Инна Бачинская - Шаги по воде
– Бабушка хорошая была, любила меня, – продолжала Оля.
– Меня тоже растила бабушка, – сказала я неожиданно для себя. – А родителей я не помню.
– Моя бабулька была класс, всех строила. Мать при ней по струнке ходила. А… что случилось с вашими родителями?
– Не знаю. Бабушка никогда о них не говорила.
Странность, к которой я давно привыкла, сейчас облаком повисла в воздухе. Оля смотрела на меня сочувственно. Уж на что обделенной в жизни была эта девушка, мать у нее все-таки есть, хоть и пьянчужка.
Зазвонил телефон, и мы обе вздрогнули.
– Ксюш, ну как? – прокричала Стелла.
– Подожди. – Я повернулась к Ольге. – Оля, спасибо за шампанское. И желаю удачи.
– Спасибо, – шепотом ответила девушка и на цыпочках пошла к двери.
– Вы что, шампанское пьете? – слабо удивилась Стелла. – С самого утра? По какому поводу? – Не дожидаясь ответа, спросила: – Ну, как? Видела?
– Видела.
– Ну, говори! Не тяни! Что он сказал?
– Он сказал, что ты очень красивая женщина.
– Правда? Как именно он это сказал? Какими словами?
– Ваша подруга, говорит, очень красивая женщина.
– А что еще?
– Что ты слишком красива для него. И у него проблемы…
– Какие? С женой?
– Он не объяснил…
– Надо было спросить. Как он тебе?
– Никак. Он снова был в мятых брюках и небритый.
– А о чем вы говорили?
– Он сказал, что он дождь, а мы с тобой суховей.
– Что? Какой еще дождь? При чем тут дождь?
– Такая фигура речи.
– Ксенька, я ничего не понимаю. Ты что, опять наклюкалась?
– Даже не притронулась. Твой доктор Лапин не готов к отношениям. Ты очень красива. А он – дождь с цианистым калием.
– Ксень, ты что, с ума сошла? Что ты несешь?
– Стелла, объясни мне, что ты в нем нашла и на кой черт он тебе сдался? Он невоспитан и груб. Он не стоит тебя. Не звони ему больше.
– Это он сказал, чтоб я не звонила?
– Нет, это я говорю. Он заявил, что ты слишком хороша для него и он не готов к… ни к чему не готов. – Разговор пошел по второму кругу.
– А что было потом?
– Ничего. Он сказал, передайте подруге, что она слишком хороша для меня, попрощался и ушел.
– И все?
– Нет, не все. Он стал застегивать рубаху, так как был застегнут неправильно.
– Прямо на улице?
– Да. И после этого ушел. Мне он не понравился. Забудь о нем.
Стелла молчала. Мне показалось, она плачет.
– Ты что, ревешь? Из-за этого… типа? – возмутилась я.
– Ксенька, ты ничего не понимаешь, – всхлипывая, сказала Стелла. – Ты холодная. Разве ты хоть раз влюблялась как в омут с головой?
– Во всем должна быть мера, – назидательно ответила я. Слова ее меня задели.
– Ладно, спасибо. Я все-таки позвоню ему…
– Не звони! – закричала я, но Стелла уже повесила трубку.
Я откинулась на спинку кресла и задумалась. Мне стало не по себе. Неприятный осадок оставила встреча с доктором Лапиным, неприятно было унижение Стеллы. Если даже они начнут встречаться, то ничего хорошего из этого не получится. Стелла – собственница, а доктор Лапин – независимый бродячий кот… Или собака. Вернее, пес.
* * *А в это время в кабинете Стаса шел спор. Кира требовал зайти в Интернет на форум «Беспредел» и посмотреть, что кто сказал по теме «Секс и ты» за прошлую ночь.
– Да не могу я! – шипел Стас, оглядываясь на дверь. – Ксеня каждую минуту может ворваться.
– Мы быстро! – убеждал друга Кира. – А давай дверь закроем на ключ!
– Еще чего!
– Ты ж не с бабой, козел!
– Еще чего! Давай вечером!
– Давай сейчас! Вечером я не могу. Да не бойся ты, козел! Ксеня классная баба, к ней только подход нужен.
– Сам козел! – ответил Стас, но тем не менее кликнул мышью на закладке «Беспредел», пробежал комментарии по теме, добрался до нужной даты.
– Немного, – разочарованно протянул Кира. – Неужели нечего сказать?
Молодые люди углубились в чтение.
– Ну, козел! – возмутился Кира. – Смотри, чего пишет: «Секс – это как полет без парашюта». Он что, типа, не предохраняется?
– При чем тут… Кирка, ты что, идиот? Не понимаешь?
– Чего не понимаю? Чего тут понимать?
– Это такое образное выражение! Он описывает свои ощущения…
– Смотри, вот еще! – перебил друга Кира. – Опять «Гость». «Секс – радость всей моей жизни!!!» Ну, козел. Детский сад, блин! Малолетка! Этот «Гость» меня уже достал!
– «Гость» – погремуха всех, кто не регился! – объяснил Стас. – Неужели не понятно?
