Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
— Совершенно верно.
— Ах, она, бедняжка, будет очень довольна! А что в другой коробочке?
— Пара сережек для вас, Марианна.
Служанка покраснела до корней волос. Овид открыл второй футляр, и Марианна вскрикнула от восторга.
— Но они просто чудесные! Вы, конечно же, шутите, утверждая, будто решили подарить их мне.
— Вовсе не шучу; я просто счастлив сделать вам что-то приятное.
— О! Спасибо, господин Пьер! Спасибо! Вы так любезны! Наряжаясь для банкета, непременно надену их…
Служанка закрыла коробочку, положила ее в карман и сказала:
— Господин Пьер, я очень люблю, когда все веселятся. Вы ведь сумеете гостей развеселить, правда? Так, чтобы все принялись шутить?…
— Все будут отчаянно веселиться.
— И даже мамаша Лизон?
— Мамаша Лизон — не меньше остальных.
— Здорово было бы; но все-таки я думаю, что вряд ли вам это удастся. У нее всегда такой похоронный вид. Ее просто невозможно развеселить.
— Не так уж это и сложно, Марианна, главное, чтобы вы сами этого захотели. Просто нужно устроить так, чтобы она оказалась немножко под мухой…
— Но я не стану спаивать ее.
— А вам и не придется спаивать ее!
— Тогда что же от меня зависит? Что мне нужно сделать?
— Все очень просто. После кофе все будут пить ликеры, ведь так?
— И после, и вместе с кофе, и даже до. У нас на банкете всего будет вдоволь.
— Тогда мы сейчас обо всем договоримся. После кофе я объявлю, что решил всех угостить по случаю знакомства; предложу мамаше Лизон свой подарок, и ей нальют стаканчик настоящего шартреза. Так вот: вам нужно отставить один графинчик в сторонку и влить туда ложечку специального ликерчика, который я принес.
— А вдруг ей, бедняге, плохо от этого станет? — воскликнула Марианна.
— Плохо! Да Господь с вами! — возмутился Соливо. — Она просто-напросто сразу же развеселится и примется шутить направо и налево.
— Вы уверены в том, что это ни в коем случае не повредит ей? — упорствовала Марианна.
— Да матерью родной поклясться готов; слово дижонца!
— Ну, тогда будь по-вашему!
— Когда я встану, вы будьте наготове, — продолжал Овид, — как только я прикажу принести ликер, дабы «обмыть» подарок, вы нальете стаканчик для мамаши Лизон.
— А может, и остальным налить? — предложила служанка. — Забавно, наверное, получится!
— Нет, тогда станет слишком уж шумно: все примутся кричать и шутить наперебой.
— И правда. Тогда я в каждую руку возьму по графинчику и налью специального ликера только мамаше Лизон; никто и не заметит. И где он, ваш ликер?
— Принесите графин шартреза; я сам все сделаю, а то вдруг вы вольете слишком много. Тогда ничего не получится: она сразу же уснет.
Служанка принесла маленький графинчик с шартрезом. Овид уже достал из кармана пузырек. Он отлил примерно с рюмку и вылил туда столько же канадского зелья. Затем поболтал графин, чтобы все как следует перемешалось, заткнул пробкой и сказал, протягивая Марианне:
— Только смотрите, не перепутайте с другим!
— Не бойтесь, — ответила девушка, спрятав графинчик в карман. — Я знаю, куда его убрать, и ничего не перепутаю.
Овид потер руки от удовольствия.
— Ей-богу, мы тут здорово повеселимся! — радостно воскликнул он.
Аманда все прекрасно слышала. И при этом поочередно испытала и удивление, и ошеломление, и даже ужас, ломая голову над тем, что же это за мамаша Лизон и с чего вдруг Овиду понадобилось подливать ей того ужасного зелья, из-за которого сама она в Буа-ле-Руа чуть на тот свет не отправилась. Что за преступление он теперь замышляет? Какие чудовищные планы вынашивает? Вдруг она быстро подняла голову, и лицо ее приняло решительное выражение, а глаза воинственно сверкнули. Из-за шторки она взглянула на Овида: тот как раз встал и закурил сигарету. Затем он вышел из обеденного зала и, пройдя через лавку, оказался на улице.
Аманда проводила его взглядом. Она видела, что он уходит, но даже не шелохнулась. Марианна тем временем принялась убирать со стола, за которым только что обедал Овид. Аманда подошла к приоткрытой форточке и тихонько окликнула ее:
— Марианна!
Служанка, оглянувшись по сторонам, удивленно спросила:
— Кто меня зовет?
— Я… я в кабинете. Вы можете зайти ко мне на минутку? Мне нужно вам кое-что сказать.
— Сейчас.
Аманда прикрыла форточку и опустила шторку. Вошла Марианна.
— Вы звали меня, сударыня?
— Да, милая.
