Карл Вадасфи - Пропавшая без следа
Я готов быть жестким, потому что преисполнен решимости. Я заставлю людей слушать и говорить. Я долго и напряженно размышлял над этим и понял, что готов схватить за горло любого полицейского, который попадется мне на пути, и угрожать сломать ему шею, если это потребуется для того, чтобы меня внимательно выслушали и помогли.
Следующие три часа я провожу словно в тумане, не в состоянии сосредоточиться даже на самых простых домашних делах. Я пытаюсь погладить белье, выбросить мусор, просто посмотреть телевизор. Но никак не могу не думать о том, что будет происходить в полицейском участке. Раньше мне никогда не приходилось там бывать, и потому я не могу представить себе это место, а мне это просто необходимо. Хочу спланировать все до мельчайших деталей, создать мысленную картину происходящего, прежде чем попаду в полицейский участок: где буду стоять, каким тоном разговаривать. Но неосведомленность лишает меня возможности предугадать события, и, в конце концов, я сосредотачиваюсь на единственном, что могло бы помочь, – на собственном расследовании.
Я думаю о пропавших женщинах. Я смотрел последние новости, просматривал газетные заголовки. Никакой исчерпывающей информации, но я знаю, что это происходит, просто нутром чувствую. За последние две-три недели на юго-востоке похитили уже нескольких женщин. Возможно, все эти похищения как-то связаны между собой; нет, не возможно, а, скорее всего, так оно и есть. Просто полицейские пока еще не сделали официального заявления.
Я поднимаюсь по ступенькам и захожу в комнату, расположенную на самом верху лестницы. Мой кабинет чудесно обставлен – все из ИКЕА. Комнатка небольшая, но она заполнена множеством нужных вещей. Напротив двери располагается письменный стол, а справа от стола у стены стоит шкаф для хранения документов. Рядом – два небольших комода. На стенах развешаны афиши моих любимых фильмов. И двух театральных пьес.
Я усаживаюсь за стол и включаю компьютер. Кажется, что система загружается дольше чем обычно, но я так ослаб от недосыпания и нервного напряжения, что промедление не раздражает меня, как прошлым вечером.
После того как компьютер окончательно загрузился, вхожу в Интернет и печатаю в поисковой строке: Лондон, юго-восток, пропавшие женщины, похищения.
Компьютер выдает мне огромный список информации. Конечно, многое уже устарело. Я выбираю «новые результаты». Нажимаю на одну ссылку, затем на следующую. И еще на одну. Одинокие женщины, похищенные из собственных домов. Кажется, я уже слышал об этом. Похоже, исчезает две-три женщины в неделю, все это уже известно. Интересно, этих женщин незаметно преследовали до самого дома или жертвы все-таки знали злоумышленников в лицо? Злоумышленники, похитители, убийцы… Я даже не знаю, как их называть. И в этот момент меня вдруг обжигает ужасная мысль: убийцы.
Тела были найдены. Дженни… Нет, этого не может быть! Нет. Я не смог бы жить дальше, если она…
Я не смог бы простить себе этого. Знаю, что произошедшее было бы исключительно на моей совести. Я должен был остановиться.
И я оставил ее в машине.
Глава 10
Он заполучил меня, и теперь я абсолютно беспомощна. И я сама на это согласилась. Я подписала свой смертный приговор, и все ради работы. А он должен был быть рядом. Он должен был помочь мне.
Меня изо всех сил ударили в лицо. Боль в левой скуле просто невыносима. Я чувствую, как начинает заплывать глаз. Я лежу на земле не в силах пошевелиться. Та часть моего разума, что должна приказать телу двигаться, встать, бороться, делать все что угодно, лишь бы выбраться отсюда живой, та часть моего разума бездействует, она просто исчезла, стерлась в тот момент, когда я больше всего в ней нуждаюсь. Мое тело словно парализовано, возможно, всему виной сковавший меня ужас, а возможно, дело в том, что я сильно ударилась обо что-то головой и, возможно, вообще больше не в состоянии управлять своим телом. Я уже ничего не знаю, и все, что могу, – это смотреть на него сквозь туман, застилающий мои глаза, и ждать, что он теперь станет делать.
Он поглаживает свой пах и улыбается, опускаясь на колени надо мной.
Я с трудом выдавливаю из себя: «Пожалуйста, не надо».
Но моя мольба напрасна. Это все равно что взывать к глухому. Он не останавливается, словно не слышал меня, а медленно расстегивает ширинку, готовясь к тому, что так долго предвкушал.
– Пожалуйста, – снова повторяю я. Мой хриплый голос звучит совсем слабо, и теперь я уже не уверена, слышит ли он меня на самом деле, такой ничтожной оказывается моя попытка заговорить с ним.
