Галина Романова - Рыжая-бесстыжая
– Они ошиблись! – радостно выпалила она вернувшемуся Антону. – Я все поняла!
– Что ты поняла? – Он устало опустился на дорогущий диван и запрокинул ноги в пыльной обуви на кожаный подлокотник.
– Мельникова должны были затащить в квартиру к тебе, а не ко мне! – Настя взволнованно заходила по комнате. – Я не знаю зачем. Очевидно, ты, а не я, кому-то перешел дорожку (я в твои бредни о тренерстве не верю ни минуты). А может быть, вы оба кому-то мешали. Одним выстрелом, возможно, хотели убить двух зайцев. Мельников убит, ты – нейтрализован… А двери перепутали просто-напросто. Моя новее выглядит, ручка и номерной знак впечатляют. А на твоей номер мелом написан. Кому же в голову придет, что такой крутой парень, как ты, живет в такой халупе…
– Да какому-нибудь дураку вроде тебя, – вяло перебил ее Атаманов, не разделяя ее энтузиазма. – На убийство такого большого парня, как Ванька, дилетантов не посылают. Они знают наверняка, куда и за что…
– Да?.. – Настя поникла минут на несколько, но вдруг вновь вдохновенно вскрикнула: – Слушай! А что, если твою дверь не открыли – замки-то у тебя похлеще, чем в швейцарских банках. Тут их кто-то спугнул, они и пристроили его за моей дверью, благо открыть ее особого труда не составляет.
– А почему бы его просто на лестничной клетке не бросить, если их или его кто-то спугнул? – гримасничая, передразнил он ее вдохновенную манеру придумывать версии. – Зачем корячиться и открывать дверь? А вдруг там хозяйка дома? Что тогда? Еще один труп? Не-ет, дорогуша, если бы все да так-то просто…
В гостиной повисла тягостная тишина. Настя села на краешек кресла и принялась сосредоточенно крошить свои тезисы на мелкие клочки, не забывая исподлобья сверлить Атаманова взглядом.
Поразительно! Этому бы человеку да двойником выступить, ну настолько похож на голливудскую знаменитость! Даже согнутую в локте руку уложил на лоб под таким же точно углом. И этот его хитровато-мрачноватый прищур. А уголок губ, насмешливо уползающий в сторону…
– Слушай, – не выдержала она затянувшейся паузы и ни с того ни с сего вдруг брякнула: – А у тебя в Америке родственников нет?
– Да иди ты! – рассердился он внезапно и, вскочив с дивана, полез в барсетку, оставленную им на зеркальном столике. – Короче, едешь в санаторий загородный. Вот путевка. Живешь там недели две-три. Вообще-то путевка на двадцать четыре дня, можешь весь срок отбыть. Сидишь тихо. Ведешь себя скромно, не привлекая внимания. Короткие юбки, обтягивающие штаны, декольте и прочие будоражащие кобелиное племя тряпки оставь дома. С собой – бесформенное тряпье, лучше мышиного цвета. На голову что-нибудь тебе нужно.
– Паранджу можно выписать из Пакистана… – потихоньку начала стервенеть от его бесцеремонности Настя.
– Понадобится, в мешок тебя зашью! – рявкнул Антон и, подскочив к ней, запустил пальцы в ее волосы. – Тебя же по этим твоим куделькам да по коленкам голым моментально вычислят, идиотка!
Вообще-то крупные кольца ее волос пшеничного цвета еще никто не называл кудельками, но не это сейчас было главное. Он держал ее лицо в своих руках! Господи! Да пару дней назад ей об этом даже мечтать не приходилось, а тут такое… Глаза, губы его совсем рядом. Щеки, оттененные проклюнувшейся щетиной. Смуглая шея, плечи. Стоило немного поднять руку и можно было бы дотронуться до него. Ощутить кончиками пальцев бархатистость его кожи. Пока же приходилось довольствоваться лишь запахом, и он Настену насторожил мгновенно. От Антона определенно пахло женскими духами. Она не помнила их точного названия, но ими пользовалась их математичка. Распространяя обволакивающе сладковатый запах по учительской, она картавила что-то о Париже и любовнике, снабжавшем ее этим изыском прямо из знаменитой парфюмерной столицы мира…
Теперь Насте стало совершенно понятно, зачем Антону понадобилось сбывать ее с рук. Та рыженькая, очевидно, успела сегодня во весь голос заявить о своих правах на загадочного парня. Ишь ведь, каким усталым он выглядит…
– Хорошо, – обреченно выдохнула Настя, высвобождаясь из его цепких пальцев. – Я уеду, если ты видишь в этом необходимость…
Удивительно, но такая покорность Атаманова обескуражила. Он заметался по комнате, попутно выплескивая из себя информацию, якобы добытую за время его отсутствия…
Иван Мельников, по паспорту – Сильянов, обзавелся таким псевдонимом в силу своей деятельности, а именно: он имел мукомольный комбинат, пару элеваторов и полностью контролировал поставку и сбыт зерна в области. С властями жил дружно. Налоговые органы ему благоволили. Милиция особенных претензий не имела. Одним словом, легализация его первоначально полуподпольного бизнеса прошла почти безболезненно. Но, как известно, у медали две стороны. Не обошлось без сложностей и в благородном бизнесе Мельникова, для друзей же просто Мельника. К концу десятилетия его безраздельного властвования он вдруг почувствовал, что зерновые культуры, являющиеся основным источником его доходов, начали тонкими ручейками уплывать на сторону. Попытался выловить кидал, но те оказались хитрее и изворотливее его ребят. Ванька кинулся было за помощью к властям, но те только руками развели: мол, управляйся, дорогой, сам. Достаточно того, что и так глаза полуприкрыты на многое.
