Олег Путилин - Алкаш в борделе (сборник)
— Э-э… От вас мне нужна хронология событий, происшедших с вами, мы опубликуем ее в ближайшем же номере, но-о… мы должны изменить стилистику подачи материала в свете той новой концепции, которую я изложил и которую намерен жестко продвигать в дальнейшем.
Я удивился, что вдруг мое терпение лопнуло. Не знаю почему, но этот человек производил на меня гнетущее впечатление. У него было столько противоречивых качеств: подчеркнутая интеллигентность и одновременно дремучесть и чрезмерное самомнение. Кроме всего прочего, сама манера речи Пыжикова действовала на меня усыпляюще. Может быть, отчасти из-за этого я и встрял в разговор.
— Я извиняюсь, конечно, я человек новый в редакции, — оговорился я, — но в силу того, что я имею некое отношение к упоминавшемуся эпизоду, позволю себе высказать свое мнение.
Не знаю почему, но я заговорил в сходной интеллигентной манере Пыжикова.
— Дело в том, что следствие только началось, — продолжил я. — Этот эпизод, как таковой, сложно однозначно расценить в том или ином направлении. Мне кажется, на данном этапе логичнее было бы ограничиться лишь упоминанием самого факта нападения без указания каких-либо причин происшедшего. И уж совершенно точно, что о серии статей говорить еще пока рано.
Пыжиков задумался, глядя на расчищенное на своем столе место для работы. Потом, не подымая глаз, обратился ко мне с вопросом:
— То есть вы э-э… однозначно уверены, что убийца еще не найден и задержание э-э… — тут он запустил руку в кипу бумаг и вынул из нее нужный листок. — Некоего Барсукова не имеет к убийству Бомберга никакого отношения?
Мне захотелось высказаться категорично и я сделал это:
— Если это и имеет отношение к убийству, то весьма косвенное. Подлинные преступники еще не найдены.
— А чем подкреплена ваша уверенность на этот счет? — после некоторой паузы спросил Пыжиков.
Я и тут проявил категоричность и сказал, что предпочел бы не распространяться «на этот счет», поскольку это не более чем мои соображения.
Пыжиков снова сделал паузу и потом со вздохом произнес:
— Что ж, тогда наш разговор можно закончить. Я подумаю над тем, что вы сказали, и приму соответствующее решение, о котором я вас поставлю в известность.
Последнюю начальственную фразу он произнес особенно мягко и даже нежно.
Мы с Седым молча кивнули головой и покинули кабинет заместителя главного редактора, расширившего за последние дни свои полномочия.
Мы вернулись к себе в комнату, и Седой, расположившись в кресле, констатировал:
— Зам умер, да здравствует зам! Ты знаешь, Владимир, я прихожу к выводу, что не знаю людей, которые бы пострадали из-за гибели Бомберга. И вижу достаточно людей, которые после его кончины скорее вздохнули с облегчением.
— Ну, а как же женщины? В конце концов семья?..
— Я не имел в виду его близких, — заметил Седой.
— И все-таки кто-то должен был от этого пострадать, — заявил я. — Понимаешь, я не могу себе представить, что Бомберг жил жизнью, полной опасности и врагов, не подстраховываясь.
— Какую страховку ты имеешь в виду? — спросил меня, недоумевая, Седой.
— Я думаю, что единственной страховкой, которая гарантировала бы ему относительную безопасность, является наличие у него компрометирующих материалов на своих врагов. Именно всплытия подобных материалов они и должны были опасаться после смерти Бомберга, и это тем самым останавливало бы их от решительных действий.
— Насколько мне известно, пока ничего не вскрылось, — сказал Седой.
— Это означает лишь две вещи: или канал раскрытия материалов слишком длинный и сложный, или же архивы лежат где-нибудь, ожидая своего нового владельца.
— Интересно, где же они могут лежать…
— Если бы я это знал, мы сегодня же взяли бы их.
— А кто это мог бы знать в принципе? — спросил меня Седой.
— Не знаю, но думаю, что сами материалы могли бы дать нам серьезные основания для подозрений и поисков подлинного убийцы…
Тут Седой вспомнил, что ему нужно срочно идти по какому-то журналистскому заданию, быстренько собрался, накинул пиджак и покинул редакцию. Я остался в комнате один в глубокой задумчивости. Через некоторое время в кабинет вошла Лена Капитонова.
Завидев меня, она тут же широко заулыбалась.
— Вот он, герой журналистского расследования, борец с рыночной мафией! Зарубцевались ли уже свежие шрамы у воина?
— Нет еще, — ответил я, рефлекторно дотронувшись до пластыря на лбу.
