Ольга Семионова - Найти наследство Лисидцыной
— Эй, кто там? Помогите, я здесь, внизу, в подвале.
Открылась дверца наверху, но от яркого света не вижу своего спасителя. Когда поднялась, вздохнула с облегчением и обрадовалась: это был Сергей.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо? — с глупой улыбкой ответила я. — То есть плохо, ужасно голова болит.
— Дай, я посмотрю, что с головой.
Сергей очень аккуратно ощупал мою голову.
— Да, я так и знал, у тебя, наверное, лёгкое сотрясение. В таком состоянии не сможешь вести машину.
— Ты неважно выглядишь.
— Благодаря тебе, Марусь. Объясни, почему ты опять меня ослушалась? Я просил, дождись меня, вернись в гостиницу. Нет, ты, как всегда, сделала всё наоборот. Ты понимаешь, что могла погибнуть? Если бы я не позвонил вовремя, ты могла замёрзнуть, или этот человек вернулся и доделал бы начатое дело.
— Какое дело? Наверное, воры залезли, увидели меня, подумали, что это хозяйка застукала их, ударили меня по голове и убежали.
— Воры последний раз были здесь полгода назад.
— Час назад ты был повежливее.
— Час назад я испугался за тебя. А сейчас собирайся и отправляйся домой. Но сперва расскажи дословно, что тебе сказала Светлана, и почему ты уверена, что это она была?
— Она спросила: «Это вы искали Екатерину Ивановну?» Я сказала, да. Что меня интересует, каким делом она занималась в последнее время, и зачем искала меня?
— Понятно, ты сможешь сесть за руль?
— Нет, ужасно кружится голова, и я замёрзла очень.
— Хорошо, ложись на диван, я растоплю камин, посидим до утра.
Сергей пошёл на улицу, в сарай, чтобы принести дрова, а я легла на диван. Странно, я в чужом доме, здесь холодно, болит голова, а мне так хорошо. И совсем не хочется ехать домой. Пришёл Сергей, растопил камин, заварил чай, здесь-то и пригодилась моя лапша, которую купила в палатке неподалёку, и печенье. В доме стало тепло и уютно, мы решили осмотреться. Пройдясь по комнатам, я поднялась на второй этаж. Там была спальня; обычная комната, на комоде стояли фотографии, наверное, хозяйки Светланы. На одной фотографии — молодая девушка с пожилой женщиной. По-моему, это Екатерина Ивановна, насколько я смогла её рассмотреть, когда несчастную женщину сбила машина; они находились в офисе, наверное, на работе. Странно, куда пропала Светлана, почему она не берёт трубку? Лишь бы с ней ничего не случилось. Я залезла в комод и нашла документы, ничего особенно, но моё внимание привлёк один документ: отксерокопированный техпаспорт на машину девяносто девятой модели, тёмно-зелёного цвета, а машина была оформлена на Светлану. Странно, зачем копировать документы? Если потеряешь, всё равно придётся восстанавливать, я решила взять их и показать Сергею. Спустилась вниз, а Сергей уже накрыл стол. Мы сели и обменялись вещами, какие нашли. Точнее я нашла, Сергей ничем не удивил, а вот моей находке удивился не меньше меня.
В это время напарник Сергея, Гриша, пришёл к своей свежеиспечённой паре, виноватым взором моля об оправдании.
— Я от вас, Григорий, такого не ожидала.
— Любовь, прости меня, ты же знаешь, где я работаю, мне пришлось просидеть всю ночь в засаде. Я не мог взять трубку и позвонить. Мы этих наркоманов уже год выслеживали, и вот появилась такая возможность поймать с поличным.
— А почему от тебя перегаром несёт.
— На улице холодно, я в машине сидел, а заводить нельзя, спугнём, вот и грелись, как могли.
— Бедненький, как же ты так долго выдержал на морозе?
Любовь прижала Григория к своей огромной груди, у Гриши чуть слёзы не потекли, так правдоподобно описал вчерашний день, и ужасно жалко себя стало, он молился только об одном, чтобы Люба не включила логику и не спросила, как он пьяный ловил наркоманов.
— Гриша, любимый, может тебе баньку истопить, вдруг ты простыл.
Григорий чуть не заорал: «Да-а-а!», но сказал еле живым голосом:
— Если тебе не трудно.
Любовь побежала топить баню, а Гриша с гордо поднятой головой прошествовал на кухню. По-хозяйски пошарил в холодильнике, по кастрюлям, накрыл себе стол и решил поесть, пока ему баньку готовят. А Люба решила продолжить реализацию плана: любыми способами выдать себя замуж. Затопила баню как положено. Побрызгала эвкалиптовым маслом, создавая романтическую обстановку, и пошла за Гришей. Войдя в дом, увидела, что любимый занят поеданием её фирменной запеканки, и прошмыгнула в спальню. Люба готовилась к этому всю жизнь, поэтому ей не составило труда быстро одеться подстать романтической обстановке. Кружевное бельё, тоненький пеньюар и боевая раскраска. Вышла она к Грише в полной готовности, я думаю, даже Сергей не смог бы устоять. А Гриша просто открыл рот и молчал.
