С. Птаха. - Городская магия
— Вроде бы выздоровел???? — праведному возмущению Прокопени не было предела — я же врач, а не Кашпировский из телевизора — у вас — в провинциальной реанимации, где из лекарств есть только аспирин, а из техники кардиограф образца 1913 года, выздоровел человек, нуждающийся в ургентной пересадке почки, с эпилептическим комплексом, множественными посттравматическими повреждениями органов брюшной полости, атрофией ряда нервов, и ещё массой патологий, которого полгода попросту не пытались даже лечить, я имею виду с терапевтической точки зрения, — выздоровел? Я поражен, как он за эти полгода у вас не умер! А вы говорите выздоровел!
— Ну… я не знаю… Я не видела той его истории болезни что в реанимации завели. Для меня это тоже было очень странно…
— Странно. Подходящее слово! Ваш Головатин должно быть действительно Вервольф, — он хоть на луну по ночам не выл в полнолуние?
— Нет, не выл. Только по палате летал, именно в полнолуние. Два санитара даже уволились от нас, когда это увидели, — опять вздохнула Ига и пожаловалась — Вы, там в столицах, не представляете, как сейчас сложно нормальный младший персонал подобрать! Зарплата — копейки, а работа что и говорить, тяжелая. Простите, конечно, но мне надо торопиться — у меня в 11 коллегия в Облздраве… Вы послушайте на досуге бред его и подскажите нам — ну как с этим кошмаром бороться?
— Конечно — конечно, я ведь именно за тем, что бы вам помочь и пришел, Прокопеня ещё раз вдохновенно соврал, поцеловал стерильную главврачебную руку и поспешно откланялся, прихватив коробку с кассетами.
* * *Ал ждал его в машине, попивая кофе из крошечного никелированного термоса, аккуратно накрыв одно колено серым шелковым носовым платком, а Сергеич остался в гостинице, что бы заниматься какими-то неотложными деловыми вопросам. «Аристократ» — ухмыльнулся про себя Прокопеня. Полное имя Ала было Алесандро Гонсалес де ла Кремон Алонсео Альезо-и-Герейра. И он не ленился писать его полностью на официальных документах. Должность впечатлял не меньше специальный аккредитованный медицинский эксперт независимого гуманитарного института при медицинском департаменте ООН и ЮНИСЕФ. Хотя, в чем заключалась миссия гуманитарного института и от кого именно он был независим, оставалось тайной, во всяком случае, для Игоря Николаевича.
Прокопеня похвалился своей добычей, и по-военному жестко резюмировал полученную информацию:
— Да действительно, гражданин Головатин подвергался незаконным систематическим медицинским воздействиям, терапевтически не оправданным, и более того, сопряженным с риском для его жизни и физического здоровья.
Ал не был удивлен и просто кивнул головой. Сочтя такую реакцию благосклонной, Игорь Николаевич рискнул поговорить с потомком древнего рода как врач с врачом.
— Ал, а ты давно с Сергеичем знаком?
— Уже около полугода, его адвокаты приглашали разных экспертов, но я из всей группы дольше других задержался, — ответил Ал.
— А вот тебе, как врачу, это не кажется это странным, — он откашлялся, Сергеич, то есть человек, которого мы знаем как Сергея Головатина, конечно не Шварцанегер, и до здорового румянца ему далеко, но ведь он, в общем-то, и не инвалид. То есть самостоятельно передвигается, разговаривает, вполне адекватен… — Прокопеня коротко перечислил прочитанные в истории болезни хвори пациента Головатина, — человек с такими диагнозами, если бы и был жив, то не курил бы сигарету за сигаретой, а лежал под капельницей и тихим шепотом просил водички у дежурной медсестры в перерывах между конвульсиями и эпилептическими припадками…
— Я не наблюдал ни эпилептических припадков, ни кровотечений, ни каких-то других патологических реакций, кроме, того, что принято называть трансом — то есть он как бы время от времени отключается от реальности… — Ал сохранял обычное спокойствие.
— Я к тому веду, — решил взять быка за рога военврач Прокопеня и поделился с Алом своими худшими предположениями, — что мы не можем с уверенностью говорить о том, что пациент, бред которого записан на эти кассеты, уголовник Головатин, и человек, которого мы знаем как Сергеича одно и то же лицо! Я, случайно (!) из его истории болезни вытащил один из последних анализов крови. Для первичной идентификации — вполне достаточно.
— Разве он принц крови, что бы его подменили, — улыбнулся Ал, — Потом, коллега Инга не является компетентным врачом, её диагнозы у меня вызывают сомнения. Да и кому это было нужно?
