Николас Блейк - Смертельный розыгрыш
— Вы получили сегодня утром анонимное письмо?— спросил я резко, обрывая его любезности.
— Мой дорогой Уотерсон,— ответил он, и в его певучем голосе прорезались надменные нотки,— приличия приличиями, но какое, собственно, вам дело, получил ли я анонимное письмо или нет?
— На имя моей жены пришла омерзительная анонимка. Она просто убита.
— В самом деле? Какой ужас! Очень вам сочувствую, но…
— Авторы анонимок редко ограничиваются одной жертвой.
— Ах, вот оно что. Вы опасаетесь повального бедствия. Нет, пока я не получил никакой анонимки. Не сомневаюсь, она еще придет позднее. Я был бы оскорблен, если бы меня обошли,— добавил он легкомысленным тоном. И тут на его лицо — лицо великовозрастного мальца из церковного хора — пала тень задумчивости.— А ведь это было бы подозрительно, если бы мне не прислали анонимки.
За его нарочитой беззаботностью я — или это мне показалось?— уловил болезненное любопытство. Однако проникнуть в глубь этих младенческих синих глаз было невозможно.
— А ваш брат? — спокойно спросил я.— Не получил ли и он анонимку?
— Понятия не имею. Берти — довольно скрытный человек в некоторых отношениях. Сейчас мы его спросим.
Берти все еще завтракал, просматривая расписание очередных бегов. Он небрежно кивнул мне в знак приветствия, и Элвин изложил ему причину моего прихода.
— Не знаю,— ответил он на мой вопрос.— Может, в одном из этих надорванных конвертов и лежит анонимка. Я думал, это все счета.
Среди конвертов оказался один с адресом, написанным крупными буквами. Я вытащил из него разорванную пополам игральную карту и передал ее Берти. Почему он не ощутил, что в конверте лежит что-то твердое? Странно. Или у него необыкновенно сильные пальцы, или же он начисто лишен любопытства, а может быть, и то и другое вместе.
— Так, так,— сказал он, складывая половинки.— Посмотри-ка, старина Элвин. Джокер.
Румяное лицо Элвина пошло белыми пятнами. Ярче обозначились красные жилки.
— Ну и дела!— проговорил он.
— Куры возвращаются на свой насест, а?— Во взгляде, которым Берти вперился в брата, я прочитал неприятно поразившее меня злорадство.
— Что же там сказано?
— Читай сам.
Элвин и я одновременно заглянули через его плечо. Записка, прикрепленная к карте, гласила:
ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПЛАТИШЬ ПО СЧЕТАМ
БЕЗМОЗГЛЫЙ БЛЯДУН?
— Впервые сталкиваюсь с таким способом выколачивать деньги из своих должников,— холодно заметил Берти.
Я с ужасом ждал продолжения. И оно не замедлило:
— За последние недели меня уже второй раз обзывают безмозглым. Если так пойдет дальше, у меня может возникнуть комплекс неполноценности.
— Вы получили… такую же… записку?-спросил Элвин в явном замешательстве.
— Письмо было адресовано моей жене… Да, тоже джокер с запиской.
— Теперь остается только сыскать этого гада,— позевывая, сказал Берти.— И тогда его карта бита.
— Советую тебе отнестись ко всей этой истории серьезно,— сказал Элвин.
— Ну, конечно, конечно.
— Почему бы тебе и правда не оплатить эти чертовы счета, как рекомендует анонимщик? Не хватит ли жить за…
— Положил я с прибором на все твои советы. И на его тоже!
Беспокойство Элвина сменилось яростью. Его просто трясло. С моей стороны было бы неблагородно воспользоваться в своих целях разладом между братьями, к тому же я изо всех сил старался скрыть собственную тревогу.
— Я считаю, это тот случай, когда надо обратиться в полицию,— вымолвил Элвин после долгого молчания.— Мы должны показать им все эти гнусные писульки вместе с конвертами.
— И вместе с картами, к которым они присобачены,— буркнул Берти из-за своей газеты.
— Естественно,— согласился Элвин.
— Не лучше ли выяснить сперва,— вмешался я,— кто еще в нашей деревне получил анонимки?
— Зачем?— спросил Берти.
— Чем больше вещественных доказательств, тем лучше. Получатели таких писем обычно рвут их на клочки. Поэтому надо действовать быстро.
— Великолепная мысль, мой дорогой Уотерсон. Что значит первоклассный интеллект!— К Элвину возвращалась его обычная живость.— А как ее осуществить?
— Вот телефон. Чего проще,— сказал Берти.
Я обернулся к Элвину.
— Согласен. Но я здесь человек новый. Думаю, позвонить следует именно вам.
Элвин не возражал, только попросил меня, чтобы я сам навел справки в Замке.
