Илья Рясной - Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
— Возможно. И еще. У Ионы Парамоновича Корзилова есть несколько слайдов. Снимки с наиболее ценных икон. Старушки втихую все-таки подлечиваются у фельдшера, хотя сами — каждая лекарка. Не посмели отказать ему в просьбе пофотографировать. Тоже глубокая тайна, разумеется.
— А фельдшеру зачем фотографирование?
— Ведет среди них агитацию не уничтожать ни при каких обстоятельствах произведения искусства. Ведь староверы, почуяв близкую смерть, зарывают в землю образа. Или по воде пускают. Киприяновы иконы, не будь Варвары и Агриппины, ждала такая же участь.
— Фельдшер передал слайды Володе?
— Четырнадцать штук, с указанием размеров. На время.
— Сфотографированные иконы все исчезли?
— Нет. Две остались — бывшие Киприяновы, к новым владелицам грабители не заходили. Три — из скита старухи Великониды. Это в другом поселении, на востоке района. Туда просто еще не дотянулись.
— Что ж, Иона Парамонович, возможно, облегчит нам работу. И таможенникам тоже. Теперь нужна подробная информация о Кортунове.
— Я составлю текст запроса, — сказал Шатохин.
— Не надо. Письменный — долго. Торопят. Из-за автомата. Главное сейчас — он. Суббота, иди отдыхать. В понедельник в восемь ноль-ноль жду вместе с Хромовым. И со слайдами. Хромов вылетел?
— В семнадцать нынче должен быть.
— Хорошо. До понедельника.
3В понедельник из кабинета полковника сразу отправились к заместителю начальника крайуправления Зайченко. По пути зашли в отдел к экспертам-криминалистам отдать слайды.
— По три экземпляра с каждого, пожалуйста, — попросил Пушных у молодого, неторопливого в движениях старшего лейтенанта, прекрасного фотографа Саши Белецкого.
— Когда нужно?
— Полчаса достаточно?
— Четырнадцать умножить на три. Сорок два снимка. Цветных. На все тридцать минут, — подсчитал Белецкий. Помолчал и кивнул:
— Постараюсь.
— Можно сначала по одному экземпляру. Не сверхспешно, — сказал полковник.
— Да нет. Сразу уж все сделаю, — не принял временной добавки Белецкий.
— Тогда еще просьба, Саша: в тридцать второй кабинет занесите.
— Хорошо.
Зайченко и Пушных были ровесники и друзья. Жизнь, судьба их складывалась почти одинаково. Оба в милицию пришли в начале пятьдесят третьего, накануне знаменитой, печально-памятной амнистии. Оба буквально через три месяца службы были ранены, у обоих теперь на плечах полковничьи погоны и приближающаяся пенсия.
Пушных докладывал старшему по должности другу стоя. Его слушали Шатохин и Хромов.
Информация о Кортунове у начальника розыска собралась немалая.
Освободился Кортунов восемь месяцев назад. Живет в Калинине. Снимает флигель у пенсионеров. Работает на полставки фотографом на обувной фабрике, имеет патент на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Фотографирует приезжих, туристов на фоне городских достопримечательностей. Постоянного места съемок нет. Между индивидуальщиками конкуренция. Месяца два назад фотографировал у памятника купцу Афанасию Никитину. Теперь, по сведениям, в Березовой роще. Родители по-прежнему проживают в Вышнем Волочке, замужняя сестра — в Торжке. Относительно старшего брата. О нем Игорь Кортунов нигде, ни при каких случаях не упоминает, словно его и не было.
— Когда видели фотографа в последний раз? — спросил Зайченко.
— Как нам сообщили, в пятницу. А до этого долго не появлялся. Но на фабрике у него отпуск был. Фабрика старая, ежегодно на месяц закрывается на ремонт.
— Спортподготовка, знакомства?
— Пока неизвестно. Не давал повода справляться.
— Иконы?
— Тоже не был замечен.
— Так. — Зайченко сосредоточенно смотрел перед собой в одну точку на полированном столе. — Будем надеяться, Кортунов — кратчайший путь к автомату, про который нам с Виктором Петровичем чуть не каждый час…
Зайченко не стал продолжать при подчиненных, но в сказанном смысл угадывался яснее ясного: у полковников постоянно справляются, какие предпринимаются меры по розыску боевого скорострельного оружия.
— Лучшее — завязать знакомство с Кортуновым, — после короткого молчания продолжал Зайченко. — Но каким образом?
— Кортунов тщеславен, представляется при знакомстве не иначе как «фотохудожник». Не скрывает цели стать богатым. Можно сыграть на этом, — сказал Пушных.
— Можно, — согласился Зайченко. — Но как? Виктор Петрович, ты садись. А вы, майор, лейтенант, здесь не для кворума. Высказывайте свои соображения.