Управишься тут, как же! Это не в городе порядки править, где все как на ладони. Это целая область размером с Германию. Людей катастрофически не хватает, а в уборочную страду приходится даже своих телохранителей за руль сажать. Подумал тут Ванька, подумал да и махнул на все рукой, с чисто русской бесшабашностью рассудив, что воры рано или поздно попадутся, не зря же говорят, что «жадность фраера сгубила». Но воры не попались, а с началом нового золотоносного сезона обнаглели окончательно, уводя у него из-под носа тонну за тонной. Тогда хозяин решил проехаться по вотчинам самолично и приструнить неблагонадежных колхозников. Но те только руками разводили: им-то, мол, что за беда, это совсем не их проблема. Кто успел, тот и съел.
– Чудные вы все же, крестьянские дети!!! – рявкнул тут Ванька и обматерил их в сердцах с истинно русским размахом.
Вернувшись, он созвал совет вассалов, и после недолгих обсуждений было решено разборки оставить на межсезонье. Сейчас же, когда каждая пара рук на счету, использовать эти руки для стрельбы и прочих трепыханий значило гадить себе же в карман. Сельское хозяйство хоть и прибыльное дело, но одновременно и деликатное. Никаких отсрочек и отлагательств не терпит.
– С началом зимы мы этих козлов отловим и прижмем. Всех уложим! Пощады пусть не ждут! – скрипел в бессильной ярости зубами Мельник.
Но его и тут опередили…
– Вопрос! – Настена задумчиво уставилась на одну из гравюр над головой Антона. – Как все это связать со мной? Сельским хозяйством не увлекаюсь. Более того, с трудом могу отличить пшеницу от ржи. Может быть, это какая-нибудь обиженная воздыхательница?..
– Кстати, вполне возможно. – Антон обрадованно хмыкнул и начал суетливо метаться по гостиной. – Вокруг него постоянно бабы крутились…
– О! Не он один этим славен! – не удержалась от колкости Настя.
– Да нет, не то совсем. Он, как бы это сказать… Мельник был в этом отношении человеком крайностей. То старуху какую-нибудь снимет. То почти ребенка. То чей-нибудь супруг сопли по лицу размазывает, то хозяин борделя шлюху свою разыскивает в его постели. А тут, видишь, на учительницу запал… – Атаманов задумался ненадолго, повздыхал раз несколько, затем продолжил: – Может, ты и права, и в этом деле действительно нужно искать бабу… Ладно, разберемся со временем. А сейчас тебе нужно собраться в кратчайшие сроки и уезжать подобру-поздорову.
– А что дальше?
– А дальше – время покажет… – философски изрек ее сосед. – Будем ждать…
Глава 9
Ожидание – дело малоприятное даже для людей уравновешенных, а уж коли тебе изменила выдержка да на пятки наседает свора жаждущих возмездия головорезов, то оно способно превратить жизнь в настоящую пытку.
К концу третьего дня своего пребывания в загородном санатории Настя начала потихоньку подозревать, что у нее началось тихое помешательство. Если первые два дня в состояние ужаса ее приводили любые громкие звуки, то бишь уроненный кем-то в коридоре стул или выпавший из чьих-то рук в столовой поднос с тарелками, то третий день ознаменовал себя тем, что она едва не завизжала от звука тараканьих бегов под вздувшимися обоями ее комнатенки.
Обхватив голову обеими руками, Настя села на кровати и настороженно прислушалась. Шорох, поначалу так испугавший ее, потихоньку затих, и вязкая тишина вновь накрыла ее с головой. Тишина в этом местечке была действительно угнетающей. Иногда ей казалось, что именно в этом пугающем умерщвлении всех звуков и кроется для нее истинная опасность. Опасность сумасшествия…
