Наталья Александрова - Персона царских кровей
– Дорогая! – попытался остановить жену Сергей. – Прошу тебя, успокойся! Все же в доме посторонние люди!..
– Вот именно! Ты позвал в дом посторонних людей! Их чувства для тебя важнее, чем мои!..
Она резко развернулась, сиреневый шелк взметнулся, обвив ее тонкий стан. Алиса заломила руки и скрылась за одной из дверей.
Сергей огляделся, заметил Надежду, растерянно развел руками и, ничего не говоря, удалился. Марианна Васильевна вооружилась совком и унесла куда-то останки несчастной Дэзи.
В холле остались только Надежда и Петр Афанасьевич.
– Кто такой этот Игнат? – спросила Надежда, подойдя к старику.
– Местный житель, – ответил тот, пожевав губами. – Абориген, так сказать. Возомнивший себя обиженным и оскорбленным.
– А что – были причины?
– Было бы желание – причины оскорбиться всегда найдутся, особенно у человека пьющего. Знаете, такие люди очень обидчивы…
Старик рассказал Надежде Николаевне краткую, но драматичную историю из категории взаимоотношений богатых русских с местным населением.
Когда Сергей Баруздин решил обосноваться в Пушкинских Горах, он договорился с кем-то из местной администрации, и ему продали большой участок под строительство дома и устройство имения. Правда, на краю этой территории находилась ветхая покосившаяся избушка едва ли не пушкинских времен, но ее хозяйка, разбитная молодящаяся особа по имени Ангелина, работавшая поварихой на местной турбазе, охотно продала этот «памятник старины» вместе с прилегающей территорией за малые для Сергея деньги.
Избушку снесли, территорию благоустроили, выстроили дом со всеми полагающимися службами и пристройками – и тут-то обнаружился подводный камень, да еще и такой большущий.
На горизонте появился муж Ангелины, тот самый Игнат.
Оказалось, что в момент продажи избушки он находился в местах не столь отдаленных, а именно – на зоне, куда угодил за пьяную драку с последующим членовредительством.
Вернувшись в родные места, Игнат обнаружил… точнее, как раз не обнаружил родного дома. И заявился с претензиями к Сергею.
Игнат стоял перед окнами и орал, что его лишили родного гнезда, обездолили, и что он этого так не оставит.
Сергей поначалу хотел спустить дело на тормозах, растолковал Игнату, что его жена продала избушку на законных основаниях, и даже заплатил ему какие-то деньги, чтобы умерить негодование.
Игнат деньги, разумеется, взял, тут же пропил со своими закадычными друзьями (с которыми познакомился полчаса назад) и пришел в еще большее негодование. На следующий день он снова заявился под окна особняка и заорал, колотя себя кулаками в грудь:
– Я в этой избе с самых пеленок рос, я в ней исключительно пешком под стол ходил, а ты ее под бульдозер пустил! Я в ней каждую щепочку поименно помню, каждый сучок, каждую половицу знаю, а ты ее – на снос! Кто же ты после этого? Ты после этого мироед, подлец, враг трудового народа и голландский шпиен!
Сергей удивился, почему его обозвали именно голландским шпионом, а не бельгийским или, к примеру, швейцарским. Удивило его и то, почему Игнат причисляет себя, большую часть сознательной жизни проведшего в кабаке или на зоне, к трудовому народу, а его, Сергея, работающего нередко по шестнадцать часов в день, без праздников и выходных, к бездельникам, мироедам и подлецам.
Однако это были вопросы пустые и теоретические, а на практике Сергею хотелось только одного – чтобы горластый абориген ушел с его глаз далеко и надолго.
С этой целью он пригрозил Игнату полицией, а также пообещал в следующий раз спустить на него собаку.
Игнат на это ответил, что полиции он не боится, так как участковый Иваныч – его сват и лучший друг, с которым они на двоих выпили неизмеримое количество крепких алкогольных напитков и прочих спиртосодержащих жидкостей, а собаку Сергея он непременно отравит как тоже опасную для общества.
В конце концов Сергей преодолел собственный миролюбивый характер, спустился и взашей вытолкал пьяного аборигена прочь со своей территории.
По дороге тот пытался драться с хозяином, но силен он был только на словах, Сергей был куда крепче и, несмотря на врожденное миролюбие, отвесил ему в воспитательных целях пару увесистых тумаков. Вытолкав Игната за ворота, Сергей придал ему начальное ускорение и велел больше не показываться на глаза.
На несколько дней Игнат утихомирился, но потом (видимо, когда у него кончились деньги) снова притащился под окна особняка.
Как уж он пробирался на территорию поместья – неизвестно, должно быть, знал какую-то тайную тропинку в обход изгороди.
