Гастон Леру - Роковое кресло
Следствие представило старого Мартена Латуша этаким маньяком, отказывающим себе в куске хлеба ради тайного пополнения своей коллекции. Поговаривали даже, что он лишал себя обедов, заявлял, что будет питаться вне дома, для того чтобы сэкономить жалкие гроши и потратить их потом в антикварных лавках и у торговцев старинными музыкальными инструментами.
Именно так, по всей вероятности, вопреки всем бдениям Бабетты к нему попала та самая шарманка, и он упал именно в тот момент, когда решил испробовать ее. Умер от истощения вследствие продолжительного воздержания, которому себя подвергал.
Однако публика отказывалась принять эту версию, слишком простую, как им казалось, для того чтобы быть правдивой, и газеты потребовали от полиции начать розыски шарманщика.
К сожалению, тот оказался столь же неуловим, как и сам Элифас. Отсюда, как и следовало ожидать, некоторые репортеры сделали вывод, что Элифас и шарманщик — одно и то же лицо, один и тот же убийца.
И никто не осмелился выступить открыто против этого мнения, ведь в конце концов происходили довольно странные совпадения: один за другим умерли три человека. И если каждая из этих смертей в отдельности воспринималась вполне естественной, то совершенно очевидно, что, взятые вместе, они казались зловещими.
В конце концов потребовали вскрытия тел. Это была крайняя мера, на которую следовало решиться. Вопреки всем протестам и влиянию самых важных персон Института пришлось вскрыть еще совсем свежие могилы Жеана Мортимара и Максима д'Ольнэ.
Судебно-медицинские эксперты не обнаружили ни малейших следов яда в их организме. На теле Жеана Мортимара также не было ничего подозрительного. Однако на лице Максима д'Ольнэ виднелись какие-то пятна, которые в обычных условиях остались бы незамеченными. К тому же их появление можно было отнести за счет естественного разложения тканей. Пятна походили на следы от ожога, оставшиеся на лице в форме звезды. Если приглядеться к этим пятнам, утверждали двое из врачей (так как третий вообще ничего не увидел), то на лице Максима д'Ольнэ можно различить нечто вроде веснушек.
Судебные медики обследовали также тело Мартена Латуша и обнаружили лишь слабое кровотечение из носа и изо рта. Вообще-то на самом деле видно было лишь несколько капель крови у кончика носа, а в углу губ на стороне, которой труп навалился на шарманку, была обнаружена струйка запекшейся крови.
В действительности это кровотечение могло произойти от падения тела, но под влиянием разговоров в обществе пресса не преминула придать этим незначительным следам некий таинственный смысл, создавая вокруг трех смертей атмосферу преступления, окончательно окутавшую безумствующую толпу.
Эксперты со всей тщательностью изучили оба письма с угрозами, которые были вручены двум первым претендентам при полном сборе Академии. Они заявили, что эти письма были написаны не Элифасом де ля Ноксом, почерк которого они перед этим также тщательно изучили. Однако нашлись люди, утверждающие, что эксперты слишком часто ошибаются, подтверждая подлинность почерка, и в этом случае прекрасно могли ошибиться, заявляя, что почерк не его.
Оставалась еще шарманка. Нашелся эксперт-антиквар, занимавшийся иногда продажей более или менее подлинных скрипок Страдивари, который попросил разрешения взглянуть на этот инструмент.
Ему разрешили в надежде успокоить наиболее горячие головы, вообразившие, что этот старый ящик, игравший музыку в тот момент, когда Мартен Латуш испустил дух, не мог быть обычной шарманкой и, возможно, такой человек, как Элифас, способен запрятать в инструмент таинственное средство преступления. Антиквар осмотрел шарманку со всех сторон, прошелся по каждому шву и даже сыграл «мелодию преступления», как выражалась Бабетта.
— Ну и как? — спросили у него. — Это обычная шарманка?
— Нет, — ответил антиквар, — совсем не обычная… Это одна из самых старинных и любопытнейших вещиц, которые попали к нам из Италии.
— Но вы нашли в ней что-нибудь особенное?
— Ничего особенного я в ней не нашел.
— Считаете ли вы эту шарманку орудием преступления?
— Об этом ничего сказать не могу, — весьма двусмысленно ответил антиквар. — Я не был там в тот момент, когда в ней что-то скрипнуло и оглушительно заиграла «мелодия преступления».
— Так вы полагаете, что было совершено преступление?
— Гм! Гм!
Напрасно пытались выяснить у антиквара, что сие означает. Он ограничивался только «Гм! Гм!».
