Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире
— Но почему не таблетки? Я такие порошки только в детстве видела. Была еще аскорбинка, желтая такая, и тоже в бумажке.
— Вот-вот, — вдруг оживляется Залесская. — Видите ли, я ненавижу лекарства, но у меня больной желудок. И печень. И… Впрочем, это не важно. Когда я была маленькая, мама каждый день давала мне эту аскорбинку в порошках. Я очень любила свою маму, — жалобно говорит она.
— И поэтому лекарства в порошках пить можете?
— Да-да. Именно в порошках. Все в порошках. Странная привычка, но ведь все мы не без странностей?
— Да уж.
Мария Залесская вдруг опускает руку в карман и черпает оттуда целую горсть свернутых аккуратными прямоугольничками белых бумажек:
— Вот. Видите сколько?
— И вы все это пьете?! — с ужасом восклицает Люська.
— Но я жить не могу без лекарств!
Порошки снова сыплются в бездонный карман под внимательным Люськиным взглядом:
— Надо же!
Она в общем-то добрая, Апельсинчик. Примирительно говорит:
— Ладно, идите за стол. Раз у вас желудок больной, надо хорошо кушать.
— Вы удивительно отходчивый человек! — умиляется Залесская.
— Ну уж нет, — бурчит Люська. — Вот эту бы Виолетту…
— Кто здесь говорит про меня? — Красавица заглядывает на кухню. Ее белокурые волосы густо набрызганы лаком для волос.
— Фу! — морщится Люська и машет в воздухе рукой. — Ну и амбре! Милая, для кого мы теперь стараемся? Сенечки ведь нет с нами.
— Были бы мужчины-ы… — томно тянет Виолетта. — Наш программист тоже очень ми-илый мальчик.
— Боюсь, что ему неинтересны женщины без мозгов, — фыркает Люська.
— Именно поэтому у тебя нет никаких шансов, — невинно смотрит на нее Виолетта.
— Что-о?! А ты… Ты умная, да?
— Красивой женщине ум ни к чему, а вот всем прочим…
Тут с Люськой объединяется даже Мария Залесская. К Виолетте у нее хроническая неприязнь, как и ко всем красоткам, перед которыми мужчины заботливо открывают двери:
— Красота, дорогая моя, со временем проходит.
— А я этого не боюсь! — Виолетта трясет белокурыми кудрями. Красавицу можно понять: ей только двадцать два года.
— Хотела бы я на тебя посмотреть лет этак через двадцать, — говорит Люська. — Когда ты будешь толстая, озабоченная первыми морщинками на лице и целлюлитом, сварливая, мерзкая, отвратительно стареющая грымза!
— Но я еще доберусь до твоего мужа! — огрызается Виолетта. — Успею! Говорят, он красавчик! Жаль, что мы раньше не встретились, но все еще впереди. И как он женился на такой… крокодилице.
— Ах ты…
Люська ревнива, очень ревнива. Сережа — ее драгоценная, ни с кем не делимая собственность. У Апельсинчика явно открытая конфронтация с Виолеттой. Любовь способна изменить человека как в лучшую, так и в худшую из сторон. С дуршлагом наперевес Людмила Иванова бросается на красавицу Виолетту.
— Девочки! Девочки! — пытается разнять их Мария Залесская.
— Что такое?! — На кухне появляются мужчины.
Люська приходит в себя:
— Так. Разминка перед ужином, — говорит она, раскрасневшись. — А эта… — тыкает пальцем в Виолетту — эта нахалка еды не получит!
— Ну и пожалуйста! Я все равно на диете. А от вашего варева и мыши в доме сдохнут!
— Что?! Мыши?! Да это от твоего лака для волос они сдохнут! В ванной уже дышать нечем! Ну, я тебе еще покажу!
Виолетта предусмотрительно исчезает и уже в гостиной подсаживается к Алексею Градову с вопросом:
— Вот как, по-твоему, Лешечка, какие женщины больше нравятся мужчинам, умные или красивые?
Камера теперь показывает гостиную: зрителям интересна именно Виолетта. После выхода из «Игры» Сени она единоличный лидер в рейтинге.
— Я знаю точно, что не нравятся те, которые вешаются на шею всем подряд, — осторожно отодвигается от красавицы программист.
Люська, торжествуй!
— Слушай, а почему ты все время с Зосей? — прищуривается Виолетта. — Вы, часом, не общий интерес нашли?
— Да. Нашли. Компьютеры, — кивает Алексей Градов.
— А я про сексуальную ориентацию, — хихикает Виолетта. — Ты, часом, того… не голубой?
— Нет, — очень спокойно отвечает он.
— Тогда это только вопрос времени, — подмигивает Градову Виолетта. Она уверена в собственной неотразимости.
— Господи, вот кошка! — вздыхает писательница-феминистка, появляясь с тарелками в гостиной.
Виолетта только заливисто хохочет.
«Уж лучше бы она взялась за инженера!» — думает Люба. Хотя, приклеиваясь к Градову, красавица здорово повышает его рейтинг. Зрителю будет неинтересно, если программист вылетит из «Игры». А так можно строить предположения: удастся ли Виолетте уложить в койку Александра Градова?
