Валерия Вербинина - Миллион в воздухе
Кюре поднял голову, без особого интереса поглядел на автомобиль и помахал шоферу рукой, после чего возобновил свой путь и скрылся в дверях церкви.
«Какой странный город! – думала Мэй, трясясь на сиденье рядом с Амалией. – И какие странные люди здесь живут! Если бы наш викарий в Литл-Хилле увидел бы такой автомобиль, он бы, наверное, умер от страха».
– В поездке на автомобиле нет ничего особенного, уверяю вас, – заметила Амалия. – Вот летать – это совсем другое дело, но и к полетам можно привыкнуть.
Мэй тихо ойкнула от ужаса и вновь ухватилась обеими руками за рукав баронессы.
– А вы когда-нибудь летали, сударыня? – прокричал шофер сквозь шум двигателя.
– На воздушном шаре и на дирижабле, – ответила Амалия.
– И каково это? – дрожащим голосом спросила Мэй.
– Отрываться от земли и парить над ней? – Амалия блеснула глазами. – Восхитительно!
– Между прочим, – сообщил Кристиан, широко улыбаясь, – я умею управлять воздушным шаром.
Мэй позеленела.
– Это прекрасно, – серьезно ответила Амалия и заговорщицки улыбнулась девушке. – Если когда-нибудь мы захотим прокатиться, то будем иметь вас в виду. Только не думаю, мисс Мэй, что у вашей бабушки есть свой шар.
«И слава богу!» – мелькнуло в голове у Мэй.
Вокруг мелькали пальмы, цветы, плодовые деревья. Потом путешественники свернули и поехали вдоль моря. Оно было синее-синее и совсем не походило на Ла-Манш, который даже в хорошую погоду имеет стальной оттенок.
В другое время Мэй искренне восхитилась бы красотой окружающей природы, но сейчас она еще пребывала во власти опасений и чувствовала себя не совсем уверенно. Мотор «Менье» кряхтел, ворчал, фыркал и, казалось, безостановочно бурчал на своем моторном языке неизвестные людям ругательства. Поэтому Мэй предпочитала держаться поближе к Амалии. Ей почему-то казалось, что рядом с баронессой не может произойти ничего плохого.
– Долго еще? – спросила Амалия у шофера.
– Несколько минут, сударыня, – отозвался тот, и в это мгновение автомобиль остановился. Мотор зашелся в надсадном кашле и умолк. Эмильен, ехавший за ними, придержал лошадей.
– Так я и знал, – сказал он, качая головой. – Эти штуки всегда ломаются в самое неподходящее время.
Шофер сердито выпрямился.
– Кто бы говорил! Как будто лошади не могут, к примеру, взбеситься или понести.
– Зато, по крайней мере, – парировал Эмильен, задетый за живое, – они не станут поперек дороги, точно ослы, ни туда, ни сюда.
– А еще ваши лошади могут умереть, – поддел его шофер. – И что тогда вы будете делать?
– Пока я управляю экипажем госпожи баронессы, – торжественно объявил Эмильен, – это невозможно!
– Но когда-нибудь они все равно умрут, – настаивал шофер. – Техника ломается, лошади умирают, и ничего особенного в этом нет. – Говоря, он нет-нет да поглядывал на Амалию, словно ожидая, что она выскажет свое мнение, но та молчала.
Мэй оглянулась. С одной стороны были горы, с другой – море, а сверху расположилось солнце, и светило оно вовсе не по-английски скупо и даже не по-парижски ласково, а щедро и расточительно, как и полагается примерному солнцу на Лазурном берегу. Мэй почувствовала, что ей стало жарко, и заметила, что Амалия тоже расстегивает пальто. Из кармана его выпала сиреневая перчатка, и Мэй поспешно подобрала ее, – так поспешно, что стукнулась лбом о какую-то противную железяку. Девушка сдавленно охнула.
– Вы не ушиблись? – обеспокоилась Амалия.
– Нет, – героически ответила Мэй, хотя на глаза даже слезы навернулись.
– Ну конечно, ушиблись, – возразила Амалия. – Не стоило так поступать. Все равно вторая перчатка куда-то делась.
– Я все время теряю перчатки, – призналась Мэй.
– А я никогда ничего не теряю, – ответила баронесса с металлический ноткой в голосе. – Ума не приложу, куда она могла запропаститься.
– Наверное, найдется, – несмело предположила Мэй. – Если вы не оставили ее в купе.
Амалия покачала головой.
– Нет. Я смотрела, там ничего не было.
«Так вот почему она хмурилась тогда!» – подумала Мэй.
– Может быть, – продолжала она, – перчатка вылетела в окно, когда мы открыли его и ушли? Ужасно обидно, конечно, но… такое ведь могло случиться.