— То, что снимает на улице, делает его доступным для знакомства, — сказал Шатохин.
— В определенной мере — да. А если многоуважаемый индивидуал Игорь Иннокентьевич сфотографирует, запишет координаты, возьмет деньги — и прощайте? Снова приходить сниматься?
— Всего не предусмотришь, — сказал Шатохин. — На месте по ситуации лучше действовать.
— Это не разговор, — не согласился Зайченко.
— Вообще, нужно четко определиться: кем, в каком качестве прийти к Кортунову, — сказал Пушных. — Как я понимаю его, человек он деловой, и ему интересны люди деловые. Из этого нужно исходить…
Секретарша вошла, положила на стол перед Пушных пакет с фотографиями, поверх — слайды в коробочке.
Пушных в разговоре забыл о снимках, теперь, взглянув на часы, похвалил про себя Белецкого: «Молодец, Саша, уложился в тридцать минут».
Он вынул из пакета фотографии, разложил на три стопки, брал из одной, разглядывал и передавал Зайченко, он — Шатохину. Фотографии — переснятые иконы — переходили из рук в руки.
— Нужно пометить, какие иконы, чьи, названия написать, — сказал Пушных.
— Сделаем. На рамочках слайдов указано… — Хромов, не выпуская из рук очередную переданную ему фотографию, живо взглянул на Пушных: — Кортунов сидел ведь за изготовление и сбыт порнографии?
— Да.
— Значит, если и не фотохудожник, то прилично снимает? За халтуру мало кто согласится платить.
Никто из присутствующих пока не понимал, к чему клонит Хромов, уточняя известное.
— Виктор Петрович говорит, Кортунову интересны деловые люди, — продолжал лейтенант. — Значит, нужно подойти к нему с делом. Как к фотомастеру.
В нескольких фразах Хромов объяснил, что он конкретно предлагает.
— Хорошо, лейтенант, — одобрил заместитель начальника крайуправления. — Подумать еще нужно, кое-что изменить, но в целом согласен. Как, товарищи?
У Пушных и Шатохина тоже не было возражений по существу.
— Добро, — полковник Зайченко поднялся. — Все свободны. В шестнадцать соберемся здесь еще раз. Один вариант вчерне обговорили, теперь — сибирский…
4В Калинине было пасмурно, прохладно. Августовское солнце временами ненадолго озаряло старинный город и вновь зарывалось в темно-серые облака. На улицах малолюдно. Нечего было и мечтать, чтобы кому-то из фотографов-индивидуалов взбрело в голову поджидать по такой погоде желающих сняться на память около городских достопримечательностей.
Когда дождь ненадолго стихал, Шатохин покидал гостиничный номер. Отлучался недалеко. По уцелевшему уголку старой Твери брел мимо дома-музея писателя и местного вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, заходил в антикварный магазин, потом в кафе «Аквариум» и возвращался в свою комнату.
Ненастье, а с ним и вынужденное ничегонеделанье длилось три дня, а на четвертый погода, наконец, установилась. С утра в жарких лучах подсыхал асфальт, ветерок обдувал влагу с листьев. Шатохин радовался хорошей погоде и в то же время немножко нервничал. Кортунов находился в городе. Регулярно в первой половине дня на два-три часа наведывался на фабрику, ночевать приходил в свой флигелек, но кто знает его планы. Вдруг да надумает в этот субботний погожий день съездить к сестре или к родителям. Не должен. Патент отрабатывать нужно, место свое оберегать от соперников.
Шатохин погдядывал на часы, на телефон.
Звонок раздался за полдень. Лейтенант-оперативник Изотов, один из двух сотрудников милиции, которые помогали Шатохину все эти дни, сообщил, что фотограф в роще, расположился там недавно, народу вокруг него пока не видно.
— Понял. — Шатохин положил трубку.
Черный кожаный «дипломат» с наборным цифровым замком лежал на тумбочке около кровати. Шатохин обулся, надел темно-серый в тон брюкам пиджак, вынул бумажник, еще раз просмотрел его. Взял «дипломат» и вышел из номера.
Заочно, по снимку, он был знаком с Кортуновым и узнал его сразу. Смуглолицый, невысокого роста, крепко сбитый, он что-то писал в блокнотик, держа его перед собой на весу. «Если участвовал в налете на скиты, то под именем «Глеб»: у Клима косоглазие, Роман — высокий и узкоплечий», — подумал про себя Шатохин.
Девочка лет пяти-шести, молодые мужчина и женщина стояли рядом. Видимо, Кортунов только что сфотографировал их и теперь выписывал квитанцию. Девочка со смехом бегала вокруг высокой треноги, на которой была прикреплена рамка со снимками-образцами. Опасаясь, как бы она не уронила треногу, Кортунов оборачивался, бросал короткие недовольные взгляды. При этом фотоаппарат с расчехленным объективом мотался на животе.
