Владимир Рыбин - Золотой капкан
— Сам же отправил на новую вахту.
— Не дошли они, свернули с дороги. А куда?
— Куда, куда! — разозлился Хопер. Ему надоело крутиться вокруг да около. — На Кудыкину гору!..
— Именно на гору. Золото искать.
— Что?!
— Ты знаешь, за что Красавчик сидит?
— Знаю. За золото… На-адо же!..
Хопер сразу сообразил, что к чему. И так же, как недавно Дубов, удивился, что не допер сразу. Каким же дураком надо было быть Красавчику, чтобы сидеть в тайге на золоте и не припрятать чуток. И каким же идиотом надо было быть ему, Хопру, чтобы поверить сопливой трепотне Красавчика, не расколоть его тут, в бараке! А ведь мог, мо-ог!..
— В бегах они, вот что! А раз в бегах, значит, вне закона.
— В тайге-то любой вне закона…
— Значит, все понял?
— Понять-то понял, да ведь я на привязи.
— Они же сорвались. Куш-то больно хорош, стоит того. Два пуда чистейшего.
— Два пуда?!
Хопер вытер лоб панамой, которую в течение всего разговора мял в руках.
— Точно.
— Да-а!.. А где их искать, в тайге-то?
— Ты в географии рубишь?
— Разберусь, если надо.
Дубов вынул из стола и развернул жесткий лист географической карты, ткнул пальцем в середину зеленого пространства.
— Вот тут грохнулся вертолет с золотом. Он и сейчас там валяется, только без золота. А мы находимся вот тут. Гляди: отсюда то место — почти прямо на юг, километров сто двадцать. Если их выследить, дождаться, когда возьмут золото… Доходит?
— Ружьишко бы, — буркнул Хопер.
Он уже видел себя в засаде. Двое тащатся по тайге с тяжелыми сидорами… Брать их лучше ночью, когда уснут у костра…
— У Пешнева дома ружье на стене висит. А сам он тут у ворот стоит. Чего еще?
— Жратвы полный сидор.
Дубов вскочил, выкинул из шкафчика пустой вещмешок.
— Сгребай все со стола.
Он вышел и через минуту вернулся, положил на стол две буханки хлеба.
— Суй туда же.
— Одному трудновато будет.
— Возьми кого-нибудь, а то и двоих. Помани золотишком.
— Дуванить с ними?
— Делиться не обязательно. Они же в бегах будут. Возьмешь золото и можешь оставить их в тайге. Сумеешь?
— А чего?..
— Половина будет твоя. И досрочное освобождение за ударный труд. Идет?
Хопер молчал, не зная, что и сказать. Такой фарт подворачивается раз в жизни, как не согласиться!
— Я думаю, следует сказать и о том, что будет, если ты попытаешься слинять с золотом, — все тем же ласковым доверительным тоном продолжал Дубов. — Я спущу всех собак, понял? И тогда ты, беглый, будешь мне не только не нужен, а и опасен. Говорить дальше?
— Кончай, начальник, пену гнать. Если падлу во мне видишь, чего позвал? Давай тогда разойдемся по-хорошему.
— Это я так, для ясности. Сегодня и уходи. Пойдешь по дороге на новый вахтовый участок. Километрах в трех найдешь носилки и кучу проволоки, брошенные Красавчиком и Мухомором. С собой в тайгу они это не потащат. Оттуда держи прямо на юг. Гляди внимательней, я думаю, быстро выследишь эту парочку, поскольку они идут туда же. Так и дуй за ними, пока не возьмут золото.
— Дай мне карту.
— Она тебе ни к чему. А вот компас дам.
Он вынул из стола белый кругляшок ученического компаса, положил на стол.
— Как пользоваться, умеешь?
— А чего, — самоуверенно заявил Хопер, хотя никогда раньше не имел дела с компасом. — Стрелка дорогу покажет.
— Стрелка показывает не дорогу, а север-юг. Вот этот конец всегда повернут на север. Тебе, стало быть, в другую сторону. Усек?
— Ладно, начальник, разберусь.
— Тогда давай.
Дубов вылил остатки водки в стаканы, протянул свой через стол чокнуться и залпом выпил.
Всю дорогу, пока шел к своему бараку, Хопер то лыбился, то хмурился. Надо же, такую глупость сморозить: разойдемся по-хорошему. По-хорошему-то уж не получится. После всего, что сказал, начальник не оставит его. Хоть пиши на Дуба исповедь, хоть не пиши, все равно ты — покойник. Один выход идти в тайгу и добыть это золото. Правда, и потом Дуб может сыграть в другую сторону. Зачем ему отдавать половину золота да еще вешать на себя заботу о заключенном Хрюкине? Не проще ли избавиться от него, слишком много знающего?