— Ну, хотя бы тому же Кастаньеде, мне показалось, что он довольно злопамятный, хитрый и мстительный тип — что бы разобраться со своим счастливым соперником Звягиным чужими руками. Или Монакову — что бы стать депутатом на чужих деньгах и славе…
— Вряд ли… Монаков знаком с Сергеичем давно и должен ему очень крупную сумму — проиграл в карты, потому и вынужден был стать его адвокатом, а потом баллотироваться в депутаты. Сам он этого не хотел. Но времени до выборов было мало, и более подходящей фигуры подобрать не успевали. Его сходство со Звягиным серьезный минус в рамках избирательной компании, я даже помогал им изменить имидж Константина так, что бы они контрастировали, не смотря на внешнее сходство…
Ал продолжал посвящать Прокопеню в нюансы взаимоотношений этой своеобразной команды:
— Что касается Кастаньеды — Сергеич ему не доверят, и общается с ним преимущественно через Монакова, вряд ли их сотрудничество носит такой уж добровольный характер, хотя я никогда не вдавался в тонкости их взаимоотношений.
— А может просто какой-то паренек решил использовать сомнительную уголовную славу и выдает себя за покойного Головатина?
— Слава дым… — грустно процитировал Ал, — какая слава — он лично не может участвовать ни в какой официальной деятельности, так как признан не вменяемым… жаль — у него такая потрясающая харизма!
Но, прочитав анализ, указывающий на довольно мрачную клиническую картину, Ал стал менее скептически воспринимать предположения Прокопени.
— Я располагаю медицинской картой Головатина из реанимации, куда его доставили в коматозном состоянии из психиатрической лечебницы, — мы по приезде сможем сравнить, — вполне миролюбиво и конструктивно предложил он.
* * *Джип прибыл на площадку перед гостиницей «Зорька» как раз вовремя. Бойцы отдела физической поддержки уже выбили двери в офис «Народной целительницы бабушки Дарьи», а заодно и несколько окон самой гостиницы, и выводили оттуда перепуганных любителей нетрадиционной медицины, ожидавших в коридоре начала приема. Затем в помещение устремились многочисленные представители контролирующих органов вооруженные одинаково суровыми лицами, папками и портфелями. Через пару минут, в проеме, где ещё не давно были двери с основательной табличкой, появился мертвенно бледный Кастаньеда, ослабил галстук, закурил и призывно помахал рукой Алу и Прокопени.
— Зайдите, полюбуйтесь, — он безнадежно махнул рукой по направлению коридора, в котором теперь суетились чиновники и милиционеры…
У самой двери кабинета целительницы их встретил средних лет крепкий мужик в бронежилете, одной рукой открыл перед ними дверь, а другой перекрестился со словами:
— Богородица-Матерь Божия, спаси, сохрани и помилуй, нас, грешных, — и добавил, — а ведь Нилка моя законная супруга, ходила к бабке этой, что-то там лечила, и меня говорит, от пьянства заговаривала, все повторяет каждый день будешь пить — бабушка Дарья тебя по миру пустит и по ветру развеет…
— Видишь, уже развеяла одного такого, — мрачно вздохнул Кастаньеда, и переступил порог, жестом приглашая «экспертов» проследовать за ним.
Зрелище действительно было удручающим. Посреди вполне ординарного кабинета, какой есть у каждого главного бухгалтера мало-мальски уважающей себя конторы, прямо на ламинировном полу, лежало тело. Состояние тела было странным — оно словно сначала пыталось растаять, а потом передумало и выглядело теперь не то расплавленным, не то обуглившимся. Помимо тела обстановку кабинета украшал большей хрустальный шар, стоявший на столе, непременный потрепанный экземпляр «Городской магии» со множеством закладок, а в полках канцелярских шкафов сиротливо примостились традиционные колдовские атрибуты — пучки каких-то заплесневелых кореньев, засушенные летучие мыши и жабки…
— Вы на вот это полюбуйтесь — тело уже никуда не убежит, а криминалист через пару минут приедет… — нетерпеливо воскликнул Сан Саныч и высыпал на стол содержимое большей картонной коробки, до этого стоявшей в углу.
— Да уж… — только и смог сказать Прокопеня разглядывая проколотые иглами восковые и тряпичные фигурки, пучки ниток, куски какой-то шерсти и косточки непонятного происхождения, свечные огарки с привязанными к ним волосом записками, надорванные и выпачканные фотографии и визитные карточки. Игорь Николаевич понял, что давешня косточка в пучке ниток происходила именно отсюда.
