Анна Малышева - Тело в шляпе
Впрочем, все эти объяснения сгодились бы лишь на крайний случай, если бы Иван не придумал более убедительного повода для своего ухода. Потому что всегда лучше и доходчивее прикрыться серьезным грехом той женщины, от которой ты намерен уйти. Тогда уйти удастся героем, страдальцем, потерпевшим и глубоко оскорбленным. Вот он я — весь раздавленный горем и униженный. Жалейте меня скорей.
Детектив, которого наняла Ирина для слежки за Иваном, с готовностью, всего за 500 долларов согласился вывести саму Ирину на чистую воду. Он все разузнал, проследил, составил график ее встреч с любовником Геной и своевременно доложил.
— Приезжайте, Иван Иванович, — заговорщицки дыша в телефонную трубку, сказал он, — пора.
Дверь квартиры, где проживал бывший трудный подросток Геннадий Попов, можно было бы открыть и гвоздем, но детектив, демонстрируя высокий профессионализм, достал из сумки целую связку отмычек. Вошли они вовремя. Ирина, совершенно голая, сидела на кровати и ела яблоко. Геннадий, тоже безо всяких признаков одежды, стоял у окна и курил. Детектив сиротливо прятался за спиной Ивана, вероятно, смущаясь не столько увиденным, сколько встречей со своей бывшей клиенткой, по отношению к которой он повел себя как последняя продажная сволочь.
— Да-а, — голос у Ивана дрогнул, и он присел на табуретку у двери, в том смысле, вероятно, что ноги его не держали, — а я не верил до последнего.
Детектив вздрогнул и покраснел. Как человек высоконравственный и глубоко принципиальный, он с трудом переносил лицемерие: ему-то было хорошо известно, что Иван не просто «верил», но и всячески торопил с разоблачением любимой жены.
Ирина, не без труда взяв себя в руки, обратила весь свой гнев, разумеется, на детектива.
— Подлец! — крикнула она. — Жалкий предатель!
Иван между тем все глубже погружался в тоску.
— Почему ты ничего не сказала мне сама? Не-Ужели ты думала, что я не пойму?
— Что я должна была тебе сказать? — взвизгнула Ирина.
— Что любишь другого. — Иван ткнул дрожащим пальцем в голого и уже синего от страха Геннадия. — Вот его.
— Люблю?! Да ты с ума сошел! Если мне и было что тебе сказать, так это то, что ты ко мне равнодушен, что не спишь со мной, что растрачиваешь свою вот эту вот энергию черт знает где и черт знает с кем!
— Ах, так я же еще и виноват! — вот тут Иван возмутился совершенно искренно. — Ну ничего себе!
И, красиво и скорбно поднявшись, вышел из квартиры, оставив бедного детектива на растерзание жены. Теперь уж точно бывшей.
Глава 10. АЛЕКСАНДРА
Ах, боже мой, какие мы грозные! Оно и понятно — надо же командный голос вырабатывать. Противно только, что не для меня, любимой, Васенька старался, а для этой тетки, которая у него в кабинете сидела. Демонстрировал ей, паскуда, как он с журналистами творчески работает.
На прошлой неделе они до смерти напугали нашу Таню, стажерку из отдела происшествий. Она всего-то попросила у них сводку за неделю, так они три дня орали. Зачем орали? Затем, что надо же как-то реагировать на звук человеческого голоса. Можно, конечно, и промолчать, но это как-то невежливо. Вот они и орут. Надо еще видеть нашу Таню, дите малое, не привыкла еще к изысканным манерам оперов. "Сашенька, ты представляешь, — говорила она мне, — они там все время ругаются матом!" "Да не ругаются они, — успокаивала я ее, — они так разговаривают".
Короче, им же хуже, придется им утереться и узнать всю правду о Кусяшкине из газетной статьи.
Шефу я рассказала о своей гипотезе, он одобрил, сказал не банально: "Можешь же, если захочешь" — и обещал поставить материал в послезавтрашний номер. У меня оставалось время, чтобы проконсультироваться с каким-нибудь компьютерным человеком и узнать о ВИНТе поподробнее. Человек нашелся в записной книжке и оказался моим однокурсником и тезкой Сашей Спириным, работающим в компьютерном журнале «Писи-вик».
Через час мы уже пили кофе в клубе «Вер-мель» на Раушской набережной. Саша по моей — просьбе привез подшивку своей газеты, заметив, правда, что я там все равно ничего не пойму. И оказался прав. Заглянув в один из номеров, я узнала, что "процесс инсталляции представляется очень простым" и что "pinnacle не понимает EDO память — ему требуются FPM-модули SIMM со временем доступа 60–70 не, и чем больше чипов установлено на модуле, тем лучше". Самая понятная фраза выглядела следующим образом: "Приятным сюрпризом оказалась возможность загрузки в память звуковой карты больших семплеров".
