Наталья Солнцева - В храме Солнца деревья золотые
— И как это чукчи живут на своем севере? — недоумевала она.
— Чукчи одеваются в оленьи шкуры, — глубокомысленно изрекал Самойленко. — Причем сами их выделывают. У них одежда легкая, как пух, и непродуваемая.
Два раза в неделю, по утрам, приходил к ней на сеансы Ревин.
— Мне так удобнее, — заявил он. — Отбыл наказание, и целый день свободен.
Слова «отбыл наказание» выражали негативно-пренебрежительное отношение пациента к сеансам. Впрочем, он повел себя вызывающе с самого начала, всем своим видом демонстрируя, что посещает психотерапевта только ради жены. Делает ей одолжение.
«Какая мне разница? — успокаивала себя Закревская. — Главное, он все-таки приходит и даже что-то говорит».
Вызвать Ревина на откровенность было непросто. Вот и сегодня он явился в самом дурном расположении духа.
— Ну-с, милейшая Ангелина Львовна, приступайте к вашему допросу. — Он уселся в кресло и уставился отрешенным взглядом в окно. — Метель нынче лютая. Всю ночь выла, как стая волков. Вам удалось выспаться под такой зловещий аккомпанемент?
— Частично, — улыбнулась она, пропуская мимо ушей его сарказм. — А вам?
Он молчал, раскачивая носком ботинка. Под окном курили два его охранника, оживленно жестикулировали, смеялись. Ревин вдруг остро позавидовал этим молодым крепким ребятам, у которых в голове пусто, как в колоколе, а на душе легко.
«При чем тут колокол?» — недовольно подумал он, еще больше раздражаясь.
Его бесило все, особенно сидящая напротив улыбчивая женщина, ждущая от него каких-то слов, объяснений, которых он не мог ей дать. Он сам в себе запутался.
— Чему вы улыбаетесь? — напряженно спросил он. — Вам в самом деле весело? Или это ваша профессиональная врачебная маска? Как у хирургов. Знаете, они подходят к операционному столу в этаких наводящих ужас намордниках и приступают к своему любимому занятию… резать, кромсать чужие тела. А? Чудная работенка! Вы не находите?
— Я не собираюсь вас резать, Даниил Петрович.
— Да ну! А по-моему, вы хотите вскрыть мою душу, дабы установить причину недомогания. Ведь так? Диагноз установим после вскрытия! Ха-ха-ха! Ха-ха… Черный медицинский юмор.
Закревская помолчала, глядя на Ревина своими большими темными глазами.
— Значит, вы этой ночью совсем не спали? — участливо спросила она.
— Только попрошу без напускного сочувствия! — взвился бизнесмен. — Не стройте из себя «добрую мамочку», вам не идет. Я не нуждаюсь в вашей жалости! Да, я не спал… почти. Забывался на несколько минут, и все. Очень неприятно выла метель.
— А что снилось?
— Думаете, в редкие мгновения забытья успевает что-то присниться?
— Во сне время идет по-другому.
Ревин задумался, разглядывая свои ухоженные руки. У него были длинные красивые пальцы, как у музыканта.
— Закройте глаза, — предложила Ангелина Львовна. — Так вам будет легче.
Ревин нехотя повиновался. Пару минут он сидел не двигаясь, видимо скучая, и даже зевнул. Но постепенно его лицо приобрело совсем другое выражение.
— Кажется… действительно, припоминаю… — медленно произнес он. — Снилась огромная, полноводная река, очень широкая…
— Вы плыли по ней?
— Да…
— На чем? Что это было — лодка, корабль?
— Ни то, ни другое…
— Может, плот?
— Не-е-ет… — лицо Ревина приняло мечтательный вид. — Это был… сад! Прекрасный, зеленый, пышный сад… полный цветов и плодов…
— Вы ничего не путаете?
— Послушайте, — улыбнулся пациент, — я рассказываю вам свой сон. Во сне и не такое бывает.
— Хорошо. Допустим, это сад. Он плывет по реке?
— Да… Это плавучий сад… Я лежу на мягкой зеленой траве и смотрю в небо. По небу медленно движутся облака… Мне легко… я слышу плеск воды…
— Вам хорошо?
Ревин, казалось, глубоко ушел в себя.
— Сначала да, а потом… нет, потом что-то произошло. Ужасное… — ответил он, меняясь в лице.
— Что именно? Постарайтесь представить…
— Но я не хочу! — перебил Ревин, нервно стискивая руки. — Не хочу вспоминать этого.
— Попробуйте. Все не так страшно.
Он колебался, но воспоминания уже захватили его. Они переполняли сознание, требуя выхода.
— Солнце, много солнца… Высокая гора! Или нет… не гора, а сооружение, похожее на гору… Шум! Странный, громкий шум… Как будто кричат много людей… и какой-то ритм. Похоже на барабаны. Еще какой-то звук… Все вокруг сверкает и переливается!
— Там есть кто-то, кроме вас?