— К вашим услугам. Так о чем речь?
— Сейчас все объясню. У вас тут сегодня будет какой-то праздник?…
— Да, банкет в честь Лиз Перрен — тут ее все называют мамашей Лизон. Она разносчица хлеба и очень славная женщина; в прошлую субботу ее чуть не раздавило сорвавшейся строительной люлькой. Все здешние подмастерья, разносчики и разносчицы хлеба очень любят мамашу Лизон, поэтому они решили сброситься и устроить настоящий банкет в ее честь…
— А вы сама, Марианна, вы ведь тоже, наверное, любите ее?
— Конечно, люблю! Она такой хороший человек!…
— Прекрасно! Тогда вы, Марианна, не сделаете того, что предложил вам человек, с которым вы только что разговаривали…
— А вы откуда знаете? — ошеломленно проговорила служанка.
Госпожа Аманда, указав в сторону стеклянной перегородки, сказала:
— Форточка была открыта, и я все слышала.
— Тогда вы, сударыня, должны были понять, что речь идет о самой обычной и совершенно безобидной шутке. Мы просто хотим развеселить мамашу Лизон, а то у нее всегда такой мрачный вид…
— Я знаю, Марианна, что намерения у вас самые добрые; но все же вы должны отказаться от своего замысла.
— А почему? Вы думаете, что дижонец влил в графин какую-то гадость и мамаше Лизон станет плохо?
— Я знаю, что сделал он это отнюдь не с целью развеселить несчастную женщину.
— Значит, вы знакомы с дижонцем?
— Да, я хорошо знаю его и всем, что только есть на свете святого, готова поклясться, что этот человек вынашивает самые черные планы. И умоляю вас: не надо помогать ему.
— Самые черные планы? — задрожав, воскликнула девушка.
— Да, Марианна… Хотите заработать двести франков и предотвратить эту чудовищную затею?
— Да, сударыня, очень хочу; и не столько из-за денег, сколько ради того, чтобы не допустить зла. Я ведь думала, что господин Пьер — просто хороший человек, и даже приняла от него подарок!…
— Подарок оставьте себе.
— Ах, разбойник! Задумал устроить гадость мамаше Лизон, а меня своей сообщницей сделать! Если бы я только могла отплатить ему той же монетой, чтобы он сам в переплет попал!
— Вы можете так и сделать, Марианна… это очень просто. Вы поднесете ему то самое зелье, которое он приготовил для разносчицы хлеба…
— Ой! Вот это мысль, сударыня, просто замечательная мысль! И пусть с ним самим случится то, что он хотел сделать с мамашей Лизон…
— Количество жидкости, влитое им, может оказаться опасным для женщины, но никак не для мужчины, — заметила Аманда. — А когда он выпьет, Марианна, вы убедитесь, насколько «добрыми» были его намерения. Он быстро опьянеет, а затем ему захочется обо всем рассказать: он просто не сможет молчать. И тогда он во всеуслышание признается в том, что и почему собирался тут устроить… Этот дижонец — враг мамаши Лизон. Почему? Я ничего не знаю, но уверена, что дело обстоит именно так! И нельзя допустить, чтобы несчастная женщина угодила в подло расставленную им ловушку…
— Хорошо, сударыня; я обещаю вам, что мамаше Лизон и капли не достанется — разбойник сам все выпьет! Но что же он за прохвост?… Нужно предупредить хозяйку…
— Не стоит этого делать: его прогонят, и мы тогда так ничего и не узнаем.
— И правда… Значит, нужно, чтобы он выпил, и можете не сомневаться: выпьет как миленький.
— Вы хорошо помните все, что он велел вам сделать? — спросила Аманда.
— Да, сударыня, не беспокойтесь. Вот увидите. А как же вы это увидите?
— Я буду здесь, в кабинете. И прошу вас в строжайшем секрете держать все, о чем мы только что говорили.
— Можете на меня положиться.
Аманда достала из бумажника две стофранковые купюры и протянула их служанке.
— Вот то, что я обещала, — сказала она.
Марианна оттолкнула ее руку, воскликнув:
— Не надо, прошу вас! Нельзя брать деньги за доброе дело; мы же решили разоблачить негодяя…
— Хорошо, девочка моя, вы совершенно правы. Но деньги все-таки возьмите. Если хотите, можете отдать их разносчице хлеба, мамаше Лизон, она ведь наверняка небогато живет. Я вернусь сюда в полдень и закажу обед. Устройте же так, чтобы дижонец меня не увидел.
— Он не сможет вас увидеть; я скажу хозяйке, что кабинет заказан.
Договорившись обо всем, Аманда ушла из лавки. Как только она вышла, хозяйка позвала Марианну. Служанка поспешила к ней.
— Что ты так долго делала в кабинете, лентяйка?
— Беседовала с одной дамой; она сама позвала меня и дала мне вот это…