– Так это не один чувак? А почему не регился?
– Потому что из интернет-кафе.
– Слушай, а можно вычислить, если из интернет-кафе?
– А как ты его вычислишь?
– Ну, не знаю, как-нибудь.
– Зачем?
– Да посмотреть на него, козла! Не именно на этого, а вообще. Вот, например, пришлет тебе «мыло» с вирусом…
– Вычислить практически невозможно.
– Значит, все-таки возможно? Ты сказал, «практически». Значит, можно?
– Да если из интернет-кафе, как же ты его вычислишь? – заорал Стас. – Пришел, закинул, и с концами.
– Не ори, а то Ксеня прибежит! – одернул друга Кира.
Стас опасливо покосился на дверь.
– Все! – объявил. – Лавочка закрывается. Мне еще сайт доделать.
Глава 8
Александр Урбан
Около пяти позвонил Сэм Вайт и пригласил меня пообедать в «Прадо». Он по привычке называет ужин обедом, а ужина как такового у Сэма не бывает. Я спросила, в честь чего, и Сэм ответил, что у него сегодня день рождения. «День варенья», – сказала я. Он удивился. Я объяснила заодно, что это значит и что такое «варенье». «А, джем!» – понял Сэм. Фраза ему понравилась, и он повторил ее три раза, чтобы лучше запомнить: «День варенья!»
Мне нравится Сэм. Нравится его простодушие. Глядя на женщину, он не раздевает ее мысленно и не думает о том, как бы затащить в постель. И приглашает в ресторан без всякой задней мысли. Вообще, из-за отсутствия задних мыслей Сэм кажется простоватым. Читать между строк он не умеет, наших анекдотов не понимает. Говорит, что думает. Верит газетам. И при этом, удивительное дело, круто считает деньги.
Я спросила, что ему подарить. Он ответил, что ничего не нужно. Потом подумал и сказал: «Галстук, потому что у женщин хороший вкус. Что-нибудь в местном стиле, только без медведей и русалок». Дома жена всегда покупает ему галстуки. Он добавил, что с нами, если я не против, будет еще один человек. Его недавно приехавший друг-архитектор, руководящий ремонтными работами. Джон де Бэр – так его зовут – имеет опыт обращения с рабочими из Восточной Европы. Его фирма в Нью-Джерси несколько лет подряд нанимала украинцев и поляков. В голосе Сэма звучат оптимистичные нотки. Приехал Джон – теперь дела пойдут!
Я ответила Сэму, что куплю ему самый красивый галстук, какой только смогу найти, но не сегодня. Он совсем не оставил мне времени. «О’кей, – ответил Сэм, – не беспокойся, купишь потом. Главное не подарок, а общение».
– Не забудь, – повторил он, – в половине восьмого я заеду за тобой. Вечернее платье необязательно.
Способность Сэма говорить на темы, относящиеся к социальным табу, поражает меня. Ему ничего не стоит сообщить мне, что туалет за углом, и что он подождет, и там не особенно чисто, поэтому осторожнее, и, скорее всего, нет туалетной бумаги. Или весело рассмеяться, услышав бурчание в собственном животе, и сказать: «Я такой голодный!»
Когда Сэм пригласил меня в ресторан после заключения сделки, я собиралась дать отпор в случае чего. Но никаких посягательств на мою честь не последовало. Весь вечер он говорил о своей семье и показывал фотографии. Семья у Сэма очень большая – жена, двое детей – девочки, родители, брат, две сестры, пятеро племянников и бабушка Пола – мать отца, которой уже сто два года.
– Она наш… как это… – Сэм затруднился с переводом. – Этот… мэскот!
– Талисман! – подсказала я.
– Ну да, талисман, – обрадовался Сэм. – У нее хорошая голова, она все понимает и молодая еще в голове. Весной попросила маму купить ей розовый костюм, увидела в журнале для тинейджеров. Представляешь? – Сэм рассмеялся. – Два раза в год вся семья собирается вместе – на бабушкин день рождения и на Рождество.
В прошлый раз Сэм показал мне фотографию нового племянника – Саймона. С фотографии на меня серьезно смотрел крохотный смуглый индейский ребенок. Он сидел на коленях прабабушки Полы.
– Это первый раз его привезли к прабабушке, – объяснил Сэм. – Джуди взяла мальчика из американского приюта для подкидышей в Колумбии.
Джуди – старшая сестра Сэма, незамужняя.
– Саймон – настоящий майя, – сказал Сэм.
Прабабушка Пола, хрупкая, как кузнечик, обнимала майю тонкими руками.
– Она спела ему колыбельную на идиш, – сказал Сэм. – Эту песню она пела моему отцу, когда они еще жили в Польше, почти восемьдесят лет назад. Просто удивительно, что она до сих пор помнит слова.
Я смотрела на фотографию прабабушки – еврейки из Польши, эмигрировавшей в Америку перед войной, и правнука – индейца из Колумбии, и думала, что истории, которые придумывает жизнь, бывают покруче тех, что выдумывают люди.