Он даже остановился и оглянулся, так огорошила эта мысль. Но, поразмыслив, решил, что время есть и он что-нибудь придумает. Можно, например, не все разом выкладывать Дубу, а спрятать часть золотишка и отдать потом, в обмен на свободу…
Давно столько дум сразу не наваливалось на Хопра. Может, с того самого времени, когда разбирался со своей кличкой. В воровской малине кликуха не последнее дело. А у него что было? С малых лет дразнили Хрюком, поскольку такая у него не дворянская фамилия, — и он дрался. Потом обозвали Хряком, и он снова дрался. Даже кто-то Харей окрестил. С таким клеймом в авторитеты не выйти, как ни рвись. И тогда он понял, что должен сам о себе позаботиться. Однажды услышал по телику звучное словцо «Хопер» и решил: то, что надо. Недешево ему это обошлось. Один стишок чего стоил: "Кто у бабы баксы спер? — Хрюкин — вылитый Хопер". Вернее, не сам стишок, а то, что стихоплет повторял его весь вечер, пока компания гуляла за его, Хрюкина, деньги. Однако, прилепилось.
С подельником он порешил сразу: Рыжий. Этот при слове «рыжевье», то есть «золото», балдеет. И терпелив, и хитер, что змей.
Рыжий ошивался в столовой — тоже сачковал от работы, — это Хопер знал. Он спрятал вещмешок со жратвой за поленницу, что была возле кухни, заглянул в столовую, увидев Рыжего, поманил его пальцем. Тот подошел, удивленно уставился на Хопра.
— Что, кум мучает?
— Почему?
— Ты не в себе как.
— Заметно?
— Спрашиваешь.
— Пойдем.
Они вышли из столовой, обогнули сруб и сели на дрова, закурили.
— Если бы тебе пообещали полный карман рыжевья, свалил бы отсюда? спросил Хопер.
— Гы-ы! — залыбился Рыжий.
— Пойдешь со мной?
— За рыжевьем? Пойду.
— Тогда слушай сюда.
Он наклонился к нему и начал рассказывать о Красавчике, который, думали, показуху лепил, а на самом деле говорил правду, и теперь свалил вместе с Мухомором, знающим тайгу.
— Два пуда Красавчик припрятал. Если подловить их, когда найдут золотишко… Доходит?
— А где их искать? — оживился Рыжий. — Тайга во-он какая.
— Я знаю где.
— Когда пойдем?
— Прямо сейчас… — Хопер встал, обошел поленницу, заглянул за нее. Сидор видишь?
— Чей это? — изумился Рыжий.
— Наш. Жратва на первое время. Дуй в барак, возьми что надо. Телогрейку не забудь.
— Жарко же.
Хопер зло уставился на него.
— Ты чего, на курорте? Тайга лопухов не любит…
Из-за сруба высунулась знакомая рожа, затем и весь он вышел, длинный, согнутый, с виноватой улыбкой, — мешковина, а не блатарь.
Хопер побелел.
— Паря? Подслушивал, гад?!
— Возьми меня, а? — заканючил Паря.
— Пош-шел!.. — взвился Рыжий.
— Я бывал в тайге. На охоту ходили…
— Ладно, — согласился Хопер, вспомнив слова Дуба о двух подельниках.
— Рыжевье с тобой дуванить не будем, самим мало! — заорал Рыжий.
— Глохни! — зашипел на него Хопер. — Там всем хватит.
Он оглянулся, подошел, посмотрел за угол: нет ли еще кого подслушивающего. От барака топали в столовую два ложкомойника, но они были далеко, слышать ничего не могли.
— Берите этот сидор и сваливайте. Выйдете на дорогу, что ведет к новой вахте, и по ней шагайте три километра. Там будет куча проволоки. Возле нее ждите меня.
— А ты?
— У меня дело есть. — Заулыбался и не утерпел, сказал: — Попробую ружьишком разжиться…
* * *Рассвет был долог и холоден. В низине лежал туман, густой, как молоко. Кусты обвисли, отяжелев от росы, и ветки пихты были так мокры, словно ночь пролежали под дождем.
Проснувшись, Красюк увидел Сизова возле костра. Он отряхивал сучья и подкладывал их в костер. Наблюдая за ним, Красюк вспоминал ночное свое приключение: сон это или все было на самом деле? Наконец спросил:
— Чего это было ночью-то?
— Енотовидная собака, — ответил Сизов и кивнул куда-то в сторону.
Приподнявшись, Красюк увидел сначала след на примятой мокрой траве, затем разглядел возле костра серый комок убитого животного длиной с руку, с острой мордой и короткими лапами.
— Ловок, ничего не скажешь. И как ты ее углядел в темноте? восхищенно сказал Сизов. — Не деликатес, ну да с голодухи сойдет.
— Я? — удивился Красюк.
— А кто же? Понимаю, сама подошла. Ну да и ты не промахнулся, молодец. Ее ведь искал ночью-то?
Красюк промолчал. Ему было и смешно, и вроде даже как-то неловко.
Енотовидной собаки хватило ненадолго. Уже к вечеру от нее остался небольшой кусок, который Сизов, не обращая внимания на ворчание Красюка, отложил про запас…
И снова они шли, то взбираясь на сопки, то скатываясь с них в болотистые низины. Почти не разговаривали даже тогда, когда валились на траву, давая ногам короткий отдых. И снова ночевали у дымного костра, уставшие, опухшие от комаров и мошки.