— Ничего, до свадьбы заживет, — успокоила меня Капитонова, плюхнулась в кресло и закурила.
Я еще некоторое время смотрел на нее, потом вдруг произнес:
— Кстати, о свадьбе… Лена, ты не хочешь со мной выпить?
— Выпить? — переспросила она, в ужасе тараща глаза. — Такое предложение! Девушке?! Боже мой, какая дерзость!.. Конечно, хочу…
— В таком случае я угощаю. Пошли!
— А что у нас за повод? — спросила она, когда мы вышли из кабинета.
— Повод у меня почти всегда один — сбросить возникшее напряжение. Все остальное лишь формальности, которые придумывают люди.
— Сбросить напряжение? Ах ты, толстый шалунишка! — игриво подергала бровью эта распутная девчонка, ткнув меня в бок кулаком.
Выйдя на улицу, мы отыскали ближайший бар, в котором я, разменяв сто долларов из своего аванса, заказал мартини. Когда официант принес напиток, я произнес заковыристый тост:
— Выпьем за то, чтобы возникающее напряжение не приводило к взрывам.
Капитонова лукаво улыбнулась мне и осушила свой бокал. В дальнейшем в течение всей нашей беседы Елена опрокинула еще несколько бокалов. Уже после третьего я понял, что этой женщине пить нельзя. Развезло ее достаточно быстро. Она слегка оплыла, расслабленно откинулась на стул. Улыбка на ее лице из благожелательной превратилась в похотливую. Полутьма и тихая музыка в баре этому весьма способствовали. Разговор сам собой зашел на темы, близкие каждому человеку, — о том, какие сволочи были прежние мужчины и женщины и какими лапочками наверняка смогут быть будущие.
Мы опрокинули еще по паре бокалов, когда, наконец, я решил, что довел Капитонову до нужной кондиции. И перешел к делу.
Я сказал:
— Давай честно!..
— Конечно, — тут же мигнула мне глазом Лена. — Лгать такому герою — Боже упаси!
— Ты по Сашке Бомбергу тоскуешь? Вы ведь, говорят, были не просто коллеги, а еще и хорошие друзья.
Капитонова ухмыльнулась, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу на столе, и сказала:
— Санечка, в общем-то, был приличный засранец. Как и все мужики, любил в отношениях с женщинами побольше взять и поменьше дать. Хотя, — Елена откинула волосы рукой назад и выпустила струю дыма, — надо отдать ему должное, что он и не старался ничего обещать, ограничиваясь лишь намеками. Ну а поскольку как мужик он был хорош — ничего не могу сказать, — Елена снова улыбнулась и загасила сигарету, — бабам этого хватало… Но, скажу тебе честно: всерьез его никто никогда не любил, отвечая таким образом ему на его же отношение… Ну, может быть, кроме одной. Эта старая дура, похоже, была готова бросить ради него все. Ничего не поделаешь, когда женщине под сорок, ей снова хочется романтики. А Томке уже тридцать семь…
Лена могла бы и не называть имени, я и сам понял, о ком она говорит.
— Но он, даже встречаясь с ней, к нам в общагу регулярно захаживал, — ехидно засмеялась Капитонова и, сделав неловкое движение, уронила фужер на пол.
Я подумал, что нам пора. Отдал подошедшему официанту деньги и, подхватив свою захмелевшую спутницу под руки, вывел ее на свет Божий.
— И куда мы сейчас скачем, Большой Джо? — спросила Капитонова.
— Я думаю, тебе пора домой. Сейчас я поймаю такси и отправлю тебя.
— Как?! — запротестовала Капитонова. — Разве мой сладкий пончик не хочет проводить мамочку до дома и уложить ее в кроватку?
— Я плохо пою колыбельные песни, — ответил я.
— Значит, мне не удастся уснуть, — констатировала Елена, повиснув у меня на плече.
Тут на мое счастье остановилось такси, и я, впихнув упирающуюся Капитонову в машину, заплатил деньги водителю и сказал, чтобы тот немедленно уезжал по адресу, который укажет эта женщина. Как только такси отъехало, я направился обратно в редакцию.
В нашем кабинете я застал не только Борисова, но и Дынина.
— Ты где… ходишь-то? Мы тебя уже час ждем! — воскликнул Дынин.
— А я что, в казарме, что ли? Я работал… — огрызнулся я.
— Помаду с лица вытри, работник! — прокомментировал Седой. — Куда ты дел Капитонову?
— Домой отправил.
— А сам что с ней не отправился? — удивленно поднял брови Седой.
— Потому что мне надо работать! Просто я думаю, что знаю, с кем надо побеседовать из близких к Бомбергу людей.
