Марина Серова - Моя очередь развлекаться
— И вам дай Бог здоровья и долголетия. Вы мне очень помогли.
Пообещав, что передам привет Клавдии Петровне, я быстренько откланялась.
Оказавшись на улице, я зашла в ближайшую кафешку перекусить и привести мысли в порядок.
Итак, первое. Вряд ли он (они) держит Тиану на даче, где проживает старушка-мать. Но тогда где? Хотя на дачу наведаться обязательно стоит.
Второе. Желательно бы узнать теперешнюю фамилию Алексеевского. В том, что он ее сменил, я не сомневалась. В его положении было бы естественно сделать пластическую операцию. При его-то данных и поездках за границу.
Третье. Что нужно моему противнику? Ему нужна кассета. Так что вряд ли Тиане грозит смерть. А обо мне он пока и вообще не знает, что к лучшему.
Короче, появившись на даче под любым благовидным предлогом, я ни у кого не должна вызвать подозрений.
Решено, еду туда!
Я более-менее помнила описание этого места из «лирических отступлений» на кассете Алексеевского. Но чувствовала, что придется побродить-попотеть, прежде чем найду бунгало своего противника (а интересно, кстати, знает ли проживающая там мамаша, что ее сыночек жив?).
…На остановке 85-го автобуса бурлила дачная публика. Летняя суббота, что поделаешь! А мне надо ехать именно на автобусе, чтобы посчитать остановки и выйти на десятой. Заодно пообщаюсь с народом, может, что интересного услышу.
Услышала я, внесенная приливом энтузиазма в салон подошедшего автобуса, очень много популярных выражений народной любви к своим правителям как местного, так и столичного разлива. Обсуждались наглые цены, отсутствие пенсий, футбол, муж-алкаш, дети-балбесы…
Короче, повиснув на поручне, я чуть не начала дремать, машинально отсчитывая остановки: шесть, семь… Но тут из гомона вырвалась фраза: «…Клава-то теперь совсем сюда переселилась…»
Я встрепенулась и поглядела на сидящих передо мной пожилых женщин, которые явно обсуждали интересующий меня вопрос. Но они уже переключились на базарные цены.
Однако когда дачные подвижницы вышли вместе со мной на десятой остановке, я, не раздумывая, двинулась следом за ними.
Женщины миновали несколько поворотов в замысловатых переплетениях улочек дачного массива, и одна из них остановилась у своей калитки попрощаться с собеседницей.
Я резко нагнала их и с ходу выпалила:
— Извините, вы случайно не подскажете, где тут дача Клавдии Петровны Алексеевской?
Женщина, которая собиралась идти дальше (по габаритам и манерам чем-то напоминающая Нонну Мордюкову), без стеснения оглядела меня с ног до головы и спросила:
— А ты, девушка, кто ей будешь-то? Тут ведь много разных бродит, а времена суровые…
Я решила вести себя миролюбиво, как пай-девочка:
— Да племянница ее, из Баронска приехала, а вот в квартире не застала. Тетя Клава, оказывается, ее продала, и соседи сказали, что она теперь поселилась на даче.
Поскольку моя информация подтверждала ту, которой владела «Мордюкова», она явно смягчилась и сказала:
— Тебе повезло. Я ее соседка как раз, хоть у нее и гектар земли, а у меня шесть соток. Пойдем со мной, покажу. Тебя как звать-то?
— Таня.
— А меня зови тетя Люба. Я не злая, ты не думай, только недоверчивая.
Вскоре мы уже шли через лесок, и я чувствовала особую прохладу, которая может веять только от протекающей неподалеку речки.
Минут через десять мы вышли на бескрайнее поле, где тут и там виднелись разного калибра постройки: от замка до сарая.
Тетя Люба повела меня по тропинке, ведущей к ограде, за которой рисовался красивый двухэтажный дом.
— Вон там обосновалась твоя любимая тетя Клава. Живет не тужит, только куда ей одной столько?
Женщина вздохнула, махнула рукой и, кивнув мне на прощанье, свернула по ответвлению тропинки к невзрачному одноэтажному домику.
«Нет, никогда не иссякнет у наших людей тяга к классовой справедливости! Если у тебя три этажа, а у меня один, то надо порушить все и из обломков соорудить два по два», — размышляла я, пыля тропинкой по направлению к искомому объекту. Хотя думать следовало бы о другом!
Я резко остановилась, закурила и вслух обругала себя: «Эх, дура, совсем на жаре мозги размягчились! Сейчас ты придешь и скажешь хозяйке, что привет, мол, тетя, я ваша племяшка из Баронска? Да она на тебя собак спустит и правильно сделает. Тем более если вдруг там тусуется ее восставший из преисподней сыночек».
