Марк Фурман - Концерт в криминальной оправе
Вот так встретил свой пятьдесят пятый год доктор Юдин. Около десяти вечера у дома остановились широкие розвальни с тройкой лошадей. Поверх мягкого душистого сена оказались тулупы — для него, супруги и дочери.
— Кони тихие, спокойные. Не глядите, доктор, что легкие да гладкие, в упряжке они ходить приучены, — заметил пожилой старшина, передавая поводья. — Тут до опушки каких-нибудь пятнадцать минут ходу, выезжайте, не спеша на Порецкую дорогу…
А ровно через две недели, в ночь под Старый Новый год, Тураевского не стало. Начальник милиции погиб нелепо и обидно — на лосиной охоте. Уже в глубоких сумерках, по возвращении из леса, идущий следом заместитель прокурора споткнулся, падая, непроизвольно нажал на курок двустволки. Заряд крупной картечи угодил Тураевскому прямо в спину, смерть наступила мгновенно, тут же на месте.
Тремя днями спустя, шагая за гробом, Сергей Сергеевич, размышляя о суете и непредсказуемости судьбы, подумал, что Тураевский, ставший ему в чем-то близким, все-таки ушел из жизни счастливым человеком. И то была единственно толковая мысль, поделиться с которой он не мог ни с кем из присутствовавших на выносе тела, кладбище и долгих-долгих поминках.
Тайна синей папки
В начале об одном и том же два коротких анекдота.
Стоит длинная очередь за водкой. Мужик в хвосте ворчал, ворчал, а потом говорит:
— Пойду-ка я в ЦК и набью этому Лигачеву морду.
Ушел, вскоре возвращается. Все кинулись к нему: — Ну, как?
— А, там в ЦК еще больше очередь…
И второй. Приходит в день принятия закона отец с работы, сын ему говорит:
— Вот, папка, закон против водки вышел. Теперь меньше пить будешь!
— Сынок, — отвечает жалостливо отец, — это ты меньше есть будешь…
Когда сейчас вспоминается печально-знаменитый антиалкогольный закон — первый залп перестройки, сравнимый разве что с выстрелом «Авроры», в памяти возникают, связанные с ним события. И поскольку под любые перемены, что в СССР, что в нынешней России, принято стелить, амортизирующую удар идеологическую подушку, — вспомним хотя бы недавнюю «монетизацию», то и почивший в бозе антиалкогольный, имеет свою биографию.
Еще до его принятия, весной 85-го года страну начало лихорадить. Пошли слухи о повышении цен на спиртное, его ограничении в торговле, прочих нехорошестях. И так как дыма без огня не бывает, народ стал скупать, запасаться…
Помнится, и меня не миновала эта лихорадка. На скудную зарплату, редкие гонорары купил с полдюжины бутылок водки, сухого вина, почувствовав себя человеком обеспеченным и богатым. «С год продержусь, — подумалось мне, — а там посмотрим».
И вот командировка в Москву. А дальше, как зарубка в памяти, два слова «Синяя папка». И папка та запомнилась надолго, все, связанное с ней, случилось будто вчера…
I.Начну с того, что тогда мы приятельствовали с Валентином Ляшенко, работавшим в «Неделе» (было такое еженедельное приложение к «Известиям»), ответственным секретарем. В редакции ему полагался отдельный кабинет и, когда приезжал в столицу, мы нередко в нем уединялись. Иногда, сразу с вокзала, звонил Ляшенко. Он приносил из редакционного буфета кое-какую закуску, покупал пару килограмм сосисок для друга-провинциала, избавляя меня от беготни по столичным магазинам. И под «известинскую» закусь, не особо усердствуя, мы пропускали две-три рюмочки уважаемого Ляшенко медицинского спирта. Потом я отправлялся по судебно-медицинским делам, а Валентин приступал к руководству «Неделей».
В тот день он показался мне более озабоченным, чем обычно. И вот после первой рюмки Ляшенко со значением сообщает:
— Был я вчера на одном закрытом совещании… Присутствовали только главные редактора или замы центральных изданий. Говорили в основном об этом, — Ляшенко налил по второй разведенного, — и как с этим бороться.
Мы чокнулись, выпили.
— Так вот, — душевно советует Валентин, — как приедешь во Владимир, немедля запасайся алкоголем, в возможно больших количествах.
— Кое-что у меня есть. Но что-то водка в магазинах за последнее время пропала.
— И неспроста, — продолжает делиться секретами Ляшенко. — Выступал перед нами сам Ельцин. Он прямо заявил, что партия берет курс на искоренение пьянства и алкоголизма в одной, отдельно взятой стране…
— Это в какой же? — спрашиваю.
— Ты, Марик, все шутишь, — оборвал меня Валентин. — А как заплатишь за бутылку родимой раза в три дороже, вспомнишь мои советы. Вот в этой папке все расписано на пару лет вперед.
