Анна Данилова - Цветок предательства
– Постой… Куда ты дела Анатолия?
– А ты как думаешь?
Вероника с этими словами поднялась, махнув мне рукой, предложила следовать за ней. Сердце мое колотилось о грудную клетку. Вероника подвела меня к окну, распахнула его, высунулась глубоко наружу.
– Вон! Видишь?
Она отпрянула от подоконника, и я только тогда заметила на его белой плоскости розоватый мазок.
– Надо же, я же вытирала… Значит, просмотрела… – сокрушалась Вероника.
Я выглянула в окно и увидела внизу, в густых кустах тело.
– Его звали Саша, – сказала Вероника.
– Хочешь сказать, что ты и Анатолия тоже… туда?
– А что делать-то? Ночью подгоню машину и вывезу его за город на свалку. Там одно место такое есть… но тебе это не нужно знать… Их никто не найдет.
– Ты сказала, что этот парень – третий.
– Диму тоже застрелили. И ведь прямо на моем пороге. Это меня так наказывают. Знаешь, что я тебе скажу, когда у человека с мозгами не в порядке, что с него взять?
– Кто тебя наказывает? Кто их убивает?
– Тебе этого не надо знать. Я и так много рассказала. Но не думаю, что ты пойдешь и заявишь на меня в полицию. Ты не такая. Я же вижу.
– А ты не боишься, что тебя арестуют, повесят на тебя все эти убийства?
– Боюсь, конечно. Но еще больше я боюсь, что и меня вот так же, из пистолета с глушителем. Вот.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Чем?
– А эти цветы откуда? Кто тебе их присылает? И зачем так много?
– Вот и я тоже спрашиваю себя, зачем столько цветов? Но это не у меня нужно спрашивать…
– Это Шитов? Максим?
Вероника посмотрела куда-то сквозь меня, словно прошила своим острым взглядом.
– Тебе пора идти. Спасибо за помощь.
– А кто такой Ефим?
– Он слился. Поэтому это уже не важно.
– Ты не знаешь, где я могу найти Макса? Мне нужно с ним встретиться.
– Ты бессмертная, что ли? Иди. С Максом ей нужно встретиться… Забудь ты про него. И про меня тоже.
Она меня почти вытолкала, нежно так. И взгляд у нее при этом был грустный-грустный.
Совершенно сбитая с толку, потрясенная услышанным и увиденным, я спустилась вниз, вышла на свежий воздух и поежилась от холодного ветра.
Что это было? Кто такая Вероника? Трупы… Три трупа, три убийства. Куда я вляпалась?
И тут, вспомнив, что я все еще в «бахилах», я сорвала их с ног, скомкала и выбросила в кусты. На противоположной стороне дома, тоже в кустах, коченело тело молодого парня. «Его звали Саша».
А может, мне все это приснилось. Это же полный бред! Все смешалось в голове: Шитов, букеты, Вероника…
Я бросила последний взгляд на какой-то очень тихий, словно вымерший, дом и быстрым шагом бросилась от него прочь.
9. Максим
Теперь она стала собирать фиалки. Она составляла из них огромные букеты, которые прижимала один за другим к груди… Потом набросилась на гвоздику и стала рвать и распустившиеся цветы, и бутоны, связывая гигантские снопы белой гвоздики, напоминавшей чашки с молоком, и красной гвоздики, походившей на сосуды с кровью. Потом Альбина совершила набег на левкои, ночные фиалки, гелиотропы, лилии…
Э. ЗоляЯ мог бы ее отравить, скажем. Подсыпал бы ей в бутылку с виски отраву, и все, всем было бы от этого легче.
Или выбросил бы ее из окна, как ненужную вещь. Нет, не так. Как опасную змею, избавился бы от нее, чтобы она не укусила никого.
Конечно, проще всего было бы дать ей денег, чтобы она уехала. Но тогда страдал бы другой человек, близкий мне человек, чего я не мог допустить.
В сущности, он страдал бы в любом случае. Если бы Вероника умерла или уехала. Ему без разницы.
Я не знал, что мне делать. Конструкция наисложнейших человеческих отношений, частью которой я являлся, не позволяла мне пока ничего менять. Пока. Но когда-нибудь, и я очень на это надеялся, все изменится, и я наконец обрету свободу.
Пока что мне представилась возможность поближе познакомиться с Еленой. И именно этим я жил все последующие после нашего свидания часы.
Я действовал быстро, аккуратно. Заказал машину и перевез поближе к моей возлюбленной вещи. Вот она удивится, подумал я, когда увидит, что я уже переехал. Она оценит этот мой поступок, как оценила, вероятно, и то, с какой легкостью и готовностью я решил снять квартиру ее подруги. Я действовал с пылом и азартом человека, возомнившего себя освобожденным от крепких пут, и даже не представлял себе, куда меня все это может завести.
