Елена Михалкова - Иллюзия игры
– Стану, дети мои, уважаемым человеком… – мечтательно говорил Паулс, и на его худом вытянутом лице, по которому, словно следы от потоков слез, тоненько струились шрамы, появлялось мечтательное выражение. – Горничные у меня будут вышколенные, номера – чистейшие. Лучший, на пятом этаже, с видом на море – мой. А в номере – джакузи!
– Зачем тебе джакузи, если рядом море? – усмехнулся Арнольд, услышав это.
– Не переношу морскую воду, – поморщился Паулс. – Это для кефирников.
– Кто такие кефирники? – тихо спросил Андрей у Юрки.
– Бздыхи, – так же тихо пояснил тот и, взглянув на непонимающее лицо Бондарева, добавил: – Ну, отдыхающие. Курортники.
– Почему бздыхи? – рассмеялся Андрей.
– А фиг его знает почему. Так в Сочи всю жизнь, сколько себя помню, туристов называют.
Марк рассчитал, сколько ему не хватает для покупки вожделенной гостиницы, и планировал осуществить лучшую сделку своей жизни, распотрошив пару московских казино. Поэтому теперь он пребывал в бешенстве. Понимая это, члены группы старались не попадаться ему под горячую руку.
Вернувшись из кухни, Бондарев вытер лужу, натекшую с дождевика, и открыл ноутбук, задумчиво рассматривая какие-то фотографии.
– Марк, похоже, имеется тема, – сказал он наконец. – Погляди сюда…
Паулс не двинулся с места, и тогда Андрей сам перебрался к нему за стол.
– Есть такой банк, – неторопливо сказал он, будто бы не замечая пренебрежительного отношения Марка. – Называется «Азия-банк». У него филиал в Алтуфьево. Я там раз пять проезжал.
Паулс ничем не показал, что слышит его слова.
– В этом банке работают очень легкомысленные люди, – продолжал Бондарев. – Филиал снимает помещение на первом этаже жилого дома. Рядом – продуктовый магазин и аптека. Есть главный вход, через который в банк попадают клиенты, а есть черный, через который заходят сотрудники и охрана.
Марк молчал. Но Юрка и Васька, сидевшие на подоконнике, стали кидать карты медленнее.
– Во внутреннем помещении трое охранников и всегда есть клиенты. Но у черного входа охранник всего один. И я пару раз видел, как он курит у дверей снаружи.
– Ну и что это значит? – не выдержал Василий.
– Это значит, что у них очень паршиво с дисциплиной, – повернулся к нему Бондарев. – Я сделал несколько снимков, можешь посмотреть…
– Не смотри, – буркнул Паулс, не поднимая головы. – Снимки он сделал! Из машины фотографировал, корреспондент? Засветил тачку. Забудь о своей теме.
– Машину я оставлял на соседней улице, – нимало не обидевшись, ответил Андрей. – Шел пешком, останавливался, будто прикурить. И снимал. Пару раз щелкнул из-за букета цветов – вроде как я на свидание с девушкой иду и остановился, чтобы розу поправить. Камера, конечно, мыльница, но кое-что понять можно.
Марк посмотрел сначала на мальчишку, потом перевел взгляд на экран компьютера.
– Вот, смотри, – обрадовался Андрей. – Все очень просто: из черного хода через служебное помещение можно попасть в главный зал, но можно завернуть раньше – и тогда ты окажешься там, где сидит кассир.
– Не окажешься. У кассира впереди бронированное стекло, а сзади укрепленная дверь. Если очень повезет, можешь вломиться к оператору, но в таких небольших банках у операторов не бывает больше двухсот – трехсот штук. У него много не возьмешь. Забудь, малыш, иди вари суп.
Василий обидно засмеялся.
– Расклад по комнатам я сделал для полноты картины, – негромко сказал Бондарев. – А коридор сфотографировал, чтобы понять, где стоят камеры слежения. Так вот: они стоят перед дверью кассира и входом в служебное помещение. Над дверью черного входа камер нет.
Василий перестал смеяться и уставился на Андрея:
– И что с того?
– Утром приезжает инкассаторская машина, которая привозит деньги в банк. Вечером она приезжает снова и увозит дневную выручку банка. В машине всегда двое инкассаторов, которые показывают охраннику документы и проходят внутрь.
– И еще водила, который торчит за бронированным стеклом и может открывать огонь на поражение, – подал голос Арнольд, спустившийся со второго этажа. – Он наблюдает за своими и, случись что, придет на помощь.
– Если у него будут причины приходить им на помощь, – возразил Андрей. – Но если он видит, что инкассаторы благополучно зашли в банк, то вряд ли он будет выскакивать из машины и мчаться за ними, стреляя налево и направо. Глупо было бы, правда?
Наступило молчание.
