Светлана Успенская - Голая правда
Здесь, на двадцати квадратных метрах, помещался раньше и супружеский диван, и Людочкина кроватка, и стол, на котором дочка делала уроки, и ножная швейная машинка — все необходимое для счастья маленькой семьи. И именно в этой комнате под стоны умирающей за стенкой соседки тети Паши и была зачата Людочка, солнышко, ясная девочка, свет в окошке. Сначала, в первые годы супружеской жизни, они с Василием не торопились, все хотели для себя пожить. Но когда поняли, что тетя Паша вот-вот помрет и тогда им в соседнюю комнату подселят неизвестно кого, может быть даже алкоголика или уголовника, Тюрины надумали быстро завести ребенка.
И пока Мария Федоровна по-соседски ухаживала за умирающей старушкой, честно стараясь продлить ее затянувшееся существование на этой земле, живот ее рос и пух, увеличивался в размерах, ходил ходуном, когда ее девочка, ее солнышко, пинала там внутри своими малюсенькими ножками…
Конечно, комната тети Паши досталась им. Они расставили в ней мебель и терпеливо стали дожидаться, пока умрет или съедет их второй сосед, пенсионер Алексей Антонович Жмуров, отставной военный. Они бы дождались, конечно, но под самый занавес счастливой истории завладения квартирой у Алексея Антоновича, казавшегося до этого тихим и скромным вдовцом, внезапно случился внебрачный сынок откуда-то из провинции, где в молодости служил доблестный офицер. Сынок этот, по имени Виктор, а по дворовому прозвищу Витек, был в мгновение ока прописан, определен в ближайшую школу и быстро влился в дворовый коллектив пацанов, в котором его пробивающийся басок зазвучал уверенно и властно.
Мария Федоровна тогда приуныла, поняв, что третья комната им не светит и можно не планировать, каким образом она расставит в ней купленную по записи югославскую стенку. Конечно, если не случится ничего чрезвычайного… И это чрезвычайное случилось. Витек попался, когда с пацанами обворовывал продуктовый магазин, покалечив при этом сторожа. По всей строгости советских законов он загремел на пять лет далеко-далеко, чуть ли не на Колыму. Мария Федоровна тогда облегченно вздохнула — за пять лет Бог знает что может произойти.
Поступок внезапно обретенного сыночка совсем подкосил престарелого отца, Алексея Антоновича, и он тихо скончался в своей комнатке, забытый всеми, кроме своих долготерпеливых соседей. Похоронив соседушку чуть ли не на свои деньги, Мария Федоровна воспрянула духом — можно начинать борьбу и интриги. Первым делом она выбросила вещи Алексея Антоновича на черный ход, а велосипед Витька отнесла в комиссионку. Затем начались затяжные бои на бумажном фронте. В результате ее осторожных и обдуманных действий комната осталась за семейством Тюриных.
А между тем, не подозревая о борьбе своей матери с пребывающим в местах не столь отдаленных Витьком, Людочка все росла и хорошела. И так похорошела, что когда в один прекрасный день никем не ожидаемый Витек, досрочно освобожденный по амнистии, встал на пороге квартиры, которую справедливо считал своей, то, увидев прекрасную соседку, он только приветливо хмыкнул от невысказанного одобрения.
Не пустить Витька в его же комнату Тюрины побоялись — уголовник же, позовет своих дружков, и поминай как звали. Мария Федоровна, ворочаясь по ночам на новой двуспальной кровати, мучилась привычной бессонницей и планами, как бы спровадить Витька, торчавшего по утрам на кухне, как бельмо в глазу. Кроме всего прочего, он варварски забывал сливать за собой в туалете, ходил по квартире в сапогах и плевал на пол — этого хозяйственные чувства Марии Федоровны вынести не могли.
Однако эти неприятные привычки вкупе с манерами блатного ухаря, бывалого уголовника, не помешали юной Людочке почувствовать к нему расположение. Начинающийся роман был загублен в самом зародыше самим Витьком — чтобы угостить приглянувшуюся девчонку конфетами, он грабанул какого-то припозднившегося прохожего в темном переулке неподалеку от Патриарших, но попался и снова отправился в далекие края.
Мария Федоровна вздохнула с облегчением. Однако лишь до поры до времени. Через три года Витек вернулся заматерелым ожесточившимся бандитом. Он стал похож на амурского тигра-людоеда, который, отведав человечинки, уже не может забыть сладкого вкуса. В глазах Витька, казалось, навсегда застыло выражение тупой решимости, свирепости и глубоко запрятанной ненависти. Он стал молчаливей, затаенней, и Мария Федоровна вздрагивала, сталкиваясь с ним по вечерам в темном узком коридоре. К тому времени Тюрин-отец уже умер, вывалившись из окна в приступе белой горячки, и две женщины остались один на один со страшным соседом.