И это последнее «Гм! Гм!» лишь окончательно смутило взбудораженные умы.
Эксперт, кроме всего прочего, занимался также продажей картин. А жил он на улице Лаффит, и звали его мсье Гаспар Лалует.
Глава 7
Секрет Тота
Через несколько дней после описываемых событий в четверть четвертого пополудни из вагона второго класса поезда Варенна — Сент-Илэр вышел пассажир лет сорока пяти, округлый живот которого украшала красивая толстая золотая цепь.
Тщательно укутавшись в свое пальто с пелериной, поскольку время еще было холодное, и перебросившись несколькими словами со служащим вокзала, проверяющим билеты, он вышел на центральную улицу, ведущую к Марне, пересек мост на Шенвьер и справа от него спустился к реке. Около четверти часа он шел пешком, потом остановился, как бы ориентируясь, куда идти дальше. Вот он оставил позади последние, с лета пустующие виллы и теперь находился на абсолютно ровном и пустынном пространстве. Огромная снежная скатерть после недавних снегопадов простиралась перед ним, и человек этот в своем пальто с полами, взлетавшими от ветра при ходьбе, казался большой черной птицей.
Вот вдалеке, у самого горизонта, показалась остроконечная крыша, окруженная деревьями, почти невидимыми из-за мелкой крупы падающего снега. Заметив крышу, человек громко выругался. По его мнению, только чокнутый способен жить зимой в этих краях. Тем не менее он пошел быстрее, хоть и не слышал звука своих шагов, так как был обут в резиновые галоши. Путешественника окружала безбрежная белая тишина.
Было около четырех часов дня, когда человек достиг наконец деревьев. Усадьба, на которой они находились, была окружена высокими стенами. Вход в парк преграждала тяжелая железная решетка. С решетки свисала железная проволочка звонка. Путешественник позвонил. Тотчас же появились два огромных пса, которые брызгая слюной, с лаем ринулись на посетителя. И если бы не решетка, они бы его просто загрызли.
Человек отступил, хотя ему нечего было опасаться ярости этих хищников. Чей-то странный гортанный голос скомандовал: «Аякс! Ахилл! Домой! Чертовы собаки!» И тут же появился великан.
О! Это был самый настоящий великан! Что-то чудовищное! Более двух метров ростом, может быть, двух с половиной, когда он выпрямился во весь рост, так как в данный момент он шел, чуть наклонившись вперед. Его тяжелые плечи были слегка опущены, так, вероятно, ему было привычнее. Круглая голова в ежике коротких волос, свисающие усы, страшная челюсть, похожая на пасти животных, вгрызающихся сейчас в решетку. Схватив псов за загривки своими огромными ручищами, он оторвал их от решетки и отбросил назад.
Посетитель слегка вздрогнул. О! Ничего особенного! Это так, просто плечи вздрогнули! Очевидно, весьма прохладно!
Он пробормотал сквозь зубы:
— Меня предупреждали: остерегайся собак, но о великане ничего не сказали.
Чудовище — речь идет о великане — приблизило к решетке свою страшную рожу дикаря:
— Вчмдло?
Посетитель догадался, что это должно означать: «В чем дело?» — и ответил, отойдя на почтительное расстояние:
— Я хотел бы поговорить с мсье Лустало.
— Чтвтнгте?
Совершенно очевидно, что у посетителя был средний уровень образованности, так как ему снова удалось понять великана. Тот, вероятно, спрашивал: «Что вы хотите ему сказать?»
— Передайте ему, что дело срочное и касается Академии.
И человек протянул великану свою визитную карточку, которую держал наготове в кармане пальто. Великан забрал карточку и удалился в направлении крыльца, ведущего, по всей вероятности, к главному входу в дом. Аякс и Ахилл тотчас же возвратились и просунули сквозь решетку свои грозные пасти. Но на этот раз они не лаяли, а лишь молча разглядывали пришельца, однако по налитым кровью глазам можно было предположить, что они по кусочкам оценивали свой обед, от которого их отделяла эта решетка.
Посетитель, неприятно пораженный, отвернулся и заходил взад и вперед.
— Я знал, — сказал он громко, — что нужно проявить терпение, но не подозревал, что и смелости не мешает набраться.
Он взглянул на часы и продолжил свой монолог, как бы надеясь, что звуки слов помешают ему думать о трех чудовищах, охраняющих этот одинокий дом.
— Еще не поздно! — сказал он. — Тем лучше… Похоже, я могу прождать час, два, три часа, прежде чем он меня примет… Не любит он отвлекаться от своих опытов.., и порой он о вас забывает.. Все дозволено великому Лустало…
