Дмитрий Вересов - Опер печального образа
— Язычники приносили в жертву своим кровожадным богам как раз непорочных дев, — сказала Оля, с ужасом глядя на гору из мяса, овощей и зелени.
— Это ты к чему? — опять спросила Аня.
— Да ни к чему…
Оля отложила столовые приборы и подняла рюмки. За окном на нее укоризненно поглядывал синий «фольксваген», но Олю это никогда не останавливало. Она считала, что знает свою водительскую меру.
— Давай помянем твою свидетельницу, — предложила Москаленко.
— Мою… свидетельницу… убрали, — сказала Аня, делая значительные паузы между словами. — Может, и свадьба моя недействительна? Были в старину такие народные страшилки. Нам на лекциях по фольклору рассказывали. Свадьба в деревне в самом разгаре. Песни, танцы, топот, свист… Вдруг раз! Все мужики в один миг превращаются в волков… Почему-то это всегда на свадьбах происходило.
— Вот именно. На свадьбах всегда что-нибудь происходит. На моей первой свадьбе какому-то армянину голову проломили. До сих пор не знаю — кто он такой и как у меня на свадьбе оказался.
— Но он же остался жив?
— В больницу увезли, муж говорил, что выжил. А что потом с ним было, я не знаю… Анечка! Ведь это невозможно! Ты пригласила людей собраться в одно время в одном месте, потом они разошлись по своим делам, по своим судьбам. Почему ты решила, что несешь ответственность за каждого из них? Пока он ехал к тебе на поезде, самолете, машине, ты отвечала за него? Потом он пил водку, несмотря на сердце, ел острое, невзирая на язву. Говорил кому-то гадости, приставал к чужой жене, нарывался на неприятности. Ты тоже в этом виновата? А потом? С какого момента кончилась твоя ответственность за всех этих людей? Кому ты должна была сдать их под расписку?..
Оля опрокинула рюмку одна, без Ани.
— Ты говоришь бессмыслицу, — подвела итог Ольга Владимировна. — Ты ищешь муки и страдания там, где их быть не должно.
— А мне один парень с нашего факультета говорил на полном серьезе, что девственница может летать. Даже злился, когда я не верила и смеялась. Я бы сейчас этого идиота спросила: «Почему же Люда Синявина не улетела, когда ей угрожала смертельная опасность?»
— Сколько живу на свете, столько удивляюсь, — вздохнула Оля. — Просто диву даюсь! Как живуча всякая глупость! Как заладила эта дура Катерина из «Грозы»: «Почему люди не летают, как птицы?», так пошло и поехало. Меня прямо преследует эта фраза в той или другой интерпретации. Теперь вот ты: «Почему Люда Синявина не улетела от убийцы на „крылышках“?»
— Оля, Оля, — Аня осталась сидеть, но полетели вверх ресницы ее удивленных глаз, — ты, кажется, сердишься на меня? За что? Я тебя отвлекла от важных дел на работе?
— Конечно, я сержусь, — честно ответила Оля. — Потому что знаю тебя. Потому что уверена, ты уже придумала что-то, решила про себя твердо и бесповоротно. С миленьким личиком и повадками женщины-кошечки ты попрешь куда-то напролом, как танк, как бульдозер, как боевой слон Ганнибала.
Аня впервые видела свою подругу такой раздраженной. Она всегда считала Ольгу Владимировну сильной женщиной. Но одним из показателей ее силы, по мнению Ани, были рассудительность и спокойствие.
— Отвечай мне, Анечка, как на исповеди, — Ольга Владимировна наклонилась к ней, упираясь острыми локтями в плоскость стола, — что ты задумала?
Удивительно, что до того, как на Аню еще не устремились в упор голубые Олины глаза, никакой особой задумки у нее не было, ничего она еще про себя не решила. Но в это мгновение сама Аня была уже в полной уверенности, что решение ею принято, и она ни за что на свете от него не отступит.
— Я хочу найти убийцу Людмилы Синявиной, — твердо сказала Аня. — Только этим я смогу искупить свою вину перед ней. Ты мне можешь говорить сколько угодно, что я не виновата в ее смерти. Но если бы я не позвонила ей тогда, не попросила срочно подменить Ритку, она, наверное, вообще бы на свадьбу не пришла… И была бы жива. Я не виновата и виновата одновременно. Этот парадокс никак не разрешить… Его можно разрешить только одним способом — сдвинуть эту ситуацию с мертвой точки. Пусть хоть что-нибудь произойдет, пусть хоть что-нибудь изменится… Мне надо действовать.
— Но ведь это дело ведет твой муж, — попробовала возразить Ольга Владимировна, — разве этого не достаточно? Насколько я могу судить по делу Лонгиных, Михаил — очень хороший профессионал, что в наше время — большая редкость. И вообще Михаил…
Она не стала договаривать. Обе женщины улыбнулись почти одинаково, словно вспоминая общую хорошую историю.