— Вы же знаете, мы не в ладах с Пейстоном.— Развивать эту тему он не стал, и я счел несвоевременным высказывать какие-либо подозрения по поводу недавнего розыгрыша. Я позвонил Коринне, она сказала, что Дженни еще спит. Я предупредил дочь, что иду в Замок; если будет необходимость, пусть позвонит туда.
Дворецкий провел меня в библиотеку; Роналд Пейстон сидел в дальнем ее конце, за большим письменным столом. Мне предстояло пройти довольно приличное расстояние. Я вспомнил, что такому же испытанию подвергал Муссолини всех, кому жаловал аудиенцию. Когда я наконец добрался до стола, Пейстон встал и вежливо приветствовал меня. Но в его глазах тлели зловещие искры, и эти искры разгорелись жгучим пламенем, когда я сообщил ему о цели своего прихода и упомянул о том, что поговорить с ним меня просил Элвин Карт.
— Ничего удивительного. Скорей всего, этот музейный экспонат, старый плейбой сам же и накатал письма.
— Вы тоже получили анонимку?
— Да.
— Надеюсь, вы ее не порвали? Чем больше таких улик, тем легче полиции будет установить…
— Разумеется, не порвал,— перебил он.— Люди моего положения часто получают анонимные письма. Многие не обращают на них внимания. Я считаю, это неразумно: по одной из ста анонимок можно догадаться, откуда дует ветер. Мой личный секретарь подшивает их в специальное досье.
Я просто оторопел, услышав это странное признание.
— Сдается мне, по характеру этих писем можно определить, кто их сочинитель,— сказал я.
— Очевидно.— По выражению лица Пейстона я понял, что он не терпит трюизмов.
— В тех двух письмах, что я видел,— на имя моей жены и Берти Карта,— нет никаких интимных или секретных сведений, ничего такого, что их автор не мог бы почерпнуть из разговоров со знакомыми, близкими и дальними, или же из местных сплетен.
— Тем труднее его разоблачить. Так получается?
Я пожал плечами.
— Надо было бы глянуть на другие письма. Это может навести на след. Или хотя бы снять подозрение кое с кого.
— Вы хотели бы прочитать полученную мною анонимку?
— Нет, конечно,— отозвался я, уязвленный скрытым намеком на то, что вмешиваюсь в чужие дела.— У меня нет ни малейшего желания…
Он снова не дал мне договорить — бросил передо мной игральную карту.
— Вот эта анонимка. Достаточно мерзкая. Но писал, безусловно, какой-то идиот.
Я прочитал:
СМОТРИ ЗА СВОЕЙ ШЛЮХОЙ СТАРЬЕВЩИК
УЖ БОЛЬНО ОНА СЛАБА НА ПЕРЕДОК
— Мой отец нажил состояние на скупке товарных излишков у правительства,— вдруг сказал Пейстон.
Я был чрезвычайно смущен — тем более что он, видимо, хотел бы знать мое мнение, голову мне сверлила одна-единственная мысль: «Правда ли то, что написано?» Наконец я взял себя в руки.
— Видела ли это… миссис Пейстон?
— Нет, разумеется.
Снова молчание.
— Может, и ей прислали такое письмо?
— Не знаю. Никогда не вижу ее по утрам.— В его голосе сквозило раздражение. Он стал не спеша наводить порядок на столе, руки его ничуть не дрожали.— Ну что, поможет вам это письмо?
— Поможет? В чем?
— Установить личность писаки.
— Пока трудно сказать. Но все три письма свидетельствуют, что это человек образованный.
— Почему вы так полагаете?
— Их лексика не похожа на, скажем, крестьянскую. А ваше письмо, при всей его непристойности, не лишено даже остроумия.
— Остроумия?— Голос Пейстона обрушился с тяжестью молота.— Вы находите в этой грязной писанине остроумие?— Его глаза метали гневные искры, как будто это я был анонимным автором.
— Я хочу сказать, что в нем чувствуется определенная живость ума. Богатая выдумка.
— Выдумка? Ну, чего-чего, а этого там пруд пруди. Намекать, что моя жена…— Он говорил захлебываясь, и я только сейчас осознал, какая ярость клокотала в нем все это время, и еще я подумал, что, будь он полностью уверен в жене, вряд ли он позволил бы себе взорваться.
— У меня есть еще одна причина предполагать, что анонимщик человек образованный.— Я рассказал о надписи, которую Дженни обнаружила на стене моего кабинета. Роналд Пейстон нетерпеливо махнул рукой, словно упрекая меня в многоречивости, а это и вправду мой недостаток.
— Что же вы советуете предпринять?— резко спросил он тоном начальника, обращающегося к подчиненному.