– Пожалуй, это самое правдоподобное объяснение, – вздохнула Амалия. – Но у нее не было никакого права так поступать. – Тон молодой женщины был серьезным, однако глаза улыбались, и Мэй поняла, что ее знакомая вовсе не принимает пропажу близко к сердцу.
Шофер тем временем возился с черным ящиком спереди машины, затем для чего-то забрался под машину, а когда вылез оттуда, то его вид наводил на мысли о трубочисте, которому пришла в голову шальная мысль искупаться в чернилах. Достав из кармана большущий платок, он протер лицо и руки.
– Теперь все, – доложил он, широко улыбаясь, – можно ехать.
«Никогда больше не буду ездить на автомобилях!» – содрогнулась Мэй.
Бах, пых, чпых!
Гррррры!
Так они и добрались до утопающей в цветах и зелени виллы «Маршал», на которой жила Кларисса Фортескью, в замужестве Уинтерберри, бывшая недостойная жена, а ныне весьма достойная миллионерша.
* * *– Нет, – горячо воскликнула Мэй, – вы не можете меня покинуть!
– Почему же? – забавляясь, спросила Амалия. – Я доставила вас до места в целости и сохранности. Теперь вы знаете, что ездить на автомобилях вовсе не так страшно, и мне пора удалиться.
Но Мэй настаивала. Она не может отпустить миледи, которая была так к ней добра. Ей ужасно неловко прощаться с госпожой баронессой у ворот. Может быть, та все-таки зайдет в дом? Мэй будет счастлива представить ее своей бабушке!
В то время как у ворот виллы «Маршал» развивалась эта волнующая дискуссия, на террасе виллы «Эгмонт», расположенной напротив через дорогу, два флегматичных рыжих джентльмена типично британского вида обсуждали прибывших к соседям гостей. Оба джентльмена имели славное военное прошлое, только один – мистер Роджер Барнаби – служил в сухопутных войсках и был полковником в отставке, а другой – мистер Филип Картрайт – дослужился на флоте до чина капитана.
– Кажется, к мадам Клариссе снова гости, – доложил Барнаби.
– Подайте-ка мне мой морской бинокль, – лаконично распорядился мистер Картрайт.
Последующие несколько минут прошли в полном молчании. За это время ворота виллы растворились, пропустив автомобиль и карету, и затворились вновь.
– Лично мне и без бинокля все видно, – заявил полковник Барнаби. – Они решили пустить в ход тяжелую артиллерию.
– Вы о юной даме? – осведомился капитан Картрайт. – Та, что в сиреневом, баронесса Корф, и она не наследница. Если хотите знать мое мнение, то не думаю, что эта попытка абордажа будет иметь успех.
– Мне кажется, в конце концов они принудят старую даму к капитуляции, – продолжал полковник.
– Ничего подобного, она уплывет от них на всех парусах, – возразил капитан.
– Хотите пари? – загорелся полковник.
Картрайт вздохнул.
– Дорогой Роджер, вы уже проспорили мне стоимость хорошей яхты.
– Значит, проспорю вторую, – не остался в долгу полковник.
– Хорошо, – сдался капитан. – Ставлю 30 фунтов на то, что вновь прибывшая наследница вскоре получит пробоину ниже ватерлинии и затонет, как и ее предшественники.
– Идет, – торжественно согласился полковник, и два джентльмена скрепили пари рукопожатием. – Лично я ставлю на то, что под перекрестным огнем бабушке все-таки придется отступить.
– Что ж, поживем – увидим, – флегматично подытожил капитан Картрайт.
Пока на террасе «Эгмонта» шел этот ни с чем не сообразный разговор, желто-красно-черный монстр успел довезти двух женщин до входа и, заскрежетав, остановился. Кристиан выскочил наружу и помог сойти, подав руку сначала Амалии, а затем и Мэй.
Большой дом, выкрашенный розовой краской, словно долго колебался между тем, быть ему просто виллой или все-таки дворцом, и в конце концов решил, что дворцом почетнее. После этого он, а скорее всего, строивший его архитектор стал размышлять, какой именно дворец он собирается возвести, и так ни до чего и не додумался. В результате здесь были белые коринфские колонны, средневековые зубчатые башенки и – на всякий случай – готические водостоки, изображавшие драконов. После чего создатели наверняка сочли, что для шедевра сделано достаточно.
Клумбы утопали в розах, там и сям виднелись декоративные вазы, амуры, психеи и увитые плющом беседки, а по лужайке бродил, сложив хвост, сердитый маленький павлин, время от времени что-то бормотавший себе под нос на павлиньем языке.
Из дома вышел лакей и, поклонившись, пригласил гостей следовать за собой.
Тут Мэй поймала себя на мысли, что ей очень хочется спрятаться за спину Амалии, а может быть, даже застрять в тарахтящем монстре на дороге между горами и морем и побыть там подольше. Но делать было нечего, и она вошла.