Серафима Евгеньевна спускается по лестнице, поддерживаемая под руку Зосей:
— Боже мой! Какие крутые здесь ступеньки! Ну, к чему?
— Чтобы вина много не пили, — усмехается инженер Суворов, который тоже спустился в гостиную. Кучеренко при этих словах болезненно морщится и облизывает губы.
Как странно, но Зося и Серафима Евгеньевна, кажется, нашли общий язык!
— Погадайте мне, — говорит девушка с наколкой на плече.
— Потом, потом, после ужина, — рассеянно говорит пожилая актриса. — А чем это так вкусно пахнет?
— Сациви! — объявляет Люська, торжественно внося в гостиную вожделенное блюдо. Ах, как жаль, что по телевидению еще не умеют транслировать ароматы! Люба ела это Люськино «сациви». Пальчики оближешь! Она просто уверена, что рейтинг лучшей подруги теперь резко взлетит вверх. Если зрительницы станут готовить блюда по ее рецептам…
— Какое же это сациви? — подозрительно оглядывая блюдо, водруженное в центре стола, изрекает пенсионер Кучеренко. — Пахнет, конечно, вкусно, но это не сациви. Скорее, чахохбили. И на то не слишком-то похоже. Нет, милые, грузинская кухня — это нечто особенное. И это совсем другое, нежели… м-м-м… то, что на столе.
— А вы были в Грузии? — тут же спрашивает обиженная Люська.
— Где я только не был! — вздыхает Кучеренко. — Всю страну исколесил! Машины перегонял.
— Так вы шофер? — удивляется Серафима Евгеньевна.
— И это тоже, — кивает Кучеренко. — Повидал, одним словом, свет.
— Ну, кому чего налить? — нетерпеливо спрашивает Артем Арсеньевич Суворов. — А то кушать очень хочется.
— Мне пива, — тут же говорит Зося.
— Фи! Но это же так вульгарно! — поджимает чуть подкрашенный ротик Серафима Евгеньевна. — Это больше мужчинам пристало. Ой! Зосенька! Я не хотела!
— Ха-ха!
— Хи-хи!
— Ничего, я как-нибудь переживу, Серафима Евгеньевна. Не стесняйтесь.
— А я выпью вина! — заявляет Люська.
Алексей Градов тут же приносит из бара красивую пузатую бутылку:
— Пожалуйста!
Виолетта зло косится на Люську:
— И мне тоже вина!
Пенсионер Кучеренко тут же выхватывает бутылку из рук программиста:
— Пожалуйста!
Теперь недовольна Ирисова. Ох, как она посмотрела на Виолетту! А у Серафимы Евгеньевны, похоже, на пенсионера серьезные планы! Виолетта улыбается Якову Савельевичу:
— А вы?
Тот знакомо облизывает губы:
— Нет, я, пожалуй, не присоединюсь.
— А вы не больной? — тут же спрашивает Виолетта. Серафима Евгеньевна неожиданно очень агрессивно вступается за Кучеренко:
— Деточка, это бестактно, в конце концов, намекать человеку о проблемах со здоровьем!
— А мы не в институте благородных девиц. Мы в «Игре на вылет»! — огрызается Виолетта.
— Но мы же люди? — Бабулька по очереди обводит взглядом всех сидящих за столом. — Ведь люди?
— Но каждый за себя, — тут же вставляет Виолетта и накладывает себе полную тарелку еды.
— А как же диета? — язвит Люська. Она добрая: поставила тарелку и перед Виолеттой, хотя грозилась на кухне, что еды не даст.
— Ничего, я утром пойду в спортзал. Позанимаюсь лишние полчаса на тренажере.
— Смотри не упади с каната, — неожиданно замечает молчаливая Зося.
— В спортзале больше нет каната, — вскидывает голову Виолетта.
— А вдруг в следующий раз обвалится сам потолок?
— Между прочим, у нашей «Игры» имеются глубокие исторические корни, — вдруг говорит инженер Суворов. — Еще в первом веке до нашей эры, на закате Римской империи у патрициев вошла в моду игра «Лицезрение любви».
— Что-что?
— Как-как?
— Откуда вы это знаете?
Инженер скромно молчит. Кучеренко же настойчиво спрашивает:
— А поподробнее можно?
— Пожалуйста. Это весьма занимательный исторический факт. Кратко информирую о сути. Из рабов выбирали нескольких самых привлекательных и сажали их в глиняные сарайчики без одной стены. Рабы должны были непрерывно заниматься любовью, а зрители располагались тем временем в амфитеатре и на это дело смотрели. Пары могли меняться, объединяться в тройки, четверки и так далее. Игра длилась несколько дней, зрители могли и поесть и поспать, уйти, а потом вернуться. Рабы же могли только любить друг друга. Беспрерывно. Кто переставал это делать, того забивали камнями. Ну а самым стойким даже иногда даровали свободу. Вот так.
