Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
— Боишься их, что ли?
— Не то слово! Хорошо, они не выползли, а то я там бы и остался.
— Тоже мне, мужик. Да я ребенком таскал их за пазухой. Сеструха даже проглотила одну…
— Прекрати!
— Не сойти мне с этого места, если. вру! Она спала в саду с открытым ртом, и змея залезла ей в глотку…
— Кончай! Чокнулся, что ли? Я ж могу кишки выблевать!
— Погоди, дай расскажу, как ее вытащили. Беглый ускорил шаг, Димок засеменил следом.
— Привязали ее ногами к балке. А на пол поставили таз с горячим молоком. Змея почуяла и…
Силе позеленел:
— Как двину! Нарочно измываешься? Я же их не выношу! Даже в кино, когда показывают змей, отворачиваюсь.
— Не заливай!
— У каждого свой пунктик, у меня — змеи и мыши…
— Ну, уморил! — Однако Димок тут же вспомнил: — А ты мне плел, будто намылился туда, где не ступала нога человека. Что б ты, братец, делал в пустыне, где гады кишат?
— Больших я не боюсь.
Они сели на скамейку в парке Свободы. Беглый достал сигареты.
— Еще одна ночь миновала.
— Бог милует. — И Димок уточнил: — Пока…
— Что ты предлагаешь?
Челнок курил, глядя в землю. Затем сказал со вздохом:
— Тут нам не жить, дя Силе. Надо двигать в другую сторону. — Куда?
— Где рыба водится, к морю. В Констанце народу что сельдей в бочке: и нашего, и иностранного, — легче уйти, легче затеряться…
Беглый переломил сигарету в пальцах.
— Чертова на тебе кожа, Митря!
— Весь я чертов, до сих пор не расчуял?
— За братцем Тити гоняешь! — Я?!
— На мокрое дело тебя тянет, Димок, не будет тебе покоя, пока не выпустишь кишки младшему Зуграву! Ты сам говорил. Говорил или нет?
Вор сверкнул зубами.
— Другой коленкор!
— Возможно, но как бы тебе не сгореть!
— За кого ты меня имеешь? Дурья твоя башка! Что ж я, сам полезу в полосатую робу? За ним мусора гоняют, высунув язык, а тут я в придачу! — Он вздохнул: — Не боись, он свое получит, да только не время теперь. Уговор-то я помню. Веришь мне али нет?
Беглый улыбнулся тонко:
— Допустим.
— Правильно допускаешь. Как почую жажду крови, свернем кооператив. Лады?
— А вдруг забудешься…
— Ну! Стоит глянуть на твои лопаты. — Вор взял его руку. — Хорош инструмент! Как умно распределил все Всевышний: одних наделил умом, других — лопатами…
— Тебя-то Нижайший всем наделил! Знаешь, сегодня ночью я щупал твою черепушку — рожки искал.
— Чокнутый!
— Иногда я думаю, что ты — это он, тьфу, тьфу! — Силе несколько раз оглядел Челнока с головы до пят, — Ну-ка, Митря, перекрестись!
— Тьфу!
— Давай, давай! Хочу убедиться.
— Ты гляди, а еще ученый человек, профессор! На мыло его! Беглый рассмеялся и покачал головой:
— Пугаешь ты меня, Митря, не знаю, что и думать. В жизни не видал таких глаз, как твои!
Вор вскочил на ноги:
— Опять лезешь?
— Да нет, пошутил. Ты божий человек, Митрий Челнок, он же Димок, божий человек. Пошли в буфет.
Пиво было теплым, рогалики — каменными, стол шатался.
— Будто сговорились! — вздохнул вор. — В случае чего смывайся направо. На вершине холма есть дырка в заборе. Встречаемся на Белу…
— Нет! Ни за что!
— Чего так?
— Где хочешь, но не среди могил. Хватит с меня! Димок рассмеялся:
— Ты прямо как баба! Давай в «Бочке пива», идет?
— Ладно…
— А теперь включи сельсовет: как нам выйти из города?
— Тяжело, Митря! Слышал, что сказал Грэдинару?
— Все равно, мы их обдурим!
— Что касается меня, я в гроб больше не полезу, предупреждаю заранее! Ты-то любишь мертвецов…
Вор осклабился.
— Люблю, дядя! По присказке: чем мертвее, тем милее. Лет двенадцать назад прилип было к кладбищу — засекал тех, кто побогаче, и ночью раздевал их донага.
— Могилы грабил?
— А чем плохо? Эти не сердятся, не берутся за нож. Однажды приметил я, что аккордеониста, которого молнией убило, схоронили с любимым инструментом. Откинул я землю, снял крышку, и тут — что ты думаешь — покойник встал во весь рост…
— Ври больше!
— Вот те крест! Он помер не совсем, земля ток отсосала, а тут я подвернулся.
— А ты не помер со страху?