— Не надо ему мешать, Анечка.
— Оля, это дело очень странное, — Аня расширила глаза, как маленькая девочка, рассказывающая сказку «Тараканище», и почему-то заговорила шепотом: — Бабья интуиция подсказывает мне, что оно не похоже на все его предыдущие уголовные дела. Мне кажется, мой рыцарь слишком благороден, прямодушен, чтобы победить здесь в одиночку.
— У него есть Санчо, — улыбнулась Оля.
— У него есть я, — поправила ее подруга. — Это дело мое. Разве ты не чувствуешь?
— Как раз это я очень хорошо чувствую. Поэтому и предостерегаю тебя: не ввязывайся в это дело.
Ольга Владимировна взяла тонкую руку Ани в свою, и та почувствовала, какие у подруги удивительно сильные, цепкие пальцы.
— Это только начало… Вспомни тот пруд, Офелию, уходящую под воду в раздувающемся платье, а теперь представь Синявину с разорванной шеей… Кровь — это не водица. Мне почему-то кажется, что на этот раз я не смогу тебе помочь действием, даже если всегда буду рядом с тобой. Поэтому я пытаюсь помочь тебе словом… Не впутывайся в это дело. Иди лучше ко мне работать. Деньги от лонгинского наследства не вечны. Зачем ты так поспешила с продажей картины Таможенника? Хоть бы со мной посоветовалась… Научишься зарабатывать и заодно будешь у меня на виду.
— Аня, я что, так жалко выгляжу, что всем хочется меня опекать, оберегать? Я что, похожа на плюшевую игрушку?
— Наверное, ты такой человек, вокруг которого постоянно закручиваются вихри событий, — ответила Ольга Владимировна. — Я иногда спрашиваю себя: почему бы не дружить с Анной, как со всеми? Созваниваться по мобильнику, пересекаться, чтобы поболтать, при встрече и расставании изображать улыбку и поцелуй?
— И что ты себе отвечаешь? — заинтересовалась Аня.
— Отвечаю… Самое интересное, что на такие вопросы ответ приходит не сразу. Обычно сама себе отвечаешь какой-то пошлостью, типа «Анечка — такой хороший человечек»… Терпеть не могу этих «хороших человечков»! В смысле, ненавижу это выражение… Ответ приходит через несколько дней. Какая-то сила поднимает меня по тревоге и несет, как дельфина, неизвестно куда, в открытое море. Сама не знаю, куда и зачем. Словно где-то тонет твоя яхта, а «челюсти» уже тут как тут. Инстинкт, наверное, у меня такой в отношении тебя.
— Только в отношении меня?
Ольга Владимировна пожала плечами, хотела задуматься, но не позволила себе такой роскоши во время рабочего дня. В ее голубых глазах мелькнул озорной огонь.
— Ну-ка, жуй мясо, Корнилова, — прикрикнула она на подругу, — раз собираешься стать хищницей! Мне еще тебя кормить с ложечки не хватало. За папу, за маму, за Синявину…
Часть вторая
Псы беспредела
Глава 5
— Клянусь всемогущим богом, ваше высочество попало в самую точку! — воскликнул тут Дон Кихот. — Уж верно, какая-нибудь нечисть так подстроила, что этот греховодник Санчо увидел то, что можно увидеть только колдовским путем, честность же и прямодушие этого несчастного мне хорошо известны, и оклеветать кого-либо он не способен.
На дворе был тот самый конец лета, когда люди не так внимательны к природе, как к ее приметам. Куда смотрят рога народившегося месяца? Сколько уже было холодных утренников? Красна ли рябина и какова ее краснота? Пунцова ли, червлена ли?
А вдруг (о, ужас!) она — кумачовая или даже кровавая?
Что городским жителям до пыльной рябины за гаражами? Будто это не болезненное городское дерево, а воспаленное горло родного человека. Можно подумать, приметы холодной зимы что-то изменят в жизни горожан. Видать, дровами будут запасаться, а еще хлев станут утеплять. Какое им дело до кисло-горькой рябины и, вообще, до народных примет? Сиди себе перед телевизором, молись на трубу центрального отопления и регулярно ходи в сберкассу с квитанциями. Кажется, Менделеев говорил в ироничной манере насчет отопления ассигнациями. А чем же еще мы топим наши квадратные метры? Кидаем бумажные деньги в окошечко кассира, как в печную топку, и ждем тепла.
— Санчо, дай мне обет молчания насчет пословиц, поговорок, народных примет, бабушкиных советов, а я тебя сегодня обедом накормлю в столовке, — предложил от чистого сердца Корнилов напарнику.