Я начала лихорадочно перебирать варианты легенды. Морю крыс и тараканов? Починяю примусы? Шпаклюю веранду?
Нет, чушь, смешно! А вот это — элементарно! Хожу присматриваю дачку для покупки.
Не продаете? Жаль!
Но какая она у вас красивая, как ухожена! Не разрешите посмотреть? Ой, спасибо большое!
Вооружившись этой немудреной ложью и зная, что на всякий случай у меня в сумочке лежит моя верная газовая «беретта», я более уверенно направилась к дому.
…Дачная картина, которая развернулась передо мной вблизи, была достойна режиссера рангом не меньше, чем Никита Михалков.
Перед входом в особняк разбита огромная клумба, засаженная всевозможными цветами. Клумбу обрамляют классические парковые лавочки. Справа и слева грядки, засаженные Бог весть чем, но геометрические их формы были безукоризненны.
На одной из лавочек, находившейся у входа в «фазенду», под большой шляпой типа сомбреро сидела женщина, годочков за пятьдесят, но стройная, и, томно щурясь в мою сторону, курила нечто длинное в мундштуке.
Вряд ли она готовилась к моему приходу. Однако, завидев еще издалека на тропинке одинокую человеческую фигуру, женщина явно решила произвести впечатление на внезапного гостя.
При ближайшем рассмотрении гость оказался гостьей, и, очевидно, это не слишком понравилось Клавдии Петровне (у меня не было сомнений, что передо мной мама негодяя Димы).
Она встала, гордо выпрямившись, бросила незатушенную сигарету вместе с мундштуком в клумбу и театрально вопросила:
— Что вам угодно, милочка?
Я тут же приняла аналогичную манеру общения:
— Мне было бы угодно узнать у вас, сударыня, не продается ли случайно эта великолепная дача?
Женщина сменила тон на более деловой:
— С чего вы это взяли, кто вам сказал и вообще, кто вы такая?
На такие серьезные вопросы я решила отвечать последовательно и не менее серьезно:
— Во-первых, здесь в округе, по моим сведениям, продается чуть ли не каждая вторая дача. Об этом мне сказали как объявления в газетах, так и некоторые частные лица. Во-вторых, я получила хорошее наследство от дедушки, бывшего министра — фамилия моя Путилова, — и вот присматриваю в этом райском уголке себе что-нибудь подходящее, не доверяя разным проходимцам-посредникам. А поскольку ваша дача является образцом архитектуры и, я бы не побоялась сказать — подлинным произведением искусства, то на нее я и обратила внимание в первую очередь.
Закончив этот длинный монолог, я (хоть и внучка министра) по-простецки вытерла тыльной стороной ладони пот со лба.
Дамочка явно купилась на дешевую лесть, стала более приветливой и словоохотливой:
— Увы, девушка…
— Татьяна.
— Да, Танечка, эта дача больше никогда продаваться не будет. Хватит. Я тут живу, как говорится, до последнего часа. Жаль, что совсем одна. Муж давно умер, а сыночек разбился в самолете в прошлом году…
Хозяйка особняка даже всхлипнула. Знает эта молодящаяся ведьма, что ее подонок-сын жив, или нет? А главное, кто у нее в доме?
— Простите, Клавдия Петровна…
Она вдруг ясно и пристально глянула мне в глаза:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Я простодушно промямлила:
— Да вот, к соседям вашим заглядывала… к этой… тете Любе, она и сказала.
— А, понятно.
Судя по всему, мамочка окончательно успокоилась на мой счет и, видя, как я открыто, с восхищением разглядываю принадлежащее ей строение, заявила:
— Ну, если хочешь, покажу тебе дом. Тут вот во всей округе такой не найдешь. Чтобы знала, к чему и как приценяться…
Я изобразила смущение:
— Если, конечно, вас это не затруднит…
— Что ты! Мне тут скучно одной. — И она махнула рукой, приглашая следовать за собою.
Мы бродили с Клавдией Петровной, как по музею. И не в смысле ценных экспонатов (дача была загружена мебелью и всяким барахлом, в основном хрущевско-брежневских времен), а в смысле того, что буквально у каждого стула или лежащей на столе вилки она останавливалась и рассказывала душещипательную историю из совместной жизни с супругом. И история эта была обязательно привязана к драгоценному предмету.
Через час я проклинала все на свете и в первую очередь себя за то, что меня потянуло в этот пыльный архив воспоминаний. Тем более что стало ясно — Тианы здесь нет и быть не может. Ведь мы заглянули даже в чуланы.
Правда, однажды мне послышалось что-то вроде стона, но скорее это был протяжный скрип половицы или мяуканье кошки на улице.