— Ну, что Григорий, пойдём я тебе спинку попарю?
Он на минутку не то чтобы растерялся, просто испугался.
— Я случайно увидел на плите сковородку, и вот.
Продемонстрировал пустую сковороду.
— Это приятно, для тебя готовила, судя по тому, что ты всё съел, тебе понравилось.
Заикаясь и запинаясь, продолжал разговор Гриша:
— Ой, простите, то есть прости, я увлёкся и не заметил, как всё съел. А что, баня уже готова?
— Почти, может, пока бокальчик вина выпьем, перед баней? — Григорий сам не понимал, почему он так вдруг испугался Любови, но готов был не то что бокальчик вина, а бутылку коньяка выпить.
— Ага, давай, бокальчик выпьем. А мы, что, вдвоём пойдём?
— Да, как же я тебе спинку потру, если мы раздельно пойдём?
— Ну да, так не получится, я только плавки не взял.
— Ничего страшного, можно без плавок.
На что она намекает, подумал Гриша? А у Любы закончилось терпение: что за глупое выражение лица у Гриши.
— Я не поняла, Гриш, ты что, меня боишься?
— Кто, я? — почти закричал Гриша.
— Ну не я же! Я, в отличие от тебя, не сижу, не трясусь и не задаю дурацких вопросов.
— Я просто уточняю, ты не против, если я буду без плавок, и давай, где там твоё вино? — собрался Гриша и выпалил на одном дыхании.
— Вот, это другое дело.
Пошла Люба за вином, у неё как раз было припасено пару бутылочек для такого случая.
— Вот, держи, штопор в столе.
— Спокойно, не надо меня учить, я и сам могу найти.
Вдруг «включил мужика» Гриша, и ему даже это понравилось. Он открыл вино, они выпили по бокальчику, потом ещё, потом на брудершафт, и пошли париться. В бане было отменно. В предбаннике тепло, в парной — жара, и пахнет ёлкой, свет приглушённый. Они сначала стояли, топтались на месте, ждали, кто первый разденется, а потом Люба говорит:
— Ты раздевайся, я пока дровишки подложу.
— Да не надо, жарко же.
— Надо, а вдруг, пока мы будем париться, баня остынет, и вообще, я лучше знаю, это же моя баня. Пока Люба отвернулась и стала подкладывать дрова, Гриша с бешеной скоростью разделся и пулей забежал в баню. Теперь нужно бы Любе раздеться и зайти в баню: «И зачем я бельё это надела, в бане без белья парятся, или всё же в белье пойти, а Гриша, интересно, в трусах пошёл?» Зайти, посмотреть, неудобно, спросить тоже. Пришлось искать в вещах, где его трусы. Не найдя их, она решила, что он в трусах: «Значит и я пойду одетая. Стоп, а что, я такая же, как Гриша стала, ещё не хватало, чтобы голос задрожал». Люба с гордо поднятой головой зашла в парилку, там, на верхней полке, прикрыв ковшиком то, что надо прикрыть, сидел Гриша.
— Ну что, ложись, я тебе спинку веником побью.
Гриша так с ковшиком и лёг на живот.
— Гриш, а мне воду на камни ладошкой лить?
— А, ну держи.
Он всё-таки расстался с ковшом, вернул его.
— Я не поняла, а где твои трусы?
— Мои?
— Ну да, мои, как видишь, на месте.
— Наверно, потерял.
— Потерял? Это как можно, сидя всю ночь в засаде, потерять трусы? С тебя, что, наркоманы сняли, когда убегали?
— Я не в засаде потерял, раньше, то есть я их не потерял, наверное, у проруби оставил.
— У какой ещё проруби? — почти командным голосом спросила Любовь; у Гриши даже мурашки появились.
— Я был на деле, нужно было одного человека домой вернуть, а он отказывался возвращаться. Сказал, что послушается только настоящего мужика, вот он сам — настоящий мужик, и я должен был доказать, что тоже мужик, и мы с ним поспорили, кто из нас не испугается и в прорубь нырнёт. Я нырнул, а он сказал, что верит мне, что я мужик и нырять не стал, пошёл домой. Вот козёл, до меня только сейчас дошло, как он меня развёл.
— А трусы здесь при чём?
— Так я нырял в трусах, а когда одевался, я, что, их мокрые надевать буду? Снял и, наверное, там забыл. Ну, Люба, ты парить меня будешь? Я, похоже, заболеваю.
— Ой, прости, Гришечка.
И Люба стала что есть мочи хлестать любимого. После тщательной пропарки Гриша решил отблагодарить, поцеловать Любу за проделанную работу. Но тут изо всех щелей повалил дым.
— Горим.
— Я тоже вся горю, Гриша.
— Да нет, мы горим, что ли.
