Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
Парень балансировал на высоте седьмого этажа, на двадцатипятисантиметровом карнизе, словно акробат на канате, не зная, что делать дальше. Двигаться к пожарной лестнице было уже бессмысленно. Агент службы безопасности не станет с ним церемониться, а просто-напросто выстрелит. И не промахнется — он же отличный стрелок. К тому же в комнате темно. В отблесках вокзальных огней он представляет собой прекрасную мишень. Почему, почему он не попытался бежать раньше, во время прогулки по городу, когда шансов на успех было больше?! Почему он решился только в последнюю минуту?
— Слышишь, не уйдешь! — Глухой голос следователя доносился как будто из бездны.
Он прижался к стене и замер. Чего он ждал? Почему не двигался дальше, к пожарной лестнице? Ведь это означало бы, что агент выстрелит, наверняка выстрелит в ноги, чтобы только ранить его… Впрочем, сколько можно простоять на карнизе шириной в двадцать пять сантиметров? Пока он держался за стену, но надолго ли это? Под ним колодец в семь этажей, а на дне каменные плиты внутреннего двора. Попыткой к бегству он дает им серьезную улику. Этого они, видимо, и добивались. Что же теперь делать?.. Вернуться в номер? С таким доказательством своей вины? Теперь он у них в руках, и они попытаются вытянуть из него все, что ему известно об организации. Допрос в Центре, конечно же, будет совершенно не похож на вчерашний. Итак, выход один: броситься в пустоту с высоты седьмого этажа.
Но парень не находил в себе мужества сделать это.
К счастью, шеф забронировал номер не на первом этаже. Если бы комната находилась на первом этаже, то за те несколько минут, пока я пытался открыть заклинившую дверь туалета, парня бы и след простыл! Выскочил бы на улицу — и поминай как звали!.. К счастью, я успел пригвоздить его к карнизу в трех метрах от себя. Может, парень, все хорошенько взвесив, вернется обратно? Впрочем, это необычайно трудно — вернуть его в номер. Он может оступиться или нарочно прыгнет вниз… Четвертый по делу «Туалетная бумага» проглотил цианистый калий. А парень из кафе «Спорт» — теперь уже преступник — может прыгнуть навстречу смерти. Надо что-то делать… Любой ценой нужно избежать катастрофы. Подозреваемый перестал быть просто подозреваемым, теперь я твердо знаю, что он преступник. План дал ожидаемые результаты, гениальный план сработал и дал доказательства, которых нам так недоставало, которые другим методом мы вряд ли получили бы. Но спокойно! Вот-вот появится Менеджер. Дверь заперта, но он поймет, что в номере что-то происходит, и либо откроет дверь другим ключом, либо взломает ее, либо выстрелом из пистолета выбьет замок. Моя же задача — не спуская с парня глаз, придумать, как вернуть его в комнату.
Парня сковал леденящий страх. Если он опять попадет к ним в руки, на него обрушатся такие испытания, которых он не выдержит. Нет, нельзя допустить, чтобы они торжествовали. Он не может вернуться к ним, после того как сам себя заклеймил. Внизу под ним — бездна. Достаточно оступиться, и уже через секунду его мукам наступит конец. Двадцать пять сантиметров — это ничто… Но парень не находил в себе сил сделать один-единственный шаг навстречу смерти.
Вдоль вокзального перрона начал маневрировать тепловоз. Один тепловоз или с составом? В предрассветной мгле понять было трудно. Он видел только фары тепловоза — два блестящих маленьких круга, — и ему вдруг вспомнилась ее грудь, ее тело. «Давай. На почтамте?» — «Ага». — «Договорились! В семь часов на почтамте, у окошка „Международная заказная корреспонденция“». Парень закрывает рукой глаза, чтобы не видеть фар тепловоза, чтобы исчезло это видение. У него нет никакой надежды… Пусть быстрее произойдет то, что должно произойти… Он выведет из себя следователя, тот не выдержит и выстрелит. А он, получив пулю в грудь или в живот, полетит в пропасть. Падение будет простым и неизбежным… Пусть все кончится здесь, во внутреннем дворе «Большой национальной»…
— Иди назад к окну! Нечего изображать из себя акробата. Теперь я знаю, какой ты «лояльный гражданин»… Возвращайся к окну, слышишь?
Я говорю ему это и смотрю прямо в глаза.
Вдруг пронзительно зазвонил будильник. Кто-то, видимо, оставил окно открытым. Или постоялец, которому рано вставать, или служитель, заступающий на дежурство.
— Не смотри на меня так, это будильник. Возвращайся, пока все еще спят и никто нас не видит. Не вынуждай меня применять оружие. Ты же понимаешь, если я выстрелю, ты не удержишься на карнизе. Под тобою пропасть… Если упадешь — все. Возвращайся потихоньку обратно!
