Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
— Я вас не понимаю, — рассеянно пробормотал Карло.
— Вы думали, что ваш отец проводит время с миссис Перальтой, так?
Карло часто заморгал:
— Так я считал.
— Почему же вам в голову не пришла мысль о ворах?
Вид у Карло был совершенно ошарашенный.
— Я точно не помню, что мне тогда пришло в голову. Я торопился.
— И вы ничего не сказали отцу об этом эпизоде? — задушевно пропел Салинас. — Потом, когда физически увидели его.
— По-моему, нет, — смущенно проронил Карло.
— По-моему, тоже нет, Карло. Потому что все это вы выдумали, чтобы выгородить отца, не так ли?
Джозеф Дуарте скептически разглядывал Карло, который продолжал смотреть Салинасу в глаза.
— Нет, — бросил он. — Я ничего не выдумываю.
— Нет? Когда вы вернулись домой, в половине первого ночи, вы случайно не поинтересовались у отца, как он провел тот вечер?
— Не помню.
— А он не говорил вам, что почувствовал себя плохо и решил остаться дома?
— Я не помню.
Обвинитель недоуменно покачал головой.
— А может, он просто приказал вам сказать в суде неправду ради его спасения?
— Нет. — Голос Карло дрожал от возмущения. — Отец никогда не стал бы заставлять меня лгать.
Крис подумал, что сын только что пожертвовал частичкой самого себя ради отца.
Салинас недоверчиво покачал головой, переведя взгляд на Паже.
— Больше вопросов не имею.
Крис под столом стиснул колено Кэролайн:
— Вытащи его. Сейчас же.
Женщина не шелохнулась.
— Я не могу, — шепотом произнесла она. — Иначе он поймет. Ты что, хочешь его погибели?
— Мисс Мастерс, — обратился к ней судья Лернер.
Кэролайн в отчаянии повернулась к Паже.
— Карло хотел что-то сказать. Ради него, пусть он скажет то, что хотел.
Глядя мимо нее, Паже смотрел в обращенные к нему глаза сына, в которых застыл немой вопрос — прав или нет? Улыбнувшись ему, Паже шепнул Кэролайн:
— Только прошу тебя — побыстрее.
Кэролайн встала и уверенно направилась к Карло.
— Что за человек твой отец? — спросила она.
Подросток глубоко вздохнул, словно освобождаясь от невидимого бремени, и произнес:
— Он классный отец.
Салинас незамедлительно вскочил с места.
— Ваша честь, хороший ли мистер Паже отец или нет — это не имеет отношения к убийству Рикардо Ариаса.
— Тем не менее, — Кэролайн обращалась к судье Лернеру, — если пойти на поводу у мистера Салинаса, вполне правомерно обвинять Карло Паже — абсолютно бездоказательно — в растлении несовершеннолетней с тем, чтобы представить это в качестве мотива, толкнувшего его отца на убийство. Самое малое, что может позволить себе суд, это, по крайней мере, позволить мальчику сказать, что отец любит его и что он добрый и честный человек. Это согласуется как с нормами доказательного права, так и с нормами элементарной порядочности.
Лернер кивнул.
— Согласен. Продолжайте, мисс Мастерс.
Кэролайн вновь повернулась к Карло.
— Карло, почему ты считаешь Криса хорошим отцом?
— Он постоянно находился рядом. — Карло говорил хрипловатым от волнения голосом. — Я всегда понимал, как много я для него значу.
Мастерс мягко улыбнулась ему.
— Что значит «постоянно находился рядом»?
— Возил в школу, приходил ко мне на соревнования, гулял со мной, разговаривал. — Карло видел перед собой испытующий взгляд Джозефа Дуарте. — Но не только. Просто он мой папа — вот и все. Он никогда не выходит из себя и во всем откровенен со мной. Я не знаю, что бы я без него делал.
— Когда ты стал жить у отца?
— Когда мне было семь лет. — Казалось, Карло до сих пор вспоминает об этом, как о чуде. — Я тогда жил у бабушки и дедушки — маминых родителей. Однажды папа приехал и забрал меня. С тех пор мы живем вдвоем.
Паже прекрасно помнил тот день в Бостоне, когда он нашел Карло в полутемной гостиной жалкого дома, принадлежавшего отцу Мэри Карелли. Он сказал Карло, что он его папа и что теперь все будет хорошо.
— А как тебе жилось до того дня? — спросила Мастерс.
Паже отцовским сердцем почувствовал, что это порочный вопрос: заброшенные дети склонны вставать на защиту своих родителей, в них срабатывает некий защитный рефлекс, предохраняющий от суровой действительности. Однако в немалому удивлению Паже, Карло произнес:
— Тогда я был еще слишком мал. Но я помню, что мне было не очень-то сладко.
