Эллери Куин - Чудо десяти дней. Две возможности.
И почему Говард так мало рассказывал об истории своей семьи?
— Мы оказались в опасной близости к беднейшим горожанам. Уолф стал работать в бакалейном магазине Эймоса Блуфилда. А я не смог устроиться ни к Эймосу, ни куда-либо в закрытое помещение. И нанялся рабочим на железную дорогу.
Салли очень аккуратно налила им кофе из серебряного кофейника. Разумеется, ее беспокоила не автобиография мужа: она гордилась Дидрихом, и в этом нельзя было ошибиться. Нет, Салли тревожил Говард, сидевший за продолговатым столом наискосок от нее. Она ощущала его полунасмешливое молчание, когда он играл с вилкой для десерта и делал вид, будто внимательно слушает отца.
— Все шло своим чередом, шаг за шагом. Уолферт был честолюбив — по вечерам он учился на курсах для бухгалтеров, администраторов в сфере бизнеса и финансистов. Я тоже был честолюбив, но по-своему, иначе. Общался с массой людей, узнавал из книг разные сведения и жадно читал при малейшей возможности. Я до сих пор так читаю. Но вот что любопытно, мистер Квин. Если не считать технической литературы, то, кроме отцовской Библии, Шекспира и нескольких исследований по психологии, я не находил в книгах ни единого слова, которое мог бы прямо применить к своей жизни. А зачем, спрашивается, изучать что-либо, если это не помогает тебе жить?
— Вопрос известный и часто обсуждавшийся, — улыбнулся Эллери. — По-видимому, мистер Ван Хорн, вы согласны с Голдсмитом, полагавшим, будто книги почти ничему не способны нас научить. И с Дизраэли, называвшим книги проклятием рода человеческого, а изобретение книгопечатания — величайшим несчастьем, постигшим людей за все века.
— На самом деле Дидс не верит тому, что говорит, — заметила Салли.
— Нет, я верю, дорогая, — запротестовал ее супруг.
— Вздор! Я бы не сидела здесь, за этим столом, если бы не книги.
— Вот как, — пробормотал Говард.
— Говард, разве ты еще с нами? — удивилась Салли. — В таком случае позволь мне налить тебе кофе.
Эллери хотелось, чтобы они перестали спорить.
— В двадцать четыре года я основал компанию по строительству железных дорог. В двадцать восемь владел частью собственности в Лоуэр-Мейн и выкупил у старика Ллойда — деда Фрэнка Ллойда — лесопильню. А Уолферт к тому времени переехал в Бостон и стал брокером. Началась Первая мировая война, и семнадцать месяцев я провел во Франции. Как теперь вспоминаю, главным образом месил грязь и кормил вшей. А Уолферт не воевал.
— Он бы и не стал воевать, — заявил Говард с горечью человека, тоже не участвовавшего в войне.
— Твоего дядю забраковали из-за больных легких, сынок.
— Судя по моим наблюдениям, с тех пор он на них не жаловался.
— Как бы то ни было, мистер Квин, брат вернулся из Бостона и занялся моими делами, пока я кочевал по окопам за океаном.
— Для него это настоящий подвиг, — язвительно прокомментировал Говард.
— Говард, — упрекнул его отец.
— Извини. Но ты возвратился и обнаружил, что он сотворил несколько чудес, протолкнув контракты для армии.
— Этого было вполне достаточно, сынок, — добродушно пояснил ему Дидрих, однако Говард поджал губы и больше не проронил ни слова. — Но Уолф неплохо справлялся с делами, мистер Квин, и после мы с ним объединились. Мы и разорились вместе в пору кризиса 1929 года, и нам опять пришлось начинать с нуля. Отстраивать все заново. Теперь у нас дела пошли в гору и мы оба здесь, наверху.
Эллери решил, что слова «пошли в гору» и «здесь» — это риторические обороты, относящиеся и к орлиному гнезду на Норд-Хилл-Драйв, и, как он заподозрил, к диктаторской власти Ван Хорна над плутократией Райтсвилла. И пока великан продолжал свой рассказ, подозрения Эллери все усиливались. Очевидно, Ван Хорны владели лесопильнями, машиностроительными заводами, джутовой мельницей, целлюлозно-бумажной фабрикой в Слоукеме и дюжиной других предприятий, разбросанных по округу. А кроме того, контрольным пакетом акций Райтсвиллского энергетического комплекса и Райтсвиллского национального банка. Этот последний был приобретен после смерти Джона Ф. Вдобавок Дидрих недавно купил «Архив» Фрэнка Ллойда, модернизировал и либерализировал дух газеты, и она заняла ведущие позиции в политической жизни штата. Похоже, что состояние Ван Хорнов увеличилось и достигло наивысшей точки перед Второй мировой войной, во время ее и в первые послевоенные годы.