Приступы ночной бессонницы у хозяйки квартиры стали все продолжительней, и однажды она услышала, как из комнаты дочери (бывшей тети Пашиной) доносятся игривые смешки, шорохи, бормотания, а потом эти легкие звуки заглушил нестерпимый скрип узкого старого диванчика под массивным мужским телом.
Поняв все, Мария Федоровна заплакала в подушку. Что ей оставалось делать? Она пыталась смириться и сначала делала вид, будто бы ничего не происходит, пока наконец это стало невозможно не замечать — Витек утром, с довольным видом, ухмыляясь, выходил из дочкиной комнаты, блаженно почесывал под мышками и нагло и покровительственно щурился на нее. С Людкой говорить было бесполезно.
— Мать, отстань, — отрезала она. — Может, у меня любовь.
Мария Федоровна попыталась однажды выяснить отношения с любовником дочери, поставив ультиматум: или — или. Или он оставляет Людку в покое, или пусть убирается прочь. Но Витек, изящным движением мускулистой руки с синей наколкой, отодвинул ее куда-то в угол, и та поняла — бесполезно, или он, или смерть.
Пылкая любовь завершилась новой отсидкой Витька за совсем уже страшные дела, при одной мысли о которых бедная Мария Федоровна холодела и закрывала глаза, моля только, чтобы он оттуда не вышел. Но Жмуров как-то очень быстро выбрался на свободу и отметил новый раунд вольной жизни страшным избиением Людки за то, что она, по его сведениям, имела несколько свиданий с каким-то фраером.
Так бы и тянулась эта бесконечная череда спокойных и беспокойных полос жизни, если бы Витек не решил перейти на семейный подряд в воровском деле. Людка, сверкая свежей красотою и свежими синяками, темными вечерами заманивала несчастных автолюбителей, жадных до «клубнички», в глухое место, где их поджидал Витек. Как-то раз им попался очень уж строптивый автолюбитель, предпочитавший скорее распроститься с жизнью, чем с любимой машиной, но чуть было не лишившийся и того и другого. В результате на третью отсидку влюбленные пошли вдвоем.
Мария Федоровна тогда совсем обезумела. Она металась по всем знакомым, умоляя помочь, обещая отдать все, что у нее есть. Но знакомые, на словах соболезнуя, на деле вовсе не пытались что-либо делать. Мария Федоровна была готова сама пойти на убийство, только чтобы выручить дочь из тюрьмы. Но спасти непутевую Людку в данной ситуации могли не просто деньги, а очень большие деньги.
Выход подсказала старая приятельница:
— Машка, да у тебя такой капитал есть! Чего ты ждешь! Квартира в центре, тихий район, отличное место, три комнаты! Меняй на меньшую с доплатой! И на адвоката хватит, и судью подмажешь, да еще и на жизнь останется.
И Мария Федоровна, вытирая платочком непрестанно капавшие слезы, занялась обменом. Вариантов было полно, но у потенциальных обменщиков или наличных денег не хватало, или они должны были вот-вот появиться. Действовать же приходилось не теряя ни дня. Наконец все кандидаты на обмен рассеялись, осталась только актриса Шиловская, которая предложила сумму намного меньше планируемой, но зато сразу и наличными. Мария Федоровна взглянула тогда на аккуратные стопочки купюр, сложенные на столе, взглянула на фотографию шестнадцатилетней смеющейся Людки, висевшую на стене, и махнула рукой.
Так она оказалась в однокомнатной влажной, всегда затененной деревьями хрущевке на первом этаже, в окраинном глухом районе. Но деньги, вырученные за квартиру, Людке не помогли. Судья, которому, по словам адвоката, была вручена сумма, внезапно заболел и не явился на заседание. Другой судья вкатил Людке на полную катушку, не забыв отдать должное и ее милому дружку-рецидивисту. Адвокат только разводил руками, долго объясняя про трагическое стечение обстоятельств. Людка на суде держалась молодцом, по мнению Жмурова. Она презрительно фыркала на все вопросы судьи и гордо молчала, не пытаясь даже разжалобить его своей красотой и молодостью.
— Если бы у нее хоть ребенок был, — объяснял потом верткий адвокат, — тогда сразу же вполовину бы сбавили. Я же объяснял ей, как вести себя надо, а она нарушила все мои инструкции!
После судебного заседания рассерженный адвокат гордо удалился, забыв вернуть Марии Федоровне ту часть гонорара, который обязался возвратить ей в случае неудачного исхода дела. Убитая горем мать предавалась ужасному, окостенелому отчаянию, из которого ее и вытащила добросердечная Шиловская.