На этот раз Игнат не обзывал хозяина шпионом и мироедом. Он поставил перед собой прямую и практичную цель – выбить из Сергея денег, и по возможности побольше.
– Жулик! – кричал он под окном. – Ты зачем с Гелькой насчет дома договаривался, когда я – законный владелец? Это мое было родовое имение, значит, ты без моего участия никак не мог его купить! И Гельке ты мало заплатил, так что гони мне сей же момент всю причитающуюся сумму! И с процентами за невыносимый моральный урон!
Видимо, проживание в Пушкинских Горах не прошло для Игната даром: назвать ветхую полуразвалившуюся халабуду «родовым имением» мог только человек с хорошо развитой фантазией и некоторым литературным даром.
Дальше Игнат перешел-таки к любимой теме – начал орать, что он представитель трудового народа, а Сергей – паук и эксплуататор, пьющий из этого самого народа кровь… Видимо, в школе в его сознание сумели-таки крепко вбить основы марксизма-ленинизма.
Сергей хотел бы выпроводить незваного гостя по прежнему сценарию, но обстоятельства не позволяли: у него как раз в этот день гостил важный деловой партнер. Поэтому, пока скандал не разгорелся по полной программе, Сергей вышел к буяну и сунул ему некоторую сумму, с тем чтобы тот исчез с глаз долой. Конечно, он прекрасно понимал, что откупаться от Игната глупо и чревато бесконечными последствиями, что аппетит того только разыграется от каждой уступки, но, как уже сказано, руки его были связаны присутствием важного гостя.
В общем, так и пошло: как только у Игната кончались деньги на выпивку (а это случалось едва ли не ежедневно), он тайными тропами проникал в имение Сергея и устраивал под окнами особняка очередное театральное представление, вроде того, которое Надежда наблюдала накануне вечером.
– Но отчего же и вправду Сергей не завел нескольких собак? – удивилась Надежда. – Уж они бы охраняли территорию, никакой пьяница не проскочил бы…
– Была собака, редкой породы, японская овчарка акита, – вздохнул Петр Афанасьевич, – но Алиса завела кошку и заявила, что собака может Дэзи навредить. Сергей вечно идет у нее на поводу, собаку отдали обратно в питомник.
Старик продолжил рассказ:
– Вскоре Игнат совершенно распоясался. Свои выступления он неизменно украшал обещаниями поджечь дом или хотя бы побить в нем стекла, однако до сих пор дальше угроз дело не заходило – видимо, Игнат все же побаивался полиции, несмотря на свою похвальбу близкой дружбой с участковым.
И вот сегодня он решился-таки на конкретную пакость – убил хозяйскую кошку и подбросил ее в дом…
– Мерзавец какой! – с глубоким чувством проговорила Надежда Николаевна.
Она представила себе, что почувствовала бы, если кто-нибудь причинил зло ее обожаемому коту Бейсику – и даже сердце у нее защемило от одной только этой мысли.
До этого прискорбного события Надежда относилась к Алисе, жене Сергея, довольно прохладно, но теперь почувствовала к ней глубокое сострадание и захотела хоть как-то ее поддержать.
Правда, она хорошо понимала, что не стоит соваться со словами сочувствия и поддержки к тому, кто этого от тебя не ждет. Кроме того, Алиса удалилась в свои апартаменты и вряд ли обрадовалась бы постороннему вторжению.
Да и время было еще раннее, так что самым умным поступком сейчас было вернуться к себе в спальню и попробовать еще немного поспать.
Что Надежда Николаевна и сделала.
В смысле – вернулась в свою комнату и легла в постель. Заснуть ей после пережитых волнений не удалось, и она еще час проворочалась в кровати.
Наконец часы показали половину девятого, и Надежда решила, что можно вставать.
Она поднялась, привела себя в порядок, немного расстроилась, оглядев свое отражение в зеркале (видимо, дала себя знать предыдущая беспокойная ночь), и наконец спустилась к завтраку.
Несмотря на бьющее в окно солнце, в столовой царило уныние, вполне объяснимое после утренних событий.
Алиса к завтраку не вышла – она переживала утрату у себя в комнате. Сергей пытался держаться бодро, но Надежда видела, что это ему плохо удается. Прораб Олег был, как обычно, мрачен и молчалив. И даже Петр Афанасьевич в тишине поглощал завтрак.
А завтрак был хорош: Марианна Васильевна приготовила замечательный омлет с грибами и зеленью по старинному итальянскому рецепту, испекла чудесные воздушные булочки с маком и корицей и сварила ароматный кофе, к которому подала удивительной свежести сливки.