— Почему?
Карло мельком взглянул на Паже.
— Потому что все самые радостные воспоминания для меня связаны с моим отцом.
Салинас вновь поднялся с места.
— Мисс Мастерс, я верю, что Карло Паже любит своего отца. Уж это-то он доказал, даже если ничего другого доказать ему не удалось. Но мы отклонились слишком далеко в сторону.
Кэролайн обратилась к Лернеру за поддержкой:
— Ваша честь, если вы позволите, я докажу уместность моих вопросов.
Лернер кивнул.
— Продолжайте.
Кэролайн выдержала паузу, притягивая к себе взоры присяжных, затем грустно взглянула на Карло.
— Ты говоришь, что папа всегда был рядом с тобой. Ты, должно быть, хорошо его знаешь: можешь ли ты представить себе, что он способен совершить нечто такое, что поставило бы под угрозу вашу совместную жизнь?
Какое-то смятение на мгновение отразилось в глазах Карло. Паже был уверен, что только он различил этот взгляд, неизмеримой болью отозвавшийся в его сердце. Последний раз он видел Карло таким несчастным и беззащитным много лет назад.
В следующую секунду к Карло вернулось самообладание, и он, глядя в глаза Кэролайн, твердо ответил:
— Нет. Я не могу такого представить.
12
Денис Харрис сидела неподалеку от Елены Ариас, наблюдая, как та играет с тряпичной куклой, которая пришла на смену пластмассовой «Терезе», и размышляла о черной собаке, по ночам преследовавшей девочку.
Елена еще ни разу никому не рассказывала о своем кошмаре. Но прошедшей ночью, проснувшись вся в слезах, впервые призналась Терри, что боится черную собаку. Это подтверждало догадку Харрис, которая считала, что объяснение хроническим кошмарам Елены, как и самой Терри, следует искать в перенесенной ими душевной травме. Теперь появились первые признаки того, что скрытые страхи девочки начинают выходить за пределы подсознательного.
Сейчас Елена играла на ковре в офисе Харрис, залитом лучами полуденного солнца. Ее мать дожидалась в приемной, изучая показания свидетелей. Харрис рассчитывала увидеть ее изможденной и опустошенной. Однако, когда утром они говорили по телефону, Харри показалось, что Терри настроена весьма решительно и хотела только одного — докопаться до истинного значения терзавших Елену кошмаров. Денис Харрис мало что знала о Терезе, но могла сказать наверняка: Елена была для нее превыше всего, и она не остановится ни перед чем, чтобы ее дочь вернулась к нормальной жизни.
— Тереза устала, — сказала Елена про куклу. — Она хочет отдохнуть.
Так дети, изображающие сценки из семейной жизни, говорят своим куклам, принимая на себя роль их родителей. Однако девочка произнесла это дрожащим голосом, словно предчувствовала недоброе. Харрис показалось, что в словах Елены есть скрытый подтекст, который она пока не в состоянии расшифровать. Девочка положила куклу на спину, потом задумалась и перевернула на живот — кукла словно уткнулась лицом в мягкий ковер. Обращаясь к самой себе, Елена объяснила:
— На улице разбойники.
Харрис придвинулась ближе.
— Может, ей станет спокойнее, если рядом будет спать крокодил.
Девочка молчала. Потребовался целый сеанс, чтобы она привыкла к присутствию этого персонажа, и его роль защитника все еще вызывала в ней смутную тревогу. Денис осторожно положила фигурку крокодила рядом с куклой.
— Теперь Тереза в безопасности, — успокоила она. — И может спать сколько душе угодно.
Елена нахмурилась и протянула руку к кукле; Харрис подумала, что ей вдруг стало страшно и она решила поиграть во что-то другое. Но девочка только перевернула куклу на спину и поправила надетое на нее красное платьице. Девочка настороженно взглянула на Харрис и произнесла:
— Тереза спит.
Доверившись инстинкту и профессиональному опыту, Харрис сидела не шелохнувшись. Она видела, что Елена взвинченна; напряженный голос, недоверчивый, исподлобья взгляд, от которого становилось не по себе. Довольно долго — или это только показалось Денис — Елена оставалась неподвижна.
Харрис украдкой посмотрела на часы; через двадцать минут к ней должен был прийти очередной пациент. Но ей не оставалось ничего другого, кроме как сидеть и ждать.
Елена, словно боясь дышать, взглянула на нее исподтишка. Еще минуту она сидела не шевелясь, потом протянула руку и взялась за подол кукольного платья.
