился и, обернувшись, велел Зигмунду:
— Дай мне носовой платок. Или салфетку.
— Зачем?
— На дверной ручке могли остаться отпечатки пальцев убийцы, если это все-таки убийство. Я не хочу до нее дотрагиваться.
— Но я только что входил в комнату! — испугался Зигмунд.
— Не беспокойся, мы это отметим. Когда нас будут допрашивать.
— Я вовсе не хочу, чтобы меня допрашивали! — запротестовал Таранов.
— Да, нельзя ли как-нибудь уладить это мирным путем? — поддержал его Сивко. — Без вмешательства властей.
— По-моему, денег у нас достаточно, — присоединилась к мужчинам Елизавет Петровна. — Давайте будем заодно, господа. К чему нам милиция?
— А чего вы все так заволновались? — усмехнулся Воронов. — Мы еще не вошли и ничего не увидели. Вдруг она просто спит?
После чего он, аккуратно обернув дверную ручку белоснежной салфеткой, открыл дверь и первым вошел в спальню Бейлис. За ним остальные. Огромных размеров кровать стояла посреди просторной светлой комнаты. Видимо, привычки Бейлис здесь хорошо знали, а также какое значение имеет в ее жизни кровать. Первое, что бросалось в глаза, — длинные стройные ноги. Голые. Она была в трусиках-стрингах и кружевном бюстгальтере алого цвета. Лицо закрывала подушка, как и сказал Зигмунд. На столике, рядом с кроватью, стояла наполовину пустая бутылка ликера, рядом лежала пачка сигарет, в пепельнице окурки со следами губной помады. Видимо, Бейлис курила и пила ликер в ожидании кого-то, а потом заснула. В этот момент в комнату тихо вошел (или вошла) убийца и удушил ее подушкой. Бейлис была сонная и пьяная, сопротивлялась она недолго.
— Черт возьми, — пробормотал Иван Таранов.
— Теперь уж она никогда не напишет свою книгу, — тихо сказала Елизавет Петровна.
Дмитрий Воронов подошел к кровати и снял с лица Бейлис подушку. Все вздрогнули. Лицо женщины было искажено гримасой удушья, алая помада, которой были жирно накрашены губы, размазана подушкой, отчего та казалась теперь окровавленной. Над худеньким телом с выпирающими ребрами неестественно возвышались бугры ее огромной силиконовой груди. Было такое ощущение, что на кровати лежит сломанная Барби.
— Ну, что будем делать, господа? — тихо спросил Воронов.
— Надо подумать, — сказал за всех Иван Таранов. — Может, концы в воду, а? Спрятать ее тело и… Никому не говорить.
— То-то родственнички обрадуются, — усмехнулся Сивко и пояснил: — Я имею в виду дочерей Льва Абрамовича.
— Она наверняка сказала подружкам, куда направляется, — заметила Елизавет Петровна. — Но я за внутреннее расследование.
— Что ты имеешь в виду? — в упор посмотрел на нее Воронов.
— В замок ночью никто не входил, ведь так?
— Разумеется, это невозможно, — резко сказал тот. — Снаружи охрана и злые собаки. На ночь их спускают с привязи. А дверь была заперта.
— Значит… — Елизавет Петровна выразительно обвела взглядом коллекционеров.
— Один из нас, — хрипло рассмеялся Таранов.
— Есть еще прислуга, — тут же отреагировал Сивко. — Кстати, где Зигмунд?
Сомелье и в самом деле не было в комнате.
— А вы заметили, с какой ненавистью он вчера смотрел на Бейлис, господа? — спросила Елизавет Петровна.
— Особенно когда она сказала, что выльет в канализацию коллекционное вино, — подхватил Таранов.
— Да, Зигмунд — фанатик, — согласился с ними Воронов. — Для него слова Бейлис — святотатство. Его жена большой специалист в купажировании вин. Они всю жизнь прожили в Молдавии, при известном винодельческом хозяйстве Пуркарь. Можно сказать, идеальная пара. Оба отлично разбираются в вине, мечтали о собственном винограднике, но вынуждены были эмигрировать в Россию. Зигмунд долгое время оставался без работы, у них ведь были проблемы с российским гражданством.
— И не напрягает их быть у тебя в услужении? — усмехнулся Таранов.
— Я об этом не задумывался, — резко сказал Воронов.
В этот момент появился Зигмунд и взволнованно сказал:
— Дмитрий Александрович, вас хочет видеть начальник охраны.
— Что случилось?
— Вам лучше спуститься.
— Мы все спустимся, — сказал Сивко. — Теперь это наша общая проблема.
— Да, да, — кивнула Елизавет Петровна. — А ты, Мишель, что молчишь?
— Что я могу сказать? — развел он руками. — Я ее почти не знал.
— Однако это тебя она приглашала ночью в свою спальню, — заметил Сивко. — И, дожидаясь, потягивала ликерчик.
— Но зачем мне ее убивать?
— Может, она и про тебя что-то знала? — подмигнул Таранов.
— Идемте, — нетерпеливо сказал Воронов. — Не будем терять время, господа. Я хочу знать, что случилось.
Хозяин замка вышел последним и аккуратно прикрыл дверь в комнату Бейлис, все так же обернув руку салфеткой. Гости цепочкой пошли по длинному коридору и стали спускаться вниз по ступенькам. У начала лестницы переминался с ноги на ногу здоровенный детина в камуфляже. Вид у него был растерянный. Пахнуло едким мужским потом, кожаными ремнями и крепкими сигаретами.
— Что случилось? — нетерпеливо спросил Воронов уже с середины лестницы.
— Я прямо не знаю, как вам сказать, Дмитрий Александрович, — замялся детина.
— Говори!
— Поутру на пашне обнаружены следы. Парни делали обход, как обычно, и…
— Что?!!
— Вот такое дело, — развел руками детина и добавил: — Вы уж извините.
— Когда обнаружены? — резко спросил Воронов.
— Я ж сказал: поутру.
— Назови точное время.
— Как только рассвело, так и пошли делать обход… В начале девятого.
— Почему сразу не сказали?
— Так вы ж спали.
— У вас есть инструкции: обо всех происшествиях докладываться мне тут же, — отчеканил Воронов. — Обо всех нарушителях. Вы прекрасно знаете, что мы находимся с местными жителями в состоянии войны.
— Тут такое дело… — полез рукой в бритый затылок начальник охраны.
— Какое? Ну? Что ты мнешься? — закричал Воронов. Остальные тоже заволновались.
— Следы-то женские!
— Как-как?
— Я говорю: женские. От модельных сапожек. У-узенькие. Вот такие, — пальцами одной огромной лапищи показал детина. — Потому мы и не стали вас беспокоить. Ну не будет же дамочка здесь хулиганить, в ваших подвалах? Бутылки бить да элитный коньяк хлестать.
— Смотря какая дамочка, — хмыкнул Таранов. — Взять нашу Бейлис…
— Она умерла, — резко оборвала его Елизавет Петровна.
— Пардон. О покойниках либо врать, либо никак. Промолчу, — усмехнулся Таранов.
— Значит, на территорию замка проник посторонний, — задумчиво сказал Воронов. — То есть посторонняя. Но почему же собаки ее не тронули?
— Да мы и сами голову ломаем: почему? — засмущался детина.
— Может, вы их и не спускали? — подозрительно спросил Воронов.
— Да что вы такое говорите, Дмитрий Александрович! Как можно!
— Тогда что же это за собаки такие? Какой-то особой, доброй породы? Где вы их взяли?