Вижу на столе у Ляшенко темно-синюю, хорошей кожи и больше, чем средней величины папку.
— Дай, взгляну, — я протянул руку.
— Извини, — Ляшенко моментально убрал папку в стол. — Велено не разглашать и подписку дал. Все, что мог, я тебе сказал…
Из «Недели» я помчался в институт судебной медицины, сдал туда бумаги и около трех дня поехал в редакцию «Вечерней Москвы». Здесь меня ждал Александр Кузнецов, заместитель главного редактора «Вечерки».
Несколько слов об Александре Ивановиче. В свое время он был редактором владимирской областной молодежки «Комсомольская искра». Потом его перевели в столицу. Он возглавлял журнал «Комсомольская жизнь», оттуда с повышением перешел в «Вечернюю Москву».
В приемной появляется озабоченный Кузнецов.
— Еще с полчаса буду занят, — сообщает он. — А как сегодняшняя «Вечерка» пойдет в народ, там и поговорим.
Освободился Александр Иванович после четырех, приглашает меня в кабинет. Садимся, начиная разговор о владимирских делах. И тут замечаю в полуоткрытом сейфе такую же синюю папку, что утром видел у Ляшенко.
«Вот это оперативность!» — восхитился я. И тут же задаю Кузнецову вопрос:
— Александр Иванович, а что содержится в этой красивой папке?
Осторожный Кузнецов развернулся на вращающемся кресле, тотчас запер сейф. И, убедившись, что папка в надежном месте, спросил:
— Удивительно, почему она тебя интересует? Там обычная редакционная документация…
Но я уже пришпорил своего осведомленного «конька»: — Как бы не так, Саша. В ней закрытые наработки по алкоголю, — и, сделав понятный всем жест, щелкаю себя пальцем по горлу. — Да ты не переживай, о ней вся Москва говорит…
Нечто похожее на смятение, легкой тучкой промелькнуло на казалось бесстрастном лице Кузнецова.
— Вся Москва? — вопросительно повторил он. И взяв себя в руки, сказалась комсомольская закалка, добавил: — Мало ли, что у нас говорят. Вот и поделись по старой дружбе.
— То, что в ней, — секрет Полишинеля, — продолжаю гнуть свою линию. — Там о борьбе с алкоголизмом, рекомендации по этой проблеме, о повышении цен на вино-водочную продукцию и так далее. Вряд ли об этом «Вечерка» сообщит москвичам.
— Ну, коль так, — Кузнецов ловко сменил тему разговора, — самое время причаститься…
Он запер дверь кабинета, открыв сейф, достал бутылку «Каберне».
— Ты ведь из Молдавии, — припомнил Александр Иванович. — Думаю, это тебе придется по вкусу.
Он разлил вино по стаканам, мы чокнулись и выпили терпкий прекрасный напиток моей юности.
— Так откуда, Марк, ты все-таки узнал о папке? — расслабился Кузнецов. — И нечего мне байки о всей Москве рассказывать…
Я ничего скрывать не стал: — Знакомые судмедэксперты сообщили, так сказать позаботились о коллеге из Владимира. — Но фамилии Ляшенко, конечно не назвал. — А что ты посоветуешь, Саша?
И тут Кузнецов, разлив остатки «Каберне» по стаканам, разоткровенничался: — А что советовать, если мы с главным с вечера по магазинам проехались. Раз в армии служил, знаешь, наверное, такое правило: — Делай, как я. Вот и весь мой тебе совет.
Надо ли говорить, что, памятуя о синей папке, оказавшейся впоследствии, если не залпом «Авроры», то атомной бомбой для экономики страны, я во Владимире вновь пополнил свои запасы.
А осенью того же года от журнала «Трезвость и культура» поехал в командировку на родину, в Кишинев. Но это уже другая история…
II.В начале октября, к моменту моего появления в Кишиневе, антиалкогольный вовсю шагал по стране. Со страниц синей папки, его «достижения» ворвались в каждую семью. Резко возросли цены на спиртное (причем их повышали неоднократно), любая бутылка с градусом стала дефицитнее, чем икра и любые деликатесы. Поскольку закрывались винные отделы, возникали огромные очереди, во многих регионах ввели карточную систему. Поддерживаемые партийной номенклатурой, весьма популярными стали безалкогольные, ура-патриотические свадьбы, юбилеи, даже поминки.
Кишинев для меня святой город. Тут я родился, здесь окончил среднюю школу. Но когда с аэродрома, минуя родных и друзей, я вошел в республиканское общество трезвости, то сказал его председателю, что в Молдавии никогда не бывал. И на то, как показали события, был свой резон.
![Игорь Гриньков - Откровения судебного медика [сборник]](/uploads/posts/books/119158/119158.jpg)