Казалось бы, я действовал правильно. Я все делал так, как следовало делать. Я, наконец, решил приблизить к себе эту женщину с тем, чтобы потом сделать ее частью своей жизни. Я понимал, что рано или поздно она, конечно, обо всем узнает. И, скорее всего, примет за меня радикальное решение порвать со всем тем, что держит меня сейчас в состоянии, близком к плену. Если бы мне рассказали эту историю и если бы кто-то спросил у меня совета, как поступить в этом случае, я, не задумываясь, предложил бы один-единственный вариант: закончить эту историю, пока не поздно. Вот просто отрубить, и все. Однако сказать легко, а вот совершить поступок, который может разбить кому-то сердце, сложно.
Я долгое время жил наедине со своей проблемой, и, быть может, именно тогда наступил тот момент, когда я почувствовал острую необходимость рассказать кому-то о том, что меня мучает. Безусловно, я понимал, что не имею права навешивать на кого-то, а тем более на женщину, свои проблемы, но узнать хотя бы мнение другого человека мне было на тот момент просто необходимо. Стыдно признаться, но к тому времени, как я встретился с Леной в ресторане и понял, что не ошибся в своих чувствах, что мне с этой женщиной хорошо и спокойно, что мое чувство к ней живо, я ослабел эмоционально настолько, что нуждался в женской ласке и поддержке. Мне казалось, что Лена, вполне здравомыслящая, работающая, самостоятельная женщина, у которой за плечами был кое-какой жизненный опыт, с легкостью распутает мои психологические узлы, и все встанет на свои места, а я смогу зажить полноценной жизнью.
Получалось, что те ландыши, которые я ей подарил, явились для нас с Леной знаком сближения, первым движением навстречу друг другу.
Это с женщинами другого сорта я легко вступал в связь и находил слова, чтобы познакомиться, напоить, пригласить к себе домой. С этой же женщиной, которую я выбрал себе в жены, вернее, которую я полюбил всем сердцем, я подчас не знал, как себя вести. Очень боялся показаться грубым или слишком простым. Быть может, поэтому я так поторопился переехать в ее дом, быть поближе к ней.
Я никогда не забуду тот день. Можно было даже назвать его счастливым днем, ведь мне все удавалось, я уже переехал тогда в «гусаровскую» квартиру, и, еще не расставив мебель, которую мне привезли в целости и сохранности, не разобрав коробки с вещами, я уже накрыл стол на кухне и поставил бутылку шампанского, чтобы отметить новоселье.
И к Веронике я в тот день не собирался, не хотел омрачать свою радость.
И вот когда я, немного прибравшись в новой квартире, принял душ и пошел в спальню, чтобы немного отдохнуть и обдумать предстоящий вечер, Вероника сама позвонила мне.
Она была пьяна, едва ворочала языком, говорила что-то о какой-то женщине, влюбленной в меня, которая приходила к ней и увидела «то, что ей не надо было видеть». Я, не очень-то расположенный к разговору с ней, спросил, что случилось и что та женщина увидела. И, главное, не путает ли она чего, какая еще женщина могла интересоваться моей особой. На что Вероника объяснила мне, как могла, что женщина была красива, но «полная дура». Еще она сказала, что эта женщина мыла полы в подъезде и что теперь весь подъезд «воняет хлоркой». Я сказал Веронике, чтобы она завязывала с алкоголем, и отключился. Но она позвонила снова и сказала, что у нее проблемы. Что ей нужно, чтобы я приехал вечером, чтобы я был трезвый и мог вести машину. Что «это дело жизни и смерти». Учитывая, что Вероника никогда прежде не пользовалась такими драматическими фразами, я предположил, что, вероятно, на самом деле случилось что-то экстраординарное. Тем более та женщина мыла полы в подъезде. Вот только почему в подъезде, я не понял.
Надо знать Веронику, совершенно не приспособленное к реальной жизни существо, чтобы понять, что в ее квартире приключилась микротехногенная катастрофа. Вот и все.
– А что твой Ефим? – спросил я, с трудом произнося это имя. Меня просто воротило от всех этих подробностей ее личной жизни. Старик Ефим, которого я никогда не видел, но о существовании которого знал, – почему она не звонит ему, пусть он пришлет кого-то из своих людей, которые починят ей трубу, розетку, я не знаю, что там еще…
Она сказала с ленивой и капризной злостью, что «Ефим, гад, слился».