А парень будто не слышит. Уставился невидящими глазами, словно сквозь меня, словно разглядывает что-то далеко на горизонте. А ведь никакого горизонта за мной нет. Там стена, а в стене дверь под номером 717. Скоро в нее постучит Менеджер, мы вдвоем заблокируем его на карнизе, и тогда всему наступит конец… Вот он, у меня перед глазами. Я лежу на подоконнике с пистолетом в руке, немного высовываюсь и говорю:
— Тигр.
Это слово внезапно пришло мне в голову, и я невольно его произнес вслух.
— Тигр, — повторил я, а парень продолжал смотреть на меня пустыми глазами. — Тигр — так называется та загадочная река, — объяснил я. — Пункт четвертый по вертикали. «Река, которая не только топит, но и пожирает».
В то самое мгновение, когда я напомнил ему о четвертом пункте по вертикали, в тот самый момент, когда я произнес и повторил слово «Тигр», во мне что-то произошло… Это коротенькое слово «Тигр» вырвалось у меня само собой. Я еще не знал, какие последствия оно за собой повлечет. Это слово, оказывается, имело самое непосредственное отношение к плану, к спектаклю, где я играл не последнюю роль. Вот сейчас я дернул за конец нитки, и клубок стал разматываться… Как фокусник, когда он за кончик вытаскивает длинную ленту связанных между собой разноцветных платочков. Как только я сказал «Тигр», события вдруг предстали передо мной в ином свете — все то, что мы пережили с парнем с семи часов вчерашнего утра… Я не могу его предать… Нет, не могу. Если бы он не забрался на этот проклятый карниз, если бы не совершил в последний миг прыжок-признание, если бы я не понял, что он виновен, если бы все продолжалось, как и раньше, если бы не образовался этот проклятый сквозняк и дверь туалета не заклинило, тогда, может, со мной ничего и не произошло бы. Но теперь я знаю: он виновен и это я обеспечил для нас ту информацию, которой мы раньше не располагали. Много часов подряд я играл в этом спектакле, и теперь он закончился триумфальным успехом. Предать парня сейчас, когда он сознался, я не могу. Ведь это я подтолкнул его к признанию… Я притворялся, будто очень чувствителен, будто отношусь к нему по-дружески, будто я человек и у меня есть душа… Я надел маску человека, играл роль человека. Теперь мне ясно: я не просто играл роль, во мне действительно сохранилось еще что-то человеческое. Я не могу предать его, не могу… Вот он стоит недалеко от меня, а я вижу, как мы вдвоем гуляем по городу. План сработал с точностью хронометра, я приложил все усилия, чтобы обеспечить успех этого совершенного плана, но больше я не в силах играть… Еще один будильник трезвонит в «Большой национальной», два или три окна засветились на шестом и четвертом этажах. Менеджер постучит в дверь с минуты на минуту… В стремительном вихре проносятся передо мной эпизоды из нашей прогулки по городу: парикмахерская «Искренность», уличное происшествие, кафе «Прогресс», девушки-подруги, поездка на пляж, камни, что мы бросали в море, игра в футбол с мальчиками, луна-парк, дом ужасов и все, что приключилось в нем, возвращение в «Большую национальную», оливковое масло, вата, булавка… Я вытаскиваю одну за другой колючки из его пятки… Кроссворд, пункт четвертый по вертикали. «Тигр» — так называется «река, которая не только топит, но и пожирает», нет, я не могу его предать…
— Беги! — говорю я, смотря ему прямо в глаза.
Он не отвечает и не двигается с места.
— Беги! — повторяю я, угрожая ему пистолетом.
Он продолжает смотреть на меня пустыми глазами.
— Беги! — говорю я в третий раз.
Парень стоит все так же неподвижно, а Менеджер вот-вот появится.
— Ну беги же! — прошу я.
План сработал безукоризненно, а потом, словно скорпион, ужалил меня самого.
— Да беги же ты!
Я целюсь в него, сипло свистит тепловоз на вокзале, моросит мелкий дождь… Я смотрю на парня, и он словно растворяется в пелене дождя, нет, не растворяется, вон он, на карнизе.
— Беги! Беги, не то буду стрелять! — Я приказываю и умоляю одновременно.
Ждать больше нельзя. Менеджер уже стучит в дверь, стучит изо всей силы, но я не собираюсь открывать.
— Беги!
Парень не слушается и продолжает неподвижно стоять под дождем, а я не могу его предать… Менеджер уже стучит кулаками, старается выбить дверь, но она пока что выдерживает.