– Один охранник? – вдруг переспросил Марк.
– Да. Обрати внимание, как на снимках стоят машины. Нам нужно будет встать здесь и здесь. – Андрей показал. – Мы перегородим дорогу, чтобы инкассаторская машина не могла подъехать вплотную. Такое частенько бывает, на это никто не обращает внимания.
– Нам понадобятся две дополнительные машины, – буркнул Паулс.
– А Василий на что? Если навыков не утратил, конечно.
– Уж я-то сделаю! – бросил уязвленный Храпов, когда-то занимавшийся угоном автомашин. – В лучшем виде!
– Тогда тем более нет проблем. Оружия не надо, трупов не будет, никого не засветим. На всю операцию – максимум двадцать минут.
В комнате снова повисла тишина. Четверо мужчин изучали выведенный на экран фотоснимок обычного двора с козырьком подъезда над ним. Паулс первым нарушил молчание.
– Я смотрю, ты все продумал, умник, – совсем другим тоном сказал он. – Давай выкладывай твой план целиком.
Три недели спустя
Операция была назначена на понедельник. В субботу вечером, рассевшись вокруг стола, все повторили в десятый раз. Каждый отчитался за свою часть работы.
– Василий ждет в машине, Арнольд с Марком – запасные в фургоне, мы с Юрой работаем на входе. – Андрей расставил на столе фигурки, сделанные из пластилина. – Если не можем подъехать, разворачиваемся и уезжаем. Рисковать нам ни к чему: если не получится с этим банком, получится с другим. Согласны?
Все, кроме Марка Паулса, кивнули. Тот про себя забавлялся, наблюдая за мальчишкой, но не мог не признать, что мозги у него работают отлично.
По молчаливому соглашению подготовкой и контролем операции Бондарев занимался, не выходя из дома. По вечерам от скуки он гонял на своем мобильном телефоне каких-то червячков, азартно вопя каждый раз, когда червячок врезался в стену. «Умник-умник, а дурачок, – высказался Василий, застав Бондарева за этим занятием в первый раз. – Как пацан, чесслово!»
Каждый день на протяжении трех недель Арнольд и братья Храповы по очереди несли вахту: дежурили возле банка, отмечая смену охраны и время приезда инкассаторов. Они выбрали охранника, который обещал доставить меньше всего хлопот, а Василий облазил все окрестные дворы, намечая возможные пути отхода, если что-то пойдет не так.
– Фургон подготовлен? – спросил Андрей.
– Все проверено: номера, лобовуха, двери, – лениво отчитался Арнольд.
– Юр, форма?
– Три комплекта в фургоне, шеф! – отрапортовал тот, шутовски отдав честь.
– Надо сюда их принести и завтра весь день разнашивать.
– Это еще зачем? – удивился Юрка.
– Затем, что свеженадетая форма отличается от поношенной! Ты думаешь, охранник в новенькой форме щеголяет, только со склада?
Юрка почесал в затылке и вынужден был признать правоту Бондарева:
– Ну ты, блин, голова… Умный! Усё, шеф, меня уже здесь нет!
Он лихо отсалютовал и промаршировал к двери. Андрей усмехнулся, глядя ему вслед.
Из всей группы Юрка был самым легкомысленным и дурашливым. Выглядел он всегда простовато, и небритая его физиономия в российских реалиях вписывалась в любую окружающую среду, будь то сельпо в глухой провинции или казино в столице. От остальных членов группы Юрку отличало непритворное добродушие. Бондарев никак не мог понять, каким образом младшего Храпова занесло в банду Паулса. Решил, что Юрий из тех, кого всегда несет по течению. Марк подхватил его – и на берег Юрке уже не выбраться.
Его брат Василий обыкновенно бывал мрачноват и угрюм, как мужик с похмелья, но эта угрюмость могла мгновенно смениться какой-то лихой, разухабистой веселостью. Но даже когда он веселился, из глаз не пропадала злость, словно и радовался он кому-то назло.
Расслабленный Арнольд, в отличие от Юрки, привлекал к себе внимание везде, где бы ни находился. Слишком красив, ярок, настоящая редкая птица. Если его спрашивали, чем он занимается, Арнольд сообщал, что он – дизайнер, и эта профессия ему очень шла. Смотря на него, Андрей всегда удивлялся, что связывает такого человека с Паулсом.
В Марке постоянно ощущалось сильнейшее напряжение, которое изредка прорывалось, как накопившийся гной, и выплескивалось на окружающих. Этих вспышек боялись все, потому что Паулс становился неуправляем. Узкие глаза тускло сверкали на смуглом лице, губы кривились, придавая бесстрастному лицу циничное выражение, а пальцы правой руки сжимались, будто Марк тренировался с эспандером. Эти конвульсивные сжатия больше всего не нравились Андрею.