— Д-да… люди. Они без одежды. Хотя нет… Просто я… затрудняюсь ее описать…
— И все же?
Ревин сосредоточился. Он как будто пристально всматривался, но ничего больше не увидел.
— Нет, все… — разочарованно сказал он. — Все! Картинка сна растаяла. Она просто исчезла.
Некоторое время он молчал, тяжело дыша.
— Черт знает что! — наконец выдохнул он. — Вы полагаете, это мне действительно приснилось?
— А как вы сами думаете?
Закревская старалась строить беседу так, чтобы пациент сам отвечал на свои вопросы. Она была убеждена, что никто, кроме самого человека, не сможет распутать клубок собственных умственных заблуждений. Подсказки тут бесполезны.
— Я? — удивился Ревин. — Что я могу думать? Я даже не знаю, не басни ли я вам рассказываю. Вдруг я все это сочинил?
Ангелина Львовна покачала головой. Она превосходно умела отличать правду от вымысла.
— Вы мне поверили? — спросил он, напряженно глядя ей в глаза.
— Да.
— Ну, знаете…
— И все-таки, — повторила она, — вы на самом деле видели это во сне?
Ревин вздохнул и развел руками.
— Мне кажется, что видел. У меня не очень богатая фантазия. Впрочем, вы специалист, вам и судить.
Закревская закончила сеанс, попрощалась с пациентом и выглянула в окно. Она видела, как Ревин, сопровождаемый охраной, быстрыми шагами подошел к своему «джипу» и сел в него, как захлопнулись дверцы, и машина тронулась с места.
— Ты уже освободилась? — осведомился Самойленко, который тем временем успел войти в ее кабинет и усесться в кресло.
— Фу, напугал! — возмутилась Ангелина Львовна. — Стучать надо, господин доктор.
— Я стучал… но ты не слышала. Нельзя так погружаться в себя.
— Я думала о Ревине.
— Тем более! Я еще в институте понял, что заглядывать в чужие души небезопасно. Все, хватит! — решительно сказал он. — Давай лучше пить кофе.
Он проворно встал, открыл шкаф, достал оттуда кофеварку и две чашки.
— Давай… — согласилась Закревская.
Она все еще думала о сне, который пытался вспомнить Ревин.
— Слушай, Олег, ты что-нибудь слышал о садах, которые плавают?
— Плавучие сады? — поднял брови Самойленко. — Нет. Разве такое бывает?
— Ну, давай же, напрягись, — настаивала она. — Ты всегда был эрудитом.
— Почему был? — он включил кофеварку и закрыл глаза, приняв необычайно глубокомысленный вид. — Сейчас соображу. Сады, сады… сады… Черт! Как назло, ничего путного в голову не приходит…
— Не торопись.
Он затих, смешно шевеля губами. Вдруг складки на его лбу разгладились и все лицо просветлело.
— О! Вспомнил! Висячие сады! Одно из семи чудес света. Жутко давно жила в Вавилоне изобретательная царица. Звали ее Семирамида. И захотелось ей иметь висячие сады. Согнали рабов, велели насыпать земляные террасы, подвести к ним воду… и разводить всякие диковинные цветы и деревья. Ну, вот…
— Олег, ты не понял. Я тебя спрашиваю не про висячие сады, а про плавучие.
— Плавучие? — повторил Самойленко, продолжая сидеть с закрытыми глазами. — Нет… ничего не могу сказать о плавучих садах. Надо порыться в Интернете.
— Ладно, — вздохнула Ангелина Львовна. — Кофе сварился. Давай, неси шоколад.
— Откуда ты знаешь, что у меня есть?
— Твой магический шар доложил, — засмеялась она. — Как только у тебя появляется шоколад или конфеты, он сразу приобретает оранжевый оттенок. Не будь жмотом, Самойленко.
— Шутишь?
— Ну… отчасти. К тебе сегодня поклонница приходила, пациентка Марина. Ей психотерапия не нужна. Ее ты интересуешь. Что она тебе каждый раз приносит в виде презента?
— Шоколад! — захохотал он. — Ты заметила?
— А то! Пропустить такое лакомство? Доктор проворно сбегал за шоколадом.
— На, ешь! — трагическим тоном вымолвил он, кладя коробку на стол. — Как это на тебя похоже, отобрать у человека последний кусок!
Пока Ангелина Львовна, ничуть не смущаясь, жевала шоколад, Самойленко напряженно размышлял.
— Слу-у-шай… кажется, я что-то вспомнил о плавучих садах. Если память мне не изменяет… такие сады были у этих, как их… индейцев.
— Каких индейцев? Истории про краснокожих я читала, но…
— Да нет! — перебил ее Самойленко. — Совсем не те индейцы. Те апачи, гуроны и могикане… А я имею в виду майя, инков и ацтеков. Заброшенные города в джунглях, пирамиды… император Монтесума.[7] Приключения испанцев и Кортеса…[8]