Это были ни к чему не обязывающие, безобидные фактические данные. Эллери немного расслабился, когда в столовой внезапно появился Уолферт Ван Хорн.
* * *Уолферт был одномерной проекцией своего брата. Он не уступал Дидриху ростом, а черты его лица казались столь же уродливыми и не в меру крупными, но никто не назвал бы его плотным и объемистым. Уолферта можно было изобразить тонко очерченной продолговатой линией, где все тянулось вверх, но не вширь. Человек без пылкой энергии, без крови и без величия. Если его брат был похож на скульптурное изображение, то Уолферт — на плоскую карикатуру, нарисованную пером.
Он не вошел в столовую, а как будто влетел в нее голодной птицей, почуявшей запах падали. И окинул Эллери холодным, неприязненным взглядом.
В то время как от Дидриха исходило ощущение располагающей к себе дружеской силы, в его брате чувствовались лишь настороженность и стремление защититься. Но даже в них улавливалось нечто злобное и скаредное. На мгновение Эллери представилось, будто перед ним мелькнула адская бездна. Затем вытянутое лицо Уолферта искривилось в фальшивой улыбке, его лисьи губы задергались, обнажив лошадиные зубы. Он подал Эллери свою костлявую руку.
— Итак, это знаменитый друг нашего Говарда, — проговорил Уолферт, и в его голосе послышалась тонкая, ядовитая насмешка. Интонация, с которой он произнес слова «нашего Говарда», уничтожала всякую надежду на его rapprochement[6] с племянником, определение «знаменитый» прозвучало как издевательство, а «друг» как непристойность.
Да, он несчастен и закомплексован, подумал Эллери, но вместе с тем и опасен. Уолферт презирал сына Дидриха, жену Дидриха и давал понять, что презирает и самого Дидриха. Однако презрение к ним он выражал по-разному и за оттенками его отношения было интересно наблюдать. На Говарда он не обращал внимания, с Салли держался покровительственно, а Дидриху старался уступать. Скорее всего, он ни во что не ставил племянника, ревновал сноху и ненавидел брата.
К тому же он был невоспитан. Уолферт не извинился перед Салли за опоздание к обеду, набросился на еду, точно зверь, бесцеремонно орудуя локтями по столу, и обращался только к Дидриху, будто они находились в столовой одни.
— Что же, теперь ты в это ввязался, Дидрих. И, как я полагаю, затем попросишь меня вывести тебя из игры.
— О чем ты, Уолферт?
— Да об этом деле с музеем искусств.
— Тебе позвонила миссис Маккензи? — В глазах Дидриха сверкнули искорки.
— Сразу после твоего ухода.
— Они приняли мое предложение!
Его брат пробурчал нечто невнятное.
— Музей искусств? — переспросил Эллери. — Когда же это в Райтсвилле построили музей искусств, мистер Ван Хорн?
— Его еще не построили. — Дидрих просто сиял от удовольствия.
Костлявые кисти рук Уолферта то и дело взлетали над столом.
— Это будет потрясающий музей, — неожиданно заметил Говард. — Они уже несколько месяцев обсуждают и планируют. Группа старых торгашей и любителей прекрасного — миссис Мартин, миссис Маккензи и особенно…
— Лучше не продолжай, — улыбнулся Эллери. — И особенно Эмелин Дюпре.
— Ну надо же. Ты знаком с воздушной феей — культурологом нашего сказочного городка, Эллери?
— Да, Говард, я имел честь с ней общаться, и не раз.
— Тогда ты понял мои намеки. Они создали Комитет — с большой буквы и выработали Резолюцию — тоже с большой буквы, подписанную «столпами» Райтсвилла. Сейчас все готово к тому, чтобы наш город стал Столицей культуры графства, — столицей опять-таки с большой буквы. Они позабыли лишь об одном — для музея искусств нужна зелень, и в большом количестве.
— У них были очень трудные времена, когда они пытались отыскать средства. — Салли встревоженно посмотрела на мужа.
Дидрих по-прежнему сияюще улыбался, а Уолферт поглощал одно блюдо за другим.
— Но, отец, — Говард, кажется, был не на шутку озадачен, — какого черта ты согласился участвовать в этом деле?
— По-моему, ты уже внес свой вклад, Дидс, — сказала Салли.
Дидрих только хмыкнул в ответ.
— Ну, ну, не отпирайся, дорогой. Ты снова совершил какой-то героический поступок!
— Я скажу вам, что он сделал, — произнес Уолферт, продолжая жевать. — Он гарантировал им покрытие дефицита.
Говард поглядел на отца.
— Но почему, им же понадобятся сотни тысяч долларов.