— Что я, Силе Беглый, у которого кишка тонка? Профессор перекрестился:
— Значит, ты спас человека?
— Не совсем. То на то и вышло. Дуралей побежал к родичам. А те как раз за помин его души пили, увидали привидение — и в топоры…
Силе отодвинул кружку, пить расхотелось.
— Да, ты немало повидал, Митря!
— Ого-го! На десять книжек хватит. Ты чего не хаваешь, давай тарелку сюда!
Он жевал с открытым ртом, обсасывая зубы. Беглый отвернулся.
— Ты прав. Тут нам не светит, с ходу попадемся.
— Факт.
— Но и вырваться из города невозможно. Милиция оцепила все выходы, вполне вероятно, привлекли и армию.
— Так что же делать?
— Ума не приложу.
Димок опорожнил кружку и, рыгая, откинулся на спинку стула.
— Вся надежда на беднягу Челнока! Завтра же будешь за чертой города, на просторе. Согласен?
— Каким образом?
— Дай гвоздик, не жмись.
Он курил, положив ногу на ногу, не обращая никакого внимания на собеседника. Беглый сидел как на иголках:
— Говори!
— Ты у меня станешь киноактером, петух!
— Батюшки!
— В десять утра набирают народ для массовок. Нас возьмут, патреты подходящие.
— Особенно твой…
— Какой ни есть, а снимался трижды, один раз даже слова говорил.
— Черт его знает что такое! — Силе смотрел на вора и улыбался. — Ври, да знай меру, Митрий! Сниматься в кино — нелегкое ремесло, надо смеяться и плакать по команде.
— А я что, не могу? Спорим, заплачу по счету «гри»? Внимание, голубь! Раз, два…
Беглый даже рот разинул: глаза вора увлажнились, по щекам покатились крупные слезы. Димок вытер их кулаком и хлопнул Силе по плечу:
— Учись, дура! Силе был поражен.
— Все ясно, ты — сам дьявол! А яу-ка перекрестись!
— Ты опять?!
— Господи, в жизни не видал такого! Димок улыбнулся:
— Да это еще не все.
— Значит, ты плачешь по желанию?
— Конечно!
— Как же тебе удается?
— Другой вопрос, только ты в этих делах не петришь: слезу надо в крови носить, от матери унаследовать. — Он затянулся еще раз и бросил окурок: — Нас обязательно возьмут! Оденут, нацепят бороды и увезут в поле. А доберемся до травки — прощевайте! Так что расплатись, да поехали.
— По-моему, лучше взять такси, — сказал Беглый, пряча сдачу в карман.
— Конечно, как подобает артистам.
Они поймали такси. Однако у церкви Святой Пятницы вор передумал:
— Стоп! Если они увидят, на чем мы приехали, сразу возьмут в голову. Публика там — одна голытьба.
Они вошли во двор, полный народа: старики, девицы, сбежавшие с уроков школьники. Киношники оглядывали собравшихся, как заправские лошадники. Под их взглядами стариканы петушились, а девицы охорашивались и старательно чирикали…
Димок входил и выходил в разные двери, как у себя дома. Минут через десять он шепнул Беглому:
— У кого из нас поросячье везенье? Отчаливаем в обед: им позарез нужны три попа, съемочная группа ждет в поле…
Он затащил Беглого в помещение. Длинноволосый мужчина кивнул им, и беглецы в два счета обрели рясы, камилавки и длинные белые бороды.
Вора распирало от счастья. Он благословлял направо и налево, напевая тоненько и гнусаво, как церковники.
Тем временем длинноволосый произвел в попы и веснушчатого парнишку и затолкал всех троих на заднее сиденье «волги». Силе недоуменно спросил:
— Там были старики, им бороды больше подошли бы, почему же взяли нас?
Димок извлек из-под рясы пачку сигарет.
— Там приходится бегать, паря. Куды стариканам! Таких после двух дублей хоть в реанимацию. — Он повернулся к мальцу: — Курите, батюшка?
Закурили все трое. Машина шла на предельной скорости. На выходе из города шофер остановился, матерясь:
— Опять проверка!
Беглецы вздрогнули. Длинноволосый высунул голову в окошко.
— Киносъемки!
Милиционер выпучил глаза на духовенство, загромоздившее заднее сиденье:
— Ваши документы!
Побледневший Беглый полез было в карман за паспортом, добытым Бурдой. Вор остановил его и сказал сердито:
— Неужели вы не знаете Папаяни, любезный? Голос артиста он скопировал безупречно.
— Будьте здоровы, дорогой Бикэ! А эти господа?
Вор назвал фамилии двух известных артистов, выпалил необыкновенно соленый анекдот и протянул милиционеру руку:
— Дай вам бог здоровья, хотя за это трудно поручиться…
Все засмеялись, и машина взяла с места. Длинноволосый повернулся к Димку:
— Вы подражаете ему бесподобно! Скажите еще что-нибудь!