— И эти задорные тексты вы печатаете каждый день?! — уточнила я.
— У нас еженедельник. Ты название заметила? «Писи-вик», week — знаешь, что такое? Все, что кончается на «вик», выходит раз в неделю, — объяснил мне, неразумной, Саша.
— Ну как же — пищевик, газовик… Несмотря на сложную стилистику их газеты, Саша знал много полезного о внутренней жизни компьютерных фирм.
— ВИНТ — серьезная контора, — рассказывал мне Саша. — Обороты у них сумасшедшие, и качество вполне приличное. Они и ГСМ идут с большим отрывом от всех, и, я думаю, скоро они поделят рынок друг с другом, а всех остальных вытеснят.
— Саш, если держатель контрольного пакета погибает, то оставшимся владельцам компании придется делиться с его наследниками?
— Ты ж понимаешь, что официальная прибыль не имеет ничего общего с реальной. Везде двойная бухгалтерия; основной творческий метод — контрабанда, и даже если наследники предъявят свои права, они получат копейки. Там система простая — пока жив, пока работаешь, имеешь солидный доход. Убили, ушел извиняй, дядька. Нет человека — нет дохода.
— Тогда получается, что каждый из владельцев должен стремиться к тому, чтобы перестрелять всех своих компаньонов и наложить лапу на их доли, — не столько спросила, сколько констатировала я.
— Не совсем, — не согласился Саша. — Три, четыре, иногда семь учредителей — это не просто слияние их первоначальных капиталов. Каждый везет свой воз. Они делят функции, за каждым — определенный участок работы. И если кого-то пристрелили, это может оказаться серьезным ударом для всех остальных. Потому что функции у них очень разные. Я, например, отвечаю за производство; ты — за продажу; он — за финансы. Убери его и попробуй сама разобраться в бухгалтерии. А это ужас, просто ужас! Там каждый ключевой человек — на вес золота. Для того чтобы работать в подобных структурах, надо иметь редкие мозги и редкую скорость мышления. Так что они друг для друга тоже капитал. Потом, они люди цивилизованные, это тебе не торгаши украинской водкой. Не в их правилах убивать друг Друга.
— Но может же сложиться такая ситуация, когда кому-то из них это понадобится?
— Может. Если стратегии расходятся. Один считает, что надо затевать долговременное сотрудничество с китайцами, а другой китайцев не хочет, а хочет корейцев. Но, как правило, они все-таки договариваются. В ВИНТе, насколько я знаю, — Саша сморщил лоб, как бы вспоминая, что там в этой фирме делается, таких разногласий вообще никогда не было.
— А если кто-то отошел от дел, прибыли с ним приходится делить?
— Ты имеешь в виду Гарцева? О его уходе от дел в компьютерном мире было много разговоров. Но общий принцип такой: если кто-то из отцов-основателей перестает работать, они передоговариваются, кому сколько в свете его ухода. К тому же того, кто отошел от дел, вполне можно надуть. Откуда он может знать о реальном положении дел?
— Так он лезет во все, документы проверяет, — попыталась возразить я.
— Алексаша, даже налоговая полиция не может их толком проверить. Документы же надо где-то взять. Где они, эти документы, куда они запропастились? Да и были ли вообще? Нет, обмануть бездельника — не проблема. Если ты в этой каше не варишься вместе со всеми, то контролировать что бы то ни было тебе будет очень трудно.
С Сашей я проговорила больше двух часов, с очень-очень большой пользой для себя, но ему не удалось развеять мои подозрения по поводу Кусяшкина. Вернувшись в редакцию, я предалась созданию эпохального материала и просидела, надо отдать должное моему трудолюбию, до десяти вечера. Потом провозилась, собираясь, пока — то, пока — се. В общем, только в одиннадцать я вышла на волю и поехала домой.
Последующие события я помню не очень отчетливо, поскольку все происходило быстро, как при ускоренной перемотке пленки. Помню, что было очень страшно. Сначала — шаги за спиной, а в таком тихом и безлюдном переулке, как наш, это уже достаточно неприятно. Потом обозначились «владельцы» шагов в количестве двух верзил отвратительного вида, потом один бросился ко мне и вырвал из рук сумку, заметьте, с диктофоном и свеженаписанным материалом. Не столько из любви к своему имуществу, сколько от страха, я вцепилась в сумку мертвой хваткой, то есть дала ему понять, что сумку мне отдавать не хочется. Он настаивал и привлек к нашей молчаливой дискуссии товарища. Если бы мы играли в перетягивание каната, у меня не было бы никаких шансов одолеть этих двоих, но игра была другая, они просто таскали меня вместе с сумкой туда-сюда до тех пор, пока сильный толчок в спину не выбросил меня на проезжую часть. Последнее, что я услышала, был отвратительный визг резины по асфальту.