Он стягивает с себя джинсы. Его трусы болтаются вокруг лодыжек.
Он ложится на меня. Разрывает мои чулки. И засовывает мне в рот.
Этим утром Кейт Нельсен проснулась в семь тридцать пять. Она, как обычно, проспала, и теперь ей придется мчаться со всех ног, чтобы успеть на работу. У нее слипались глаза, ей ужасно хотелось поспать еще. При мысли о том, что пора вставать, она застонала, чувствуя себя так, словно только сейчас легла спать.
У нее всегда были проблемы со сном.
Большую часть ночи она лежала на спине, глядя в потолок, и так каждый раз. Очень быстро ее глаза привыкали к темноте, и она могла разглядывать краску на потолке. Кейт много лет назад оставила попытки закрыть глаза, заставить себя уснуть, понимая, что сон придет, когда она будет готова, зная, что, если закроет глаза, ее окружит слишком много образов и картин, которые ей не хотелось видеть. Перед ее мысленным взором проплывали не картины безмятежных моментов отпуска и не счастливые воспоминания минувших дней. Стоило ей закрыть глаза, и перед ней начинали возникать ужасные лица, которые она отчаянно хотела забыть. И она продолжала вглядываться в потолок, пока, наконец, не проваливалась в сон. И тут же неумолимо наступало утро.
Преодолевая сонливость, с трудом открыв глаза, Кейт усилием воли подняла себя с постели. Ее ступни тяжело опустились на пол. Словно выполняя некий каждодневный ритуал, она некоторое время посидела на краю кровати, закрыв лицо ладонями и бормоча себе под нос: «Опять все сначала».
Еще две минуты, и Кейт поднялась с кровати. Все как всегда. Даже в выходные. Но повседневный порядок нельзя было нарушить, даже если ей это не нравилось. Все еще не проснувшись полностью, она, спотыкаясь, побрела на кухню и включила чайник, который наполнила водой еще прошлым вечером. Она всегда наливала воду в чайник накануне, сомневаясь, что сможет справиться с этим простым заданием с утра.
Пока в чайнике закипала вода, Кейт зашла в ванную и уселась на унитаз. И наконец, умывшись и растерев полотенцем лицо, взглянула на себя в зеркало. Ей совсем не понравилось то, что она там увидела. И в то же время было абсолютно наплевать, кто и что о ней подумает. Она с отвращением окинула взглядом свое лицо, светлые волосы с секущимися концами, ниспадающие на плечи, и отправилась на кухню. Теперь уже окончательно проснувшись, она налила себе кофе и, прихватив с собой чашку, вернулась в спальню. Там она принялась одеваться. Ни намека на моду и стиль. В ее жизни не было места желаниям и страстям, мужчины не толпились у нее под окнами. Она просто схватила первые попавшие вещи, лежавшие сверху на полке в шкафу. Зеленый свитер и джинсы.
Одевшись, Кейт залпом проглотила свой кофе. Горячая жидкость обожгла ей горло, она так и не смогла приучить себя не торопиться. Ей понадобилось бы несколько минут, чтобы почувствовать прилив бодрости. Но к тому времени она налила бы себе вторую чашку.
Выглянув в окно, Кейт поняла: утро выдалось холодное. Допив вторую чашку, она поставила ее в раковину, чтобы вымыть позже, и отправилась в коридор, где стояла ее обувь. Натянув черные кроссовки и пальто, распахнула дверь, вышла и заперла ее на ключ.
Она торопливо подошла к своей машине, зеленой, под цвет свитера. «Фольксваген-поло». Забралась на сиденье и нажала на педаль газа, начиная свое двадцатиминутное путешествие на работу, зная, что на десять минут она уже опоздала.
Дорога оказалась запружена машинами. Когда Кейт опаздывала, здесь всегда образовывалась пробка, а опаздывать ей приходилось нередко. Она время от времени бросала на себя взгляды в зеркало заднего вида и, как и в ванной у себя дома, ловила презрительное неудовольствие в собственных глазах. Кейт не нравилась себе. Ей не нравилось собственное прошлое. Не нравились воспоминания. И еще больше не нравилось собственное настоящее.
Каждые несколько минут она повторяла: «Ну вот опять то же самое», словно это бесконечно воспроизводимая фраза могла бы сделать предстоящий день хоть немного лучше. А мысли о предстоящей работе лишь вдесятеро усиливали ее отвращение и чувство гнетущей скуки. Кейт просто был необходим отдых. Необходимы перемены.
Но она сомневалась, что сделает хоть шаг в этом направлении.
